Что такое психотерапия - Джей Хейли

Перед терапевтом встала дилемма. Конечно же, он знал, что когда пациент хочет стать независимым и больше не нуждается в терапии — это хорошо, но он сомневался в причинах этого желания. Это желание могло означать, что Реджинальд считает попытки доктора достичь с ним еще каких-то результатов безнадежными и просит таким образом доктора подтвердить его выводы. Доктора X. это сильно беспокоило. Затем позвонил супервизор и дал совет, после чего доктор X. сказал Реджинальду: «Я не могу тебя так легко отпустить. И не могу так просто отпустить твою семью. Действительно, сейчас у тебя все хорошо, но я не хочу прекращать терапию, пока не увижу, что ты полностью вернулся к норме».

«Да, — сказал Реджинальд, — я считаю, что у меня все прекрасно. Я чувствую себя очень хорошо. Я уже не так часто думаю об убийстве. Время от времени, иногда очень долго не думаю об этом. Я стараюсь не позволять мыслям беспокоить меня. Ну, знаете, я стараюсь чем-то заняться».

Эти слова были для терапевта своего рода подарком, они показывали, что неприятные мысли оставляют его пациента и, кроме того, он, возможно, хочет сказать, что благодарен терапевту за извинения. Доктор X. сказал: «Я думаю, что с твоими предками мы будем иногда встречаться, а тебе нужно двигаться вперед в твоей трудовой программе».

Затем доктор X. обсудил с Реджинальдом его предположительную программу физических упражнений и будущую социальную жизнь. К концу интервью он вернулся к старой теме: «Если эти мысли снова станут тебя беспокоить, тогда ты пойдешь сдаваться. Выкинь их из головы. Тебе ясно?»

«Если у меня появятся такие мысли, то я должен взять и сдаться?» — спросил Реджинальд.

«Если они опять будут тебя изводить, то — да. Дело в том, что ты теперь — нормальный, и это важно».

Реджинальд сказал: «Я больше не считаю, что я убийца; так считают только чокнутые. Это безумие». Он усмехнулся.

«Хорошо», — сказал терапевт.

«А вы еще не собираетесь отказаться от меня?»

«Нет, пока ты еще не начал жить самостоятельно. Я не собираюсь этого делать».

Реджинальд улыбнулся. «Я вам очень благодарен за помощь», — сказал он. Удивительные слова в устах этого молодого человека.

Реджинальд получил работу и смог сам себя содержать. Доктор X. продолжал встречаться с ним и с его родителями, часто заходил по вечерам к ним домой по пути из госпиталя, потому что им было трудно передвигаться. «Типы в черной машине» исчезли.

Глава 9

Сходство между психотерапией и супервизией

Можно считать, что психотерапевтическая техника и супервизионная техника — синонимы. Все новые психотерапевтические интервенции, придуманные на сегодняшний день для того, чтобы помогать клиентам, можно использовать для помощи обучающимся терапевтам. Если согласиться с тем, что терапия должна быть директивной, то директивный подход становится столь же приемлемым для обучающихся, сколь и для клиентов.

Если социальный контекст влияет на мысли и чувства клиентов, то из этого следует, что тот же социальный контекст становится источником проблем у терапевтов, проходящих обучение. Предположим, у обучающегося возникают сложности с принятием и реализацией идей супервизора. В наши дни следует прежде всего выяснить, не находится ли обучающийся между двумя конфликтующими супервизорами. Стоит также учесть возможность конфликта между тем терапевтом, который проводит терапию обучающегося, и тем из его супервизоров, который придерживается новых взглядов на терапию. Обучающийся может разрешить эти конфликтные отношения, став, например, неадекватным. Это значит, что обучающийся в данном случае похож на проблемного члена семьи в семейной терапии, оказавшегося в семье между двух авторитетов и ставшего неадекватным.

В прошлом человек, которого обучали традиционной терапии, должен был объяснять проблемы клиента и проблемы терапевта в смысле теории вытеснения. С этой стратегией есть одна сложность — она основана на негативном видении людей. Терапевт должен иметь позитивные взгляды, которые он мог бы передать клиенту. То, что человек может делать, гораздо важнее того, чего он не может. Многие обучающиеся сами проходят через терапию, на которой от них требуют, чтобы они вспомнили все негативные события своей жизни, из чего они делают вывод, что то же самое им было бы неплохо делать и в отношении своих клиентов, особенно если к этому же подталкивает их и супервизор. Сегодня супервизор должен протестовать против такого подхода. (Кроме того, обучающиеся с традиционной подготовкой без энтузиазма относятся к составлению плана терапевтического сеанса или даже всей терапии. Их учили выжидать и смотреть, что сделает клиент, т. е. не планировать, а спонтанно реагировать.)

