Живи и помни (СИ) - "jane_lana_doe"

— Жених.

— О, Господи, Боже мой…

Он так и не понял, кто окрестил его таким статусом. Ведь никаким женихом он ей не был. Не был, потому что просто не успел. А, раз не успел, то разве мог так называться?

— Вить, — негромкий голос окликнул его, заставив обернуться. Это Ольга подошла к нему — притихшая, с опухшими глазами, державшая в руках охапку тёмно-красных роз. — Надо подойти.

Он вновь взглянул на могилу. Нет, он не сможет. У него сил никаких на это не хватит. Казалось бы: собери ты силы в кулак, подойди, брось несчастную горсть земли, да тут же уйди. Но это оказалось сильнее его. И потому он лишь покачал головой и устремил взгляд себе же под ноги. Ольга ничего не ответила — понятно было, что он уже всё решил. Он не сделает и шага в сторону могилы, как его не уговаривай. Девушка отчитала десяток роз и, взяв Пчёлкина за руку, буквально вложила цветы в его ладонь, стараясь сделать это как можно аккуратнее — чтобы шипы не впились в кожу. И буквально заставила его сжать стебли.

— Всё нормально, Оль, — прохрипел Виктор, на мгновение взглянув на девушку. Он хотел бы улыбнуться ей, дабы успокоить и уверить в правдивости своих слов, но сил не хватило. И Белова всё поняла — тихо она отошла в сторонку, украдкой вытерев глаза. А молодой человек, вновь оставшись один, невидящим взглядом взглянул на данные ему цветы. Почему розы? Она же никогда их не любила… а он совсем забыл заказать ромашки.

Рабочие перехватили лопаты и вонзили их в землю. Мгновение — и первые комья земли с глухим стуком упали на красное дерево. Алла Дмитриевна взвыла, и ему вдруг захотелось зажать уши, чтобы не слышать ни плача, ни этих глухих звуков. Последние оказались настоящей пыткой и вызывали желание застонать от боли. Виктор отвернулся от могилы и отрешённо взглянул на присутствовавших. Примерно половина тут же опустила головы, пряча глаза. Скользнув взглядом по толпе, молодой человек задержал рассеянное внимание на мужчине, что стоял в максимальном отдалении от собравшихся, скрытый тенью клена. Облачённый в чёрную водолазку и брюки, он сжимал в руках букет белых роз и по внешнему виду почти ничем не отличался от большинства присутствовавших. Длинный шрам через половину лица — вот, что привлекло Пчёлкина. На какой-то миг ему даже показалось, что он где-то уже видел этого человека. Но что могло связывать Лизавету с ним? Витя нахмурился, глядя на этого незнакомца, но тот лишь перехватил цветы другой рукой и вытащил из кармана пачку сигарет. Руки его дрогнули, и Пчёлкин понял — Лиза была дорога этому мужчине. Виктор отвернулся, упёрся спиной в толстый ствол дерева и закрыл глаза.

За что ему всё это? За что ей такой конец? Как ему жить теперь, зная, что её нет? Нигде нет, и никогда она больше не вернётся. Оттуда не возвращались… Никогда больше она не будет рядом, никогда он почувствует её прикосновений, не услышит её голоса. Ему оставалось просто жить. Жить дальше. Хотя бы как-то.

Живи, Витенька. Живи и помни, что ты наделал.

Он виноват во всём случившемся. Он сам убедил себя в этом. Сам принял на себя тяжкий грех. Правая рука сжалась в кулак, и шипы роз впились в ладонь. Но он не почувствовал боли. Это он, он породил ту цепочку, что привела к сегодняшнему итогу. Он ударил её. Сорвался, и вот она — его расплата. И ему жить со всем этим. Со всей этой правдой. Только ему одному.

Мимо прошёл тот самый мужчина со шрамом. Тряхнув головой, Виктор отогнал навязчивые мысли и проследил за ним взглядом. Не обращая внимания ровным счётом ни на кого, незнакомец стремительно подошёл к могиле и, присев, опустил розы на холм. За его спиной тут же зашептались, но, когда он встал и обернулся, все притихли: видимо, испугались изуродованного лица. Но ему было совершенно наплевать на реакцию людей: взглядом он нашёл Пчёлкина, и в этом взгляде последний сумел различить ненависть. Смешно даже подумать, сколько людей могли ненавидеть его, не зная, как в эти минуты он ненавидел самого себя. Гораздо больше, чем все они, вместе взятые.

