1942: Реквием по заградотряду - Александр Золотько

– В чем убедило?

– В том самом, Евгений Афанасьевич. В том самом… Вы помните, что произошло двадцать третьего июля тысяча девятьсот тридцать четвертого года?

– Ну…

– Ладно-ладно, не нужно, не пытайтесь вспомнить. В этот день я встречался с известным английским писателем Гербертом Уэллсом. Он попросил о встрече, а я согласился. Понимал, что Кремлевским Мечтателем меня не назовут, но встреча с таким человеком в глазах мировой общественности… – «мировой общественности» прозвучало с иронией и легкой насмешкой. – Это было полезно, хотя, конечно, встреча была не такой исторически значимой, как разговор мистера Уэллса с Владимиром Ильичем. Мы беседовали о политике, о классовой борьбе…

– Я знаком с содержанием этой беседы, – сказал Корелин.

В пересказе той давней дискуссии диктатора с социалистом он не видел смысла. Если там было еще что-то, в официальный отчет не вошедшее, то пусть хозяин кабинета переходит к этому напрямую.

– У меня в библиотеке номер семнадцать журнала «Большевик» за тридцать четвертый год сохранился. И не так давно я текст даже перечитывал…

– Вот как? И что же вас подвигло?

– Хотел освежить в памяти одну цитату, – с некоторым даже злорадством ответил Евгений Афанасьевич. – Собственно, и в первый раз я внимательно ознакомился со статьей из-за того, что в некоторых кругах цитата из нее стала очень популярна. Ваши слова.

– Какие именно? Мне действительно интересно. Меня очень много цитируют… слишком много. Часто вырывают цитаты из контекста… Так что же так вас заинтересовало? – Сталин смотрел серьезно и немного напряженно. – Хотя бы приблизительно. О чем?

– Я помню дословно, – с самым серьезным видом сказал Корелин. – «Можно было бы сделать еще больше, если бы мы, большевики, были поумнее». Очень популярная была цитата в то время. Не для собраний, разумеется.

– Смешно, – Сталин чуть прищурился. – Действительно – смешно. Ну, а ради какой цитаты вы перечитывали?

– «Кому нужен полководец, усыпляющий бдительность своей армии, полководец, не понимающий, что противник не сдастся, что его надо добить? Быть таким полководцем – значит обманывать, предавать рабочий класс», – холодно произнес Корелин. – Перечитывалось в июне прошлого года. Вспомнил, полез проверить – точно.

Точно, мысленно повторил комиссар. Теперь – точно все решится.

Сталин встал из-за стола, прошелся по кабинету, заложив руки за спину. Корелин протянул руку, взял со стола заточенный карандаш. Сейчас Вождь взорвется. И что будет тогда?

Это уже прямое оскорбление. Такой срыв – слабость со стороны Корелина, но терпение у него уже исчерпано. Все – больше он не может да и не хочет вести умные беседы, выискивать в речи собеседника намеки и аллюзии, пытаться понять, чего же именно хочет Сталин.

Тот беседовал с Уэллсом? Замечательно. С автором «Войны миров», «Человека-невидимки» и…

Корелин удивленно посмотрел на Сталина. Машина времени? Уэллс разговаривал со Сталиным о путешествиях во времени? И еще в пространстве? Есть у англичанина рассказ о люке, позволявшем перейти из одного пространства в другое.

Черт! Надо было сразу сообразить…

– Я – плохой полководец, – негромко сказал, не останавливаясь, Сталин. – Возможно. Я прозевал удар – не исключено. Ну и кто-то на моем месте сыграл бы лучше? И конечно же кто-то из будущего, зная все наперед, разнес бы войска агрессора в клочья… Да? Не отвечайте, это риторический вопрос. Вы думали, что я обижусь? Я обиделся, да… Но не на вас, на себя… На себя я обиделся – не смог разобраться в куче поступавшей тогда информации и принять верное решение… Вы знаете, сколько сроков начала войны мне сообщали? Вы полагаете, наши генералы мне не повторяли с упорством, что нужно как-то реагировать, что нужно готовить упреждающий удар?.. Малой кровью и на чужой территории. Сколько раз все было взвешено и проверено. Гитлер ведь не дурак, мы все это прекрасно сознавали, что бы там ни писали в газетах. Как он мог решиться нанести удар при таком соотношении сил? Никто не решится. Никто! А он… Он тоже, наверное, не смог выбрать в потоке информации правильную, не поверил, что у нас больше двадцати тысяч танков. Ударил и чуть не победил. Нас с нашим многократным преимуществом.

Сталин снова прошелся по кабинету. Остановился, помолчал. Вернулся к столу.

– Но мы сейчас не об этом. Мы о встрече с писателем. Беседа получилась милая, очень неплохо смотрелась потом в западных средствах массовой информации. Да и обо мне Уэллс высказался достаточно… положительно. Но в официальные отчеты вошла не вся беседа. Да, не вся…

Уэллс закончил беседу о перспективах классовой борьбы и о допустимости в ней насилия. От приглашения посетить съезд советских писателей вежливо отказался, сославшись на занятость и плотный график своей поездки по миру. Можно было прощаться, но что-то в поведении писателя заставило Сталина терпеливо ждать. Ждать продолжения.

Переводчик начал нервничать, пауза, возникшая в разговоре, ему не нравилась. Стенографист растерянно смотрел в свой блокнот.

Уэллс отводил взгляд, словно никак не мог решиться сказать нечто очень важное, но не знал, как на это отреагирует хозяин.

– На прощание, – сказал наконец Уэллс, – я хотел бы сделать вам подарок…

Уэллс положил ладонь на бумажный пакет, лежавший все время беседы возле него на столе.

Наверняка содержимое пакета проверяли перед тем, как впустить англичанина, поэтому Сталин спокойно ждал, пока тот снимет оберточную бумагу.

Ну, понятно, что книга. Что еще мог подарить писатель?

– Вот, я бы очень хотел, чтобы вы… – начал Уэллс, но Сталин, рассмотрев обложку, кивнул с улыбкой.

– Я читал этот роман, господин Уэллс. В издании Сытина, приложение к журналу «Вокруг света». Трудно согласиться с тем, что самый передовой класс превратится в морлоков. Хотя, с моей точки зрения, это куда лучше, чем стать элоями…

Переводчик не успел перевести фразу на английский, Уэллс продолжил, не дожидаясь окончания.

– Я, собственно, и не предполагал, что можно путешествовать во времени… – тихо сказал Уэллс. – Тогда – не предполагал. Это был способ рассказать о моих идеях… предупредить… Но недавно… Два года назад, когда я еще даже не предполагал встретиться с вами, ко мне пришли и… В общем, вам просили передать вот этот конверт. При случае, так сказать.

Англичанин достал из внутреннего кармана пиджака запечатанный конверт.

Переводчик вздрогнул и побледнел. Стенографист выронил карандаш, торопливо подхватил его и замер.