Терапевты, занимающиеся краткосрочной директивной терапией, составляют планы, используют директивы и считают, что разговорами симптом не изменишь, для этого нужны действия. Если у обучающегося есть проблемы в работе с клиентом, то простое обсуждение этого с супервизором обычно ничего не меняет, если только в разговоре подспудно не присутствовали директивы супервизора. Обсуждение идей и идеологий приводит только к новым дискуссиям об идеях и идеологиях. Некоторые супервизоры любят обсуждать с обучающимися смысл их проблем и бывают сильно раздосадованы, если эти обсуждения не приводят к положительному результату; они могут даже отругать обучающегося, хотя никогда не позволили бы себе этого с клиентом. Есть и такие супервизоры, которые не желают говорить обучающимся, что нужно делать (их учили избегать директив в работе с клиентами); они думают, что обучающийся, который не знает, что делать дальше, страдает от эмоциональных проблем, вместо того чтобы считать, что ему не хватает умений или что он реагирует на подавляющую социальную обстановку.

В прошлом многие супервизоры знали, как быть философами, но не знали, как научить своих подопечных эффективно работать. Теперь мы дожили до момента, когда супервизор обязан знать, что делать, — или же решаться на смелые попытки. Преподаваемый терапевтический подход и процедуры, которым обучают в тренинговой программе, должны соответствовать друг другу. Когда терапия предполагала инсайт и была нацелена на бессознательное, про супервизию можно было сказать то же самое. Теперь, когда терапия становится краткосрочной и активной, применяет разнообразные директивы, подход, используемый при обучении, приобретает те же характеристики. Проблемы обучающихся разрешаются путем изменения их отношений с супервизором, так же как проблемы клиента разрешаются в отношениях с терапевтом. Тем, кто обучает психотерапии, доступны техники краткосрочной терапии. Супервизоры могут использовать подходы, ориентированные на разрешение проблем; они могут сдерживать изменение обучающихся и использовать это сдерживание как способ изменять их, использовать парадоксы и метафоры, предлагать испытания или давать прямые советы и указания. Супервизор может быть столь же активен и директивен, сколь и терапевт, соответствующий современным ожиданиям. Он может давать прямые указания обучающимся, например советовать или выступать в качестве тренера, а если у обучающегося возникает проблема и он «ничего не может с ней поделать», супервизор может использовать непрямые техники, точно так же как и с клиентом, который «не в силах с этим справиться».

Нижеследующий пример из личного опыта иллюстрирует использование парадокса: в программе «живой» супервизии я был супервизором у молодой женщины-терапевта, которая так нервничала, что это мешало ей проводить семейную терапию. Она постоянно боялась сделать ошибку и слишком заботилась о том, что я о ней подумаю. Ее нервозность была очевидна не только мне, но и семье, с которой она работала. Существовала опасность, что из-за ее тревоги клиенты в конце концов потеряют к ней уважение. Она вела себя так, будто была не в силах справиться с собой. Нужно было что-то делать.

Если бы супервизор начал искать и интерпретировать какие-то ее личные причины, стоящие за тревогой, она могла бы встревожиться еще сильнее. Кроме того, если бы ей порекомендовали самой пройти терапию, чтобы разрешить ее проблемы, это никоим образом не помогло бы конкретной семье, с которой она работала, а для меня стало бы просто уклонением от ответственности. Помощь при тщательной подготовке к интервью, казалось, не делала ее спокойнее. Заверения, что она проводит интервью вполне компетентно (что соответствовало действительности), нисколько не уменьшали ее тревогу в терапевтическом кабинете. Она продолжала говорить о своей боязни допустить ошибку — поднять, например, не ту тему, или слишком рано предложить решение, или встать на сторону ребенка против матери и так далее.

Было ясно, что руководство и прямые указания не помогут. Я решил использовать непрямую технику, так же как в работе с клиентами. Непосредственно перед интервью я сказал ей: «Вы беспокоитесь о том, чтобы не наделать ошибок. Я хочу помочь вам справиться с этим беспокойством. Я хочу, чтобы сегодня, во время интервью с семьей, вы сделали три ошибки». Пораженная молодая женщина переспросила: «Три ошибки?» «Да, — сказал я. — Это должны быть особые ошибки. Я хочу, чтобы одна из них была такой, про которую мы оба знали бы, что это ошибка». «Хорошо», — сказала она, записывая. «Я хочу, чтобы вы сделали эту ошибку правильно, — сказал я. — Вторая ошибка должна быть такой, чтобы вы знали, что это ошибка, а я не знал. Это будет ваша личная ошибка. Наконец, я хочу, чтобы вы сделали ошибку, не зная, что это ошибка». Я добавил твердо: «Я хочу, чтобы вы правильно сделали все эти три ошибки». «Хорошо», — сказала она нервно, записывая все эти инструкции, пока семья входила в кабинет с «прозрачным» зеркалом. Молодая женщина провела интервью действительно компетентно, но при этом выглядела задумчивой и озабоченной. Когда она подошла ко мне после интервью, я сурово спросил: «Вы сделали все три ошибки правильно?» «Идите к черту», — сказала девушка и больше уже так не нервничала.