Очень хочется жить - Александр Андреев

Ефрейтор Чертыханов отбежал от повозки и выстрелил сразу из двух ракетниц. Ракеты с треском взвились над рощей и как бы скомандовали срывающимся голосом Бурмистрова:

— Огонь!!

Рявкнули орудия. Березы, вздрогнув, зашелестели, роняя листья. Бойцы рванулись и побежали, стреляя на ходу. Уступчатые цепи охватывали село дугой. Ездовой полковника Казаринова подвел лошадей к самому краю рощи. Я остановил его:

— Дальше ни шагу!

Полковник, побледневший, возбужденный, кивнул мне, соглашаясь.

Орудия Бурмистрова палили, не переставая. Первые двести метров цепи пробежали, почти не встречая огня, — сказалась внезапность атаки. Потом на рыжем льняном поле, на картофельных грядках начали вставать черные косматые разрывы. Треск автоматных и пулеметных очередей сливался в ливневый гул. Бойцы, пробежав немного, тыкались в невыбранный лен, пережидали немного и опять бежали, пригибаясь.

— Чертыханов, скажи Бурмистрову, чтобы пушки двигались вместе с наступающими! — Крикнул я, наблюдая за ходом боя. Но артиллеристы и сами догадались, катили орудия очередями: одно стреляло, другое передвигалось.

Цепи уже миновали участок льна, достигли картофельного поля и тут залегли. Сплошной кинжальный огонь хлестал прямо в лицо, валил наотмашь. Прижал к земле, не давая встать. У меня зашлось сердце: неужели атака захлебнулась?! Ждать нельзя ни минуты…

Я выбежал из рощи. Лен с тугими головками захлестывал ноги. Я упал, поднялся и устремился дальше. Трижды возле самого уха тонко, гибельно пропели пули. Кинули меня на землю. Я пополз.

— Почему залегли? — крикнул я.

Фургонов повернул ко мне обмотанную марлей голову.

— Подняться, гад, не дает, режет, как бритвой.

— С погреба пулемет садит, как по нотам. У Бурмистрова то недолет, то перелет.

Я оглянулся. Наткнулся на маленькие, почерневшие от злости глаза Чертыханова, а за ними светились изумленно-отчаянные глаза Васи Ежика.

— Ты зачем здесь? — крикнул я Васе. — Сейчас же вернись! Живо! Чтоб духу твоего здесь не было!

Мальчик как будто не слышал моих слов. Приподняв мордочку с кругленькими смешными дырочками ноздрей, он смотрел мимо меня, на село. Потом отполз — послушался. Но тут же я услышал удивленный возглас Чертыханова:

— Васька! Куда ты, чертенок?! Назад! Назад, говорю!

Вася уже торопливо полз впереди нас, все дальше, дальше, словно старался уползти как можно скорее и настолько, чтобы мы не могли его вернуть. У меня от волнения пересохло во рту. На какое-то время я выключился из боя, напряженно следя за парнишкой, за его серой кепочкой. Вот эта кепочка миновала лен и поплыла над картофельной бороздой. Вот на секунду задержалась возле кусточка, вот подлезла под жердь и нырнула в лопухи на огороде. Томительные минуты, казалось, вытягивали из меня душу. Над головами тугими струнами звенели пули… Серая кепочка появилась почти у самого погреба… Вася подбежал сбоку почти вплотную к крыше и швырнул гранату. Мутным клубком метнулся взрыв, скрыл и погребицу и самого Ежика. Пулемет смолк. Но стрельба из автоматов и минометов не утихала. Боль, возникшая оттого, что не уберег мальчишку, резанула острее ножа…

Бывают во время атаки моменты, которые решают исход боя — победный или трагический. Такой момент наступил сейчас. Я почувствовал его, этот момент накопления энергии, воли и каждом в каждом бойце, всем своим существом. Сразу отошли, исчезли все ощущения страха, опасности, близкой смерти, жалости К своей жизни — все ощущения, кроме одного, упорного — надо смять противника! Мурашки разбежались по спине, вызывая пронизывающую, ни с чем не сравнимую дрожь. Я встал.

— Прости, мама, иначе нельзя, — прошептал я отрешенно. — Помоги, если можешь…

Я неторопливо, напряженно пошел вперед, навстречу пулям, взрывам, крепко прижимая к правому боку пистолет. За мной двинулся Чертыханов. И тут же возле меня проревел диким бычьим ревом Фургонов:

— Пошел! За мной!! Ура-а! — и тяжело побежал, громадный, страшный в своем гневе, С пятнами запекшейся крови на белой марле. За ним рысили, крича, бойцы его отделения.

Я взглянул влево. Легкими, упругими скачками перемахивал через борозды капитан Волтузин. И уже по всему полю, обгоняя друг друга, подхлестывая себя протяжным звериным ноем: «Рр-ра-а-а!!! Урра-а!!» — стремились люди. Падали только раненые или убитые.

