Японский парфюмер - Инна Бачинская

Алину убили потому, что она представляла опасность для убийцы. Откуда убийца знал, что она представляет для него опасность? Она сказала ему об этом? Пригрозила? Скорее всего. И, как всегда, бросилась в драку с открытым забралом. Что же ей было известно? И откуда? Что-то, связанное с ее работой? Торговые махинации, просроченные продукты? Ладно, допустим, это тянет на мотив… гипотетически. Значит, начальник Алины, Игорь Петрович? Я вспоминаю прищуренные глаза Игоря Петровича, его обаятельную улыбку. Она стояла у него поперек дороги, она узнала нечто , и он ее… А заодно Елену и Ларису? Даже не смешно.

Муж? Володя Галкин? Безнадежно влюбленный в Алину, согласившийся на жалкую роль шута при королеве? Стоп! А ведь в этом что-то есть! А что, если Галкин, сброшенный со счетов ввиду его ничтожества… Галкин! Допустим… гипотетически… что же такое он мог сделать? О чем узнала Алина… Торговал человеческими органами? Убил пациента? Подпольные аборты? Глупости! Кроме того, он ведь не гинеколог. Сейчас… сейчас… Ничтожество, пьяница, алкоголик… опустившийся неудачник… Наркоман !!

Неужели наркотики? Сначала он крал их в онкологии, где работал, о чем мне с удовольствием сообщил друг сердечный Юрий Алексеевич, а потом? Где он брал их потом? Его выгнали оттуда за год до гибели Алины, и ему нужно было где-то их брать… Горячо! Алина могла узнать о том, что он наркоман! Она угрожала, что поднимет шум, выведет на чистую воду поставщиков… Галкин сообщил об этом своему дилеру, тот — шефу, главарю, или как его там… наркобарону! Отсюда его истерика — он корчился от чувства вины! Он знал или догадывался, кто убил Алину, и прекрасно осознавал собственную роль в ее гибели. А когда умерла Елена, Галкин понял, что она стала жертвой того же убийцы, и покончил с собой! Кажется, горячо!

— Леонид Максимович, а Галкин не оставил письма или записки?

— Оставил. Разве я не говорил?

— Нет. А что там?

— Письмо у меня на работе. Но я могу процитировать одну фразу, которую запомнил наизусть: «Я ненавижу этого старого Лицедея («Лицедея» — с большой буквы) и тех, кто стоит за ним!»

— Мог бы написать прямо! И кто он, этот «Лицедей»?

— Он не назвал ни одного имени. — Кузнецов с удовольствием наблюдал за мной.

Жаль, жаль! Значит, действительно виноват. Но как слабый и безвольный человек обвиняет во всем кого-то… вечного соперника Ситникова, неизвестного Лицедея, причем не называя его! Я покраснела — я тоже обвиняла во всем Ситникова! Обвиняет, ненавидит… Ну и назвал бы! Вывел бы на чистую воду! Но сказать прямо — значит признаться. Признаться, что из-за него погибли Алина и Елена, два самых близких ему человека. Не решился, не посмел. Права Галка… Ничтожество!

Идем дальше. Лицедей… Зинаида — тоже лицедейка… Повсюду одни лицедеи! Жизнь — театр! Леонид Максимович сказал, что в письме Зинаиды Метлицкой ключ… Она пишет о Елене и о себе, о том, что уехала в Италию… Я пытаюсь вспомнить, что было в письме. В самом начале она пишет, как узнала о смерти Елены… соседи сказали . Кто именно? Кто угодно. А может… это старый актер?! Который приютил меня в тот вечер, когда я пришла к Ситникову? Они же одного цеха, коллеги и, вполне вероятно, знакомы.

Бинго! Он сидел на лавочке… как всегда, она присела рядом, сказала, что только что вернулась из Италии, привезла подружке Еленочке подарки, страшно соскучилась, а он сообщил, что Елена умерла. Потрясенная Метлицкая бормочет, как же так, почему, что случилось… мы ведь совсем недавно… она была у меня, говорила что-то о смерти сестры, говорила, что это убийство! И есть доказательства… бумаги у меня оставила… Метлицкая ахает: боялась, что и ее тоже… убьют!

Я вспоминаю нашу встречу в парке, я представляю себе ее встречу со старым актером. Я словно вижу эту картину! Экзальтированная Метлицкая в ужасе хватает за руки старого актера, выспрашивает подробности, повторяет снова и снова про документы, которые принесла Елена, кричит, что сейчас же, сию минуту придет домой, достанет и отнесет… куда надо! Но вместо этого просто сбегает из города…

Значит ли это, что старый актер на лавочке и Лицедей из прощальной записки Галкина — один и тот же человек? Или случайное совпадение? Нет! Не верю! Не бывает таких совпадений. Значит, можно предположить, что Лицедей и дилер — одно и то же лицо…

