Два с половиной человека (СИ) - Дибривская Екатерина Александровна

Я тяжело вздыхаю. Вот откуда такие мысли у пятилетнего ребёнка в голове?

– У меня было всё как в тумане. Я выставила его из ванной, подхватила малютку, и она закашлялась. От ужаса её трясло в рыданиях несколько часов. Я думала, мне никогда не придётся переживать минут страшнее, но, конечно, всё только началось. Мне казалось, что Максим специально изводил меня. Надевал Ритины юбки и платья, закатывал истерики при любой попытке состричь волосы. Поначалу все считали, что это просто детская ревность, но я боялась за свою дочь, поэтому возила его на всё новые обследования, пока не поставили диагноз.

– И вы встали на учёт в психоневрологическом диспансере?

– Да, там было только амбулаторное лечение. Мы проводили дни напролёт в стенах больницы, а по ночам я тряслась за дочь. Максим просто помешался на Рите, копируя её, подражая… Вы просто не можете представить этот ужас. Я ненавидела его, жалела, что мы пошли на это – на суррогатное материнство.

– Вы думаете, что это наследственное? Воздействие днк суррогатной матери настолько минимально, крайне сомнительно, что болезнь могла передраться от “инкубатора”, как бы грубо это не звучало.

– Нет, я точно знаю, что это последствие родовой травмы. Если бы я его вынашивала и рожала, возможно, мне было бы некого винить, я бы чувствовала связь с сыном. Но… кроме общей днк нас не связывали ничего, – горько говорит она. – Зато объявилась Альбина. Её сын после длительной и дорогостоящей операции всё-таки скончался… Не буду вдаваться в подробности, но она уговорила нас отдать Максима ей. Не знаю, под действием какого момента я согласилась на её идею обставить дело так, чтобы все считали, что Максим Пелевин погиб… Думаю, я отсекала все пути его возвращения в семью. Как она всё это обставила, меня не интересовало. Я переживала только за свою дочь. Максим исчез, я рыдала от облегчения, что Рита в безопасности. Мы выжидали время, чтобы уехать из проклятого Нагорска. Хотели податься в столицу и начать жить с чистого листа.

Я пока не берусь анализировать слова Елены Олеговны. Если она врёт, толку от этой болтовни мало. Но если нет, то… Я не знаю, как относится к ситуации в целом. Поэтому жду окончания исповеди.

– Но уехали вы сюда, – подгоняю её к событиям недавним.

– Альбина объявилась снова. Сказала, что тяжело больна. У её отца в этом городе была какая-то контора, вот она и скрыла от него, зачем подалась на Родину на самом деле. Мы переехали. Купили дом неподалёку от её дома. Повелись на шантаж, что она расскажет в полиции, как мы избавились от ребёнка, потому что он болен. Мы с мужем решили, что держать женщину на виду, будет правильным решением.

– Она действительно была больна?

– Нет, она подсела на таблетки Максима. Тяжёлые психотропные наркотики. Рецепт всегда был под рукой. Уж не знаю, как она выправила ему документы, но он жил обычной жизнью, наблюдался у врача, принимал лекарства. Словом, как и в семье, просто теперь он жил с Альбиной.

– Почему вы повелись на шантаж?

– А у нас был выбор? На кону стоял мой ребёнок! Если бы правда вскрылась, меня могли упечь за решётку, и что стало бы с Ритой?!

У меня пока не укладывается в голове эта дичь. Что же за любовь такая больная?!

– Я не знаю, рассказывала ли Альбина сыну о нас или нет, но однажды Рита вернулась со школы в ужасе, рассказала о странном мальчике, который преследовал её. Моя дочка перепугалась, у неё случился нервный срыв. Я не выдержала. Поехала приструнить эту наркоманку. Уговор был другой! Они должны были исчезнуть из нашей жизни навсегда, а вместо этого страдала моя малышка.

Никак не могу понять, искренне говорит эта женщина о Рите или нет. Словно издевается! Разве может нормальный человек из любви к ребёнку допустить, чтобы кошмар собственной жизни продолжался много лет? И тут же я понимаю, может. Рита готова была прятаться всю жизнь, лишь бы её дочь не попала в детский дом. Сложно абстрагироваться, когда в деле перемешано столько личного!

