Японский парфюмер - Инна Бачинская

И мы отправились каяться к следователю Леониду Максимовичу.

Леонид Максимович слушал нас, не перебивая. С непроницаемым лицом. Сцепив в замок пальцы.

— Значит, вы устроили обыск, нашли негатив и утаили его от следствия, — сказал он, когда я выдохлась. — Не ожидал. Вы же взрослый человек, Екатерина Васильевна. В детектива решили поиграть?

— А почему вы его сами не нашли? Я знаю, что не имела права! Ну, отдала бы… и что дальше? Вы бы установили, кто эти люди… и что дальше? Тупик?

— Конечно, вы, Екатерина Васильевна, могли бы не только любезно отдать мне негатив, но также проинструктировать, что с ним делать дальше. Правда, не уверен, что я отправил бы письма. Идея, мягко говоря, странная.

— Я хотела как лучше… — Я с отвращением услышала собственный скулящий голос.

— Неразумно и опасно.

— Во всяком случае, я их расшевелила. И случай с газом подтверждает, что убийца — один из тех, кто получил письмо… — Я сделала вид, что не замечаю изумленного взгляда Галки. «О чем ты?» — было написано на ее лице.

— Случай с газом? Что за случай? — Он посмотрел на меня в упор.

— Ну… ночью… позапрошлой. Была утечка газа. Меня разбудил Купер.

— И вы ничего мне не сказали? Мы же с вами виделись вчера утром.

— Я не была уверена… — пробормотала я. — Я думала, может, я сама как-нибудь… оставила.

— Дверь была взломана? Окна?

— Нет. Все было в порядке.

— К вам подойдет Коля Астахов, покажете и расскажете ему все. Понятно?

Я кивнула.

— А теперь про убийцу. — Он мельком взглянул на Галку.

— Про какого убийцу? Я ничего не знаю про убийцу.

— Знаете! Нутром чувствую. Выкладывайте.

И я краснея и запинаясь, выложила. Я рассказала, как Ситников безошибочно нашел кухню, из чего следует, что он побывал в моем доме раньше… И кроме того, он единственный, кто был знаком со всеми погибшими!

— Зинаида Метлицкая была подругой его жены, а Ларису убил тот, кто не знал Метлицкую в лицо, — заметил Кузнецов.

— Ну, видел ее раз или два, не обратил внимания, а потом не узнал…

— Вы в это верите?

— Не знаю… Понимаете, я чувствую, что убийца где-то рядом. Я не знаю, что думать. И поэтому пришла к вам, Леонид Максимович, чтобы… рассказать.

— Ну что ж, лучше поздно, чем никогда. Значит, вы нашли Метлицкую, совершенно случайно проходили мимо и увидели афишу. — Он посмотрел на нас. Мы покраснели. — Потом вы отправили письма. Потом вы, Екатерина Васильевна, нашли Ларису. Это пропустим. А вот о ночной истории с газом я хочу услышать еще раз.

Я снова рассказала о той ночи, когда Купер разбудил меня, о том, как разбила окно лампой. И как потом стояла на улице, прижимая к себе лампу, а снег сыпал и сыпал, и было щекотно и радостно… О лесном озере, куда возил меня Добродеев, и где сначала было так хорошо, а потом, когда зашло солнце, стало жутко. О черной воде. И серебряной струе родника. О Ситникове, который пришел рассказать про Володю Галкина. Я, разумеется, умолчала о том, что он обозвал меня уродиной.

— Я вдруг подумала… — тут я начала запинаться, — подумала, что он… И позвонила Галке, чтобы…

— Поставить следственный эксперимент, — подсказал Леонид Максимович.

— Ну, да… и он знал, где кухонная дверь… — Голос мой упал до шепота. Я чувствовала себя по-дурацки.

— С дверью на кухню ясно. Дальше.

— Это все. Потом пришла Вероника Юлиановна, а потом примчалась Галина…

— Кто такая Вероника Юлиановна?

— Моя знакомая. Пришла по делу. Ей нужна охрана для ресторана.

Я рассказала о прекрасной Веронике. О наших разговорах. О воспитании детей. О конкурсе красавиц. Леонид Максимович слушал, не перебивая. Потом спросил:

— А вы бы не могли уехать куда-нибудь на пару недель?

— Могла бы, наверное… А зачем? Вы думаете…

— Думаю. Вы преступно легкомысленны, Екатерина Васильевна. Вы отдаете себе отчет, чем это могло закончиться для вас? Это не игра, людей убивают, а вы строите из себя великого сыщика. Если вы не уедете, мне придется вас арестовать. Понятно? Посидите пару недель, подумаете… о жизни. Это все? — В его взгляде было мало тепла. Вернее, не было вовсе.

Я вытащила из сумочки письмо Зинаиды Метлицкой и протянула ему. Теперь действительно все.