Я чувствую азарт гончей, идущей по следу зверя! Похоже, кусочки мозаики складываются в картинку… Елена, которая с ним дружила, могла сказать, что знает, что сестру убили. Ему, Метлицкой, возможно, мужу… Ей было больно, и она пыталась выкричать свою боль, как сказал Леонид Максимович. Она придумала убийство сестры, потому что никаких доказательств преступления у нее не было. Можно только догадываться, что она имела в виду. Лицедей сообщил об этом шефу, и участь Елены была решена. Лицедей, который бывал у нее дома, подложил таблетку стрихнина в коробочку со снотворным. Как он тогда о ней говорил, выспрашивал меня… настырно… Мне уже кажется, что было в старом актере что-то такое… скользкое! А потом он вдруг сдулся, как шарик, из которого выпустили воздух. Сбить машиной он бы не смог, а отравить… Значит, убийц двое!

А потом появилась Метлицкая… И он сообщает шефу о пакете документов, оставленном Еленой. И актрису тоже пытаются убить и найти пакет, но жертвой становится Лариса. Я вспоминаю бумажки, усеявшие пол…

Он же рассказал шефу и обо мне. Старый, немощный, одинокий старик, актер, сыгравший свою последнюю роль, такую страшную…

Бедная Лариса, такая нелепая случайность… Кто? Лицедей? Вряд ли. Стар, немощен… Наркобарон? Пожалуй. Леонид Максимович сказал, я его знаю. Я знаю наркобарона?! Даже не смешно. Не знаю я никакого наркобарона!

Он еще сказал, что ее убили в прихожей, а потом перетащили в комнату… Убийца положил цветы, белые лилии, на пол и потащил зачем-то тело жертвы в гостиную… На коврике остались белые лепестки…

Почему он ее перетащил, а не перенес? Я задумываюсь. Что-то брезжит… какая-то мысль рвется из подсознания…

«Да по одной-единственной причине! — вдруг осеняет меня. — Убийце было не под силу поднять жертву! Он слаб, наш убийца! Он перетащил ее в комнату и… Зачем? Зачем он проделал с ней… все это? Какой смысл? Столько усилий… ради чего?»

Леонид Максимович сказал, что убийца оставил дверь открытой… потому что увидел меня через окно или поднимающейся по лестнице. Он понял, куда я иду. Он мог захлопнуть дверь, но почему-то не сделал этого. Хотел, чтобы я увидела сцену… хотел насладиться моим ужасом, впитать его, испытать гордость художника? Маньяк? Психически неполноценный? Я поежилась. Он все еще находился в квартире Метлицкой, когда я пришла, он подглядывал, он видел меня! Мое лицо…

Кто? Я его знаю, сказал Леонид Максимович. Мы знаем друг друга. Мы знакомы. Причем недавно! Убийца познакомился со мной после того, как услышал обо мне от старого актера. Он предположил, что я рано или поздно встречусь с Метлицкой… узнаю о ней от Ситникова. Убийце не пришло в голову, что Ситников не обратил на нее внимания, а имени попросту не запомнил… Убийца разобрался с Метлицкой, затем должна была наступить моя очередь. А зрелище было приготовлено для меня! Убийца знал, что я приду к Метлицкой… возможно, он не ожидал меня так скоро… И я не обманула его надежд! Влезла в ловушку, как глупая мышь…

А почему он не убил меня в квартире Метлицкой? Не успел? Нет, тут что-то другое! Он оставил меня подыхать от ужаса! Ему нужен был зритель!

Белая от света комната, женщина на диване, белые лилии в высокой вазе, пол, усеянный белыми листками бумаги… Я обхватываю себя руками, меня трясет! Одуряющий тошнотворный запах лилий… Я снова в той страшной жаркой комнате, где невозможно дышать от густого сладкого амбре… я снова подхожу к женщине на диване… снимаю неверной рукой шляпку, закрывающую лицо… в безумной надежде, что это все игра, что женщина жива и сейчас рассмеется…

Меня передергивает! Запах лилий… и еще что-то…

Еще что-то! Сейчас, сейчас… что-то было… неуловимое, вьется змейкой… Я закрываю глаза, вызывая в памяти страшную картинку.

Звук скребущей по полу жесткой гардины… Свет и запах! Запах! Ну да, запах, густой отвратительный запах лилий! Нет! Там пахло еще чем-то… Неужели? Не может быть… ах! Я закрываю лицо руками. Последний кусочек мозаики встал на место, и сложилась картинка.

Я чувствую, как кружится голова и перехватывает дыхание. Картинка получается страшной… Внезапно словно пелена спадает с моих глаз, и мне становится понятен и ее внезапный интерес к моей особе, и неожиданный визит, и предложения дружбы и сотрудничества…

— Знаю! — вырвалось у меня.

— Знаете? — Леонид Максимович полон любопытства. — Ну-ка, ну-ка… Вы уверены? У вас еще две минуты.

— Знаю!

— Откуда, позвольте спросить?

— «Иссеи Мияке»!