– Максима дома не было, – меж тем продолжает Елена Олеговна. – Альбине же было плохо. Кажется, она объелась своими таблетками, лежала в собственной рвоте. Я не убивала её. Но я не сделала ничего, чтобы ей помочь. Даже не вызвала скорую. Кажется, есть такая статья, да?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Статья 125 УК РФ, – на автомате выдаю я и морщусь. – Заведомое оставление без помощи лица, находящегося в опасном для жизни и здоровья состоянии.

– Ну вот… – кивает она. – Но это единственное преступление, которое я совершила.

Совершала. Всю свою грёбаную жизнь. Я проглатываю очередной нелицеприятный эпитет. В принципе, определённая картина уже складывается в моей голове, но во избежание сюрпризов мне необходимо дослушать её до конца.

– Итак, вы оставили Альбину умирать от передозировки наркотическими лекарственными препаратами… – подсказываю я и прошу продолжать.

– Мальчика забрали бабушка с дедушкой. Несколько лет затишья, и вдруг как гром среди ясного неба: Риту обвиняют в избиении одноклассницы! Я сразу кинулась искать информацию. Мог ли Максим вернуться самостоятельно?! Муж поднапряг связи, и мы узнали, что бабушка Максима скончалась, но она хотела быть похороненной на семейном месте, здесь, в городе. Дед решил, что лучше остаться на Родине, тем более, что у них с внуком больше не было причин жить там – бабуля много лет боролась с каким-то аутоиммунным заболеванием, именно поэтому они жили недалеко от специализированной клиники. Зажиточные люди могут себе позволить…

– И Максим снова начал терроризировать вашу семью? – возвращаю беседу в нужное русло.

– Да. Это был разовый выпад. Если бы не знала, что они вернулись, решила бы, что это просто случайность. Мы ждали новых случаев и подыскивали варианты, как защитить дочь. Хотели отправить учиться за границей, но тут у мужа начались проблемы с бизнесом. В течение года множество финансовых потерь. Чтобы удержаться на плаву, требовалось срочно возместить убытки инвесторам.

– И тогда появилась идея выдать Маргариту замуж? – выдавливаю я.

– Аркадий предложил оплатить долг Виктора и позаботиться о нашей дочери. Обеспечить её безопасность.

– Вы хотите сказать, что посвятили его в свою семейную историю? – присвистываю я.

– Нет. Он знал. Вынюхивал про конкурента, а когда наступил критический момент, пришёл свататься с щедрыми предложениями.

Сказать, что я в шоке, значит, промолчать! Но снова никак не комментирую ситуацию. Мои эмоции будут излишни.

– Рита сбежала накануне свадьбы и шлялась где-то всю ночь, – говорит мне её мать. – Я боялась, что Максим выследит её, что-то с ней сделает. Но под утро она явилась. Признаться, я выдохнула спокойнее, когда Рита стала женой Туманова. Он – жёсткий, беспринципный человек. Старой закалки. Он мог бы удержать Риту в узде.

– Он – алкоголик и старый извращенец! – не выдерживаю я. – Если бы не беременность, он бы издевался над ней всю жизнь!

Женщина хмурится.

– В чужую постель я не лезла. По общению он казался порядочным человеком. С мэром в доброприятельских отношениях… Но я не питала иллюзий, что моя дочь будет счастлива. Главное, он мог о ней позаботиться. Её безопасность была для меня приоритетом.

Невероятно! Просто уму непостижимо!

– Итак, Рита вышла замуж. Сообщила о пополнении и примерно два месяца спустя… вы погибли. Что случилось?

– Незадолго до этого приехала Рита… Ну я так решила издалека… Максим, совершенно не стесняясь, заявился к нам домой, нарядившись Маргаритой! У Виктора прихватило сердце, но слава богу обошлось.

– Чего он хотел? Максим?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Нёс всякую чушь, как было здорово, пока мы были семьёй… Я хотела его выставить, было очевидно, что он окончательно сбрендил, но… – женщина делает несколько шумных глотков воды, – дело в том, что он показал мне видео. Поганец спокойно передвигался по особняку Туманова ночью, пробрался в Ритину спальню, приставлял нож к её горлу. Он спросил: «Хочешь, чтобы твоя любимая дочка жила, мама?». Конечно, я хотела! Тогда он сказал, что хочет иногда встречаться с нами, быть одной семьёй. Недорогая плата за спокойную жизнь моей девочки!