Повисло молчание. Я хотела домой, зализать раны, нанесенные моему самолюбию: ни разу за всю мою жизнь со мной не говорили так жестко. Сама была виновата!

Все когда-нибудь заканчивается. Закончилась и эта тягостная сцена.

Последние слова Леонида Максимовича звучали в моих ушах всю обратную дорогу:

— До отъезда — под домашний арест! И не высовываться.

Звучали они и на следующий день. И на следующий после следующего. И еще долго-долго, прежде чем я смогла вспоминать о визите к следователю без обиды и чувства вины… 

Глава 17. Следствие закончено. Забудьте

На другой день я окончательно вернулась в «Королевскую охоту». Прятаться я, разумеется, не собиралась, равно как и сидеть под домашним арестом. Я была спокойна, деловита, доброжелательна, но… это была не я. Это была другая Екатерина Берест. Екатерина, лишенная иллюзий. Екатерина, утратившая веру в человека и человечество, добрые отношения и возможность переделать несовершенный мир. Хватит с меня детективно-дефективных занятий! У меня, слава богу, есть работа, дающая возможность честно заработать на кусок хлеба. Честно! И независимость. А чтобы не скучать, можно взять учеников. Есть еще Норико Морикава из Японии и ее старый папа. А ведь я им даже не ответила!

Все! Хватит. Я не хочу больше ни о чем слышать. О Ситникове… тоже!

Несколько раз звонила Галка, приглашала в гости и напрашивалась сама. Но я отвечала, что очень занята — конец года, отчеты, финансы, статистика. То, се…

Позвонила прекрасная Вероника и сказала, что ввиду абсолютно безумной занятости нашу встречу придется отложить.

Позвонила жена «королевского охотника» Петруши, Настенька, и пригласила встречать Новый год у них — будут интересные люди, один парень из Штатов, работает по контракту, приехал буквально на пару недель… жениться!

Мчаться в полузнакомую компанию, делать вид, что тебе безумно интересно, хохотать над глупыми шутками и кокетничать с этим типом из Америки? Нет уж, увольте!

Уехать бы… Но работы было так много, бумажной и оперативной, что пришлось звонить палочке-выручалочке, пенсионеру Гавриленко. К неудовольствию его жены, с ее планами новогодних работ по дому.

А Новый год меж тем приближался. В витринах магазинов сверкали новогодние елки; громадное дерево в золотой мишуре высилось на центральной площади. Пестрые афиши приглашали на новогодние шоу, костюмированные балы и встречи Нового года в парке, в домах культуры, театрах и ресторанах; обещали катания на санях, лыжные походы, викторины, беспроигрышные лотереи, радостные неожиданности и сюрпризы. На улицах было не протолкнуться. Народ шагал с сумками и елками наперевес, шумели уличные базары, дымились лотки с горячим кофе и пирожками. Прядали ушами маленькие лошадки-пони, катающие детишек. Гремела музыка. Всех охватил особый радостный настрой, ожидание добрых перемен и чуда. Густой аромат хвои, кофе и мандаринов стоял в воздухе…

Никто не преследовал меня, никто не пытался убить, никто не звонил по ночам и не дышал в трубку. Постепенно я пришла в себя и перестала вставлять нитку между входной дверью и косяком, чтобы определить, не было ли в моем доме непрошеных гостей, пока я на работе; заглядывать под кровать, в шкафы и кладовки и выстраивать пирамиду из тазов и кастрюль перед той же входной дверью по ночам, чтобы громыхнуло… в случае чего. И почту из почтового ящика я уже брала без опасения обнаружить там письмо убийцы. История убийств… не забылась, нет, но отодвинулась, и мне уже казались просто глупыми мои недавние страхи. Наверное, убийца понял, что я не представляю для него ни малейшей опасности…

Никто из моих новых знакомых ни разу не позвонил мне: ни следователь Леонид Максимович, ни его подчиненный, Коля Астахов… А ведь могли бы сообщить, как идет следствие и арестован ли убийца! Ведь они не могут не понимать, что… что пока он на свободе, существует угроза… для меня. Позвонить, как коллеге…

И друг любезный Юрий Алексеевич исчез, как утренний туман. А ведь он сделал мне предложение! Неужели это была его очередная дурацкая шутка? Так далеко он еще не заходил. Неужели он до сих пор на Мальте? Набирается благородного рыцарского духа, гуляет по Ла Валетте в белых брюках, с тросточкой. Пьет вино в уличных кафешках… Возможно, не один, вот и Галка сказала, что Вероника — красотка, и если она положила на него глаз, то… Да ладно! Не очень-то и хотелось!

Даже грубиян Ситников, обозвавший меня уродиной… Я вспоминаю, как он притянул меня к себе, как вытирал слезы своим носовым платком…