1942: Реквием по заградотряду - Александр Золотько

– Нужно уходить! – крикнул Костя. – Туда, к складам!

К складам – это правильно. Нужно проскочить между горящих вагонов и скрыться среди пакгаузов. Быстрее…

– Лейтенант, ко мне! – крикнул артиллерист.

Он пытается нащупать застежку на кобуре, но пальцы все время срываются, скользят. По левому предплечью, вокруг багрово-черной дырки, растекается кровавое пятно.

– К орудию! – кричит капитан, он наконец выхватил револьвер, поднимает его.

Это он говорил ночью, что приказ двести двадцать семь ничего нового не дает, что и раньше командир имел право пристрелить труса. Сейчас он увидел труса. И хочет…

Наган оказался на уровне лица Севки. Курок отошел назад.

– К орудию, тряпка! – кричит капитан. – Иначе…

Он хочет заставить мальчишку стать к орудию и умереть… тут нельзя выжить, тут можно умереть бессмысленно или сражаясь… Что тоже бессмысленно, подумал Севка отрешенно, но капитан этого не понимает. Он хочет… Он…

Толчок в грудь сбивает капитана с ног. Костя вырывает из руки артиллериста оружие, отбрасывает его. И бежит дальше. К пакгаузам.

Севка бросился следом.

Какой-то солдат с винтовкой в руке оказывается на пути, бестолково оглядывается, беззвучно открывая рот, словно рыба, выброшенная на сушу.

В сторону! Севка отшвыривает солдата и бежит, спотыкаясь о шпалы. Кажется, солдат упал.

Пули торопливо пробегают по доскам разбитого вагона, летят щепки, от горящих досок рассыпаются искры, одна попадает в лицо Севке.

Пригнуться. Пригнуться и бежать.

Спина, маячившая у Севки перед глазами, вдруг замерла – четыре пулевых отверстия появились на ней, наискось, от правого плеча.

Костя!

Севка, не останавливаясь, пробежал мимо убитого. Нет, не Костя – незнакомый старший лейтенант. Хорошо, подумал Севка и быстро поправил себя: то, что Костя жив – хорошо, а то, что погиб этот старлей…

Грохот. Скрежет металла совсем близко, за спиной.

Танк зацепил краем разбитый вагон и потащил его на Севку. Танкист увидел беглеца и решил наказать его за трусость.

Громадный танк заслонял уже все небо, почти нависал над Севкой. И стрелял-стрелял-стрелял… из пушки и из пулеметов. Пули и снаряды неслись над самой головой, они разочарованно выли, поняв, что промахнулись, что не смогли убить его. И в ярости убивали других, всех, до кого могли дотянуться.

Севка оглянулся и замер, парализованный ужасом – танк был уже совсем рядом. На башне плясали алые отблески пламени… Или это по броне стекала кровь? Танк приближался, а Севка стоял, как завороженный, будто превратился в соляной столб…

Танк взревел и словно прыгнул вперед. Гусеница сбила Севку с ног и раздавила грудную клетку.

Севка задохнулся, засучил ногами и закричал, завыл от ужаса…

– Севка! – прозвучало над самым ухом.

По плечу хлопнула рука.

Севка открыл глаза.

– Снова приснилось? – спросил Костя.

Он уже успел одеться, стоял возле Севкиной кровати в спортивном костюме. Наверное, даже зарядку успел сделать.

– Снова Узловая, – выдохнул Севка и сел на постели. – Танк.

Костя кивнул.

– Я в душ, – сказал Севка.

Он был мокрый от пота, сердце колотилось, как безумное, словно они с Костей только что пробежали с десяток километров.

Впрочем, как и в прошлое утро. И накануне. И перед ним.

Каждое утро Севка просыпается от собственного крика или – в последнюю неделю – его будит Костя.

– А тебе не снится ничего? – спросил Севка, вставая с кровати. – Нормально спишь?

– Нормально, – ответил Костя. – И чувствую я себя хорошо… Вот, упражнения сделал и не запыхался. Доктор говорил, что на мне все заживает, как по волшебству. Даже удивлялся… Ты завтракать будешь?

– Да, – ответил Севка из коридора.

Что теперь делать? Так и жить, просыпаясь в поту и с криком? Надеяться, что рано или поздно все рассосется и забудется? Или пойти к психиатру и рассказать, что снится Севке разгром немецкими танками станции Узловой летом сорок второго, а доктор станет расспрашивать о пушке, не поворачивает ли танк сей фаллический символ в его сторону и что по этому поводу думает сам Всеволод?

Севка разделся, бросил мокрое от пота белье в корзину, встал под душ и включил воду. Вначале – холодную.

Очень холодную, взвыв, подумал Севка. Так тебе и надо, подумал Севка. Не хочешь приходить в себя – получи по заслугам. Целый месяц прошел, а ты…

А он все никак не мог привыкнуть. Мир вокруг него, мир, который должен быть привычным и комфортабельным, оказалось, был заполнен массой ненужных, нелепых предметов и людей.

Яркие сияющие вывески, навороченные тачки, нелепые тексты под никчемушную музыку… Бессмысленно копошащиеся люди разговаривали о всякой ерунде, пытались делать вид, что имеют хоть какое-то значение для мироздания. Врали себе и врали другим. Через газеты, Сеть, телевидение – врали-врали-врали… За деньги или просто из желания соврать.

Зачем это все, спрашивал себя Севка и не мог найти ответа.

В ту ночь он успел отвезти деньги в больницу. Оказалось, что у него плохой глазомер, что забрал он из сейфа не десять тысяч, а пятнадцать. Мелькнула даже мысль – дурацкая мысль – отнести деньги назад, но потом пришла другая: за ним ведь все равно придут менты. И сколько именно он отобрал денег у пострадавших – никого волновать не будет. Просто изымут у него вещественное доказательство.

Севка до самого утра сидел в коридоре больницы, ждал. Даже попытался загадать, что произойдет раньше – выйдет из операционной Артем Сергеевич или распахнется входная дверь и ворвутся менты в бронежилетах. Интересно, их заставят надеть бахилы? И халаты поверх бронежилетов?

Позвонил Михаил Альбертович.

Севка, увидев, кто звонит, вначале не хотел отвечать, а потом решил – какая разница? Его хотят вычислить по звонку? И пожалуйста. Операцию все равно прерывать не станут, даже если у Артема Сергеевича потом отберут деньги.

– Что тебе нужно? – спросил Севка у мобильного телефона.

– Всеволод… э-э… Александрович… – сказал Михаил Альбертович. – Я…

– Я слышу, что ты. Что нужно?

Ну, подумал Севка, давай, кричи, угрожай!

– Я… Мы с женой посоветовались… Мы действительно были не правы. Так нельзя было поступать… И я… мы… если вы считаете, что мы вам еще что-то должны…

– Ничего, – сказал Севка, чувствуя, как подступает к горлу тошнота. – Вы мне больше ничего не должны. Ни ты, ни жена.

– Я… Спасибо, Всеволод Александрович. Большое спасибо…

Севка нажал кнопку и спрятал мобильник в карман.

Менты, получается, за ним не придут. И получается, нужно думать, что делать, как жить дальше. Как выкручиваться из сложившейся ситуации. Если милиция не заинтересуется Севкой, то Костей займется наверняка.