Неожиданно пронеслась мимо меня пара рыжих обезумевших коней с оскаленными мордами — их нахлестывал Хвостищев. Полковник Казаринов, видимо, почувствовал, как и я, наивысшую точку боя, когда нужно или вести людей вперед, или откатываться назад, и рванулся из рощи на поле. Кони махали крупным наметом, швыряли повозку по грядкам. Полковник стоял на коленях с пистолетом в поднятой руке и что-то кричал, широко раскрыв рот.

Воющий, теперь уже неудержимый вал достиг села, зацепился за крайние домишки. Приостановившись, я посмотрел назад. Из рощи и со стороны ольховника высыпали подошедшие роты четвертого батальона… По льняному полю трактор с усилием тащил пушку — второй трактор повредило взрывом…

Чертыханов, обогнав меня, с ходу перепрыгнул через жерди, пересек огород и сунулся прямо к погребице. Нагнулся, найдя Васю, поднял его на руки. «Убит», — подумал я и содрогнулся: смерть, болезнь, страдания ребятишек всегда меня потрясали.

— Убит? — спросил я, подбегая к Чертыханову. Прокофий молча покачал головой, улыбнулся.

— Дышит, паршивец…

Вася открыл глаза, круглые, светлые, с застывшим в них страхом, — так смотрят дети, очнувшись от глубокого сна, когда приснилось что-нибудь страшное. Узнав меня, он протянул ко мне, словно к отцу, руки, совсем как ребенок. Я взял его, худенького, легонького, и крепко прижался губами к его белесой жесткой голове. Вася вдруг встрепенулся, встал на ноги.

— Где мой пистолет? — Ежик испуганно сунул руку за пазуху, тронул карманы. — Нет пистолета!

— Да есть, вот он, — сказал Прокофий ласково. — На, воин… И кепочка твоя вот…

Вася засунул пистолет за пазуху, спросил, как бы вспомнив что-то:

— Почему меня так тряхануло? Об корягу ударился…

Прокофий ухмыльнулся: — После объясню…

— Если ты еще раз вот так, без приказа сделаешь что-нибудь… — проговорил я торопливо и строго.

— Сделаю, товарищ лейтенант! — бойко откликнулся Вася, вскинув курносую мордочку.

— Смотри у меня!.. — пригрозил я. — Чертыханов, следи за ним!

Я задержался у погреба, быть может, всего на минуту, а бой уже отдалился в глубину села, — оттуда, прибойно, то спадая, то нарастая, неслись протяжные крики, прошитые четкими и злыми строчками выстрелов, всплески взрывов.

На улице, рядом со вторым домом, стояла повозка полковника Казаринова; рыжая кобыла грохнулась на землю, подстреленная, судорожно билась в упряжке. Хвостищев, всхлипывая, озираясь в сторону выстрелов, злобно оскалясь, рубил постромки тупым топором. Казаринов, спрыгнув на землю, забыв про больную ногу, ковылял вокруг повозки, опираясь на рогатину, яростно нетерпеливый, раздосадованный: лошадь пала некстати.

— Хорошо, Дима! — крикнул полковник впервые называя меня по имени; удачная атака радостно вдохновила его. — Знаешь, а мы, кажется, действительно сможем пробиться! Первое время тревожило сомнение… — Чертыханов, подойдя, ножом обрезал постромки и отвел повозку от убитой лошади.

Посредине улицы и у домов лежали убитые красноармейцы и немецкие солдаты.

Вражеская часть, атакованная с трех сторон, — была разбита, село Лусось захвачено. Третий батальон старшего лейтенанта Сыромятникова, следовавший за первым батальоном, по приказанию Щукина повернул от Лусоси вправо и выбил немцев из деревни Воробьи, открыв дорогу на восток.

Я встретил Щукина возле церкви. Он шел своим неспешным твердым шагом, держа каску за ремешок, словно нес котелок. Поперек груди висел автомат. Щукин издали помахал мне рукой, — он впервые так широко улыбался.

— Живой? — Щукин крепко сжал мою руку. — Понимаешь, сбился немного, опоздал…

— Ну, ничего, пока все идет нормально. Потери большие?

— Потери есть, но небольшие. Ведь мы появились неожиданно все-таки.

Подбежал, распаленно дыша, возбужденный капитан Волтузин, его литые плечи вздрагивали, от большого лба с острыми пролысинами исходила испарина; подхватив меня под руку, он притопнул, поиграл ногами, воскликнул, просияв:

— Мой лейтенант, а мы, оказывается, кое на что еще годимся!

— А вы как думали?

Волтузин искренне засмеялся, чуть запрокинув голову.

— Я так и думал, лейтенант!

— Прикажите, чтобы роты вывели за село, возможен налет авиации.

Подкатил полковник Казаринов. Хвостищев, стоя в повозке, кричал и свистел кнутом над; лошадиными спинами. Вместо убитой припрягли другую лошадь, такую же рыжую, из поджарых. Хвостищев осадил коней на полном скаку.