Мужчина не стал задерживаться и стремительно покинул место последнего пристанища Лизаветы — Пчёлкин только и успел, что глазом моргнуть. Молодой человек окинул взглядом присутствовавших — некоторые из них уже стали расходиться, а цветы и вовсе остались лишь у него.

И вновь Ольга Белова шагнула к нему, предварительно что-то сказав Саше. И молча встала рядом с другом мужа, сочувственно взглянув на него и коснувшись локтя.

— Вить, ехать уже пора.

Пора. На поминки. Неужели они и впрямь думали, что он поедет в этот чёртов ресторан, и дальше терпя на себе десятки взглядов? Да ни за что на свете. Всё. Он сделал всё, что должен был, и теперь предоставлен одному лишь себе. И будет делать то, что захочет. И плевал он на всех.

— Я не поеду, — молодой человек произнес это тихо, хрипло, но от того не менее уверенно. Оля провела ладонью по его плечу, жалея, и он завел руки за спину, прежде чем вновь опереться о дерево и задрать голову к небу, надеясь, что сумеет сдержать чёртовы слёзы. — Это я во всем виноват…

— Это не так, — прошептала девушка и тихо всхлипнула. Если бы она могла хоть как-то его успокоить!.. Но весь его вид говорил о том, что никто не в силах ему помочь.

— Это так, Оль. Так.

Не дождавшись ответа, молодой человек отошёл от Ольги и направился к могиле. За охапками цветов не было видно даже фотографии — ему пришлось откинуть несколько роз и гвоздик, чтобы чёрно-белый снимок в рамке стал заметен. Опустившись на одно колено, Витя положил цветы куда-то в сторону, подальше от снимка. Она ведь не любила розы, и он чувствовал себя предателем, опуская их на холм. Молча смотрел он то на фото, то на табличку с её именем и двумя датами. Умереть в двадцать один от инсульта. Сгореть дотла за какие-то несколько часов.

Она умерла на рассвете.

Наверное, это здорово — умирать под утро. Легче, чем в другое время.

Народ постепенно расходился. Аллу Дмитриевну и Андрея Степановича — серых, постаревших за несколько дней лет на двадцать — буквально увели Саша и Космос. Родители Виктора тоже ушли вслед за Черкасовыми. Через какое-то время он, как и хотел, остался один. Один на один со своим горем и чёрно-белой фотографией в обрамлении цветов.

Стоя на коленях перед могилой, он обхватил голову руками и судорожно выдохнул.

Ему придётся жить дальше. Жить и помнить обо всём, что случилось с ним. И о том, как любила его та скромная девчонка-староста из десятого «А». И о том, что никогда ему больше не испытать такого же чувства, которое испытывал он к ней.

К Лизе Черкасовой. К той, которую отныне так и будет считать своей невестой.

Она бы, наверное, была не против…

========== Эпилог. Долгие восемь лет ==========

Комментарий к Эпилог. Долгие восемь лет

Дорогие читатели. Это последняя часть данной работы. У меня к Вам убедительнейшая просьба: после прочтения эпилога обратите внимание на самый первый отзыв под ним. Он под моим же авторством, и это некий постскриптум ко всей работе.

И да: ваши отзывы по-прежнему на вес золота для меня.

Спасибо за то, что были со мной.

Зима 99-го…

День голосования приближался с каждой минутой и теперь уже не казался таким уж нереальным и далёким, как раньше. Активная агитация, открытки, подарки, опросы, многочисленные плакаты и иная сувенирная продукция с изображением Белова, обнимавшего сына — в общем, имиджмейкеры свой хлеб ели явно не зря. Но и хлеб у них был какой-то слишком уж дорогой. Это порой знатно выводило из себя.

Чёрный Мерседес остановился на светофоре, и его владелец, тасуя во рту жвачку, легко улыбнулся, заприметив в отдалении рекламный щит с изображением друга на фоне церкви. «Наше будущее в наших руках»! Ещё сказано-то как красиво. Понятное дело, что Белый этой фразы не произносил никогда, но недаром же двое толстяков-имиджмейкеров считались одними из самых лучших специалистов в области пиара.

Слово-то какое. Пиар.

Загорелся зелёный, и автомобиль резво стартанул с места. Признаться честно, водить он не любил никогда, но иного варианта не видел. Не на метро же ездить, в самом деле! Да и офис располагался буквально в паре минут езды от дома очередной пассии. Выбирать любовницу поближе к работе. А что, оригинально.