Концессия - Павел Далецкий

День шел по берегу. По берегу же, со стороны сопок, шел человек.

— Идет человек, — заметил Бункицы, указывая на него пальцем.

По камчатской мари, по едва намеченной тропе медленно шел русский, спотыкаясь и раскачиваясь. Иногда он останавливался и делал прыжки.

Козару-сан тоже заметил гостя и теперь разглядывал его с пристани в бинокль. Затем он спустился и исчез в бараке. Через минуту к калитке с ключами побежал повар Ициро.

— Пойдем-ка поближе, посмотрим на советского человека, — предложил Юмено. — Я еще не видел вблизи ни одного советского человека.

Советского человека они встретили на полдороге к крошечному домику конторы, где Козару лично вел все дела. Гость был высок, в высоких сапогах, в кожаной куртке, за плечами нес тощий рюкзак.

Из бараков выглядывали. Ициро, собирая в сердитые складки лицо, шел в кухню.

— Не знаешь ли ты русского языка? — подошел Урасима.

Юмено только причмокнул губами.

— Пожалуйста, — говорил Козару, отворяя дверь в контору.

На столике лежали легкие конторские книжечки Козару. Около окна висел календарь. Галечный пол закрывали цыновки.

Гость вошел в комнату и снял рюкзак.

— Стакан горячей волы, господин заведующий...

Но Козару не понял такой сложной фразы. Тогда, вынимая из мешка банку консервов, хлеб и сахар, русский жестами показал, как он пьет горячую воду, обжигая руки и губы. Козару закивал головой и выглянул за дверь.

Юмено и Урасима стояли возле и смотрели на дверь.

— Сбегай к Ициро за чаем.

— Бегу, Козару-сан! — сказал Юмено. и, действительно, побежал.

— Приехал инспектор, — сообщил он Ициро, — давай-ка самого лучшего чаю и самых жирных свеже засоленных брюшков.

— А для себя Козару-сан спросил?

— Самые неприятные минуты — всякие ревизии, — вздохнул подоспевший Урасима. — Нет, для себя не спросил.

Инспектор ел и пил, разглядывая в окно берег, строения и как бы изучая расположение кунгасов.

«Чего пялишь глаза? — думал Козару. — Лучше будет для тебя, если ты будешь не так внимателен. Козару-сан строит свое благополучие, и он тебе его не отдаст».

Русский ел долго и много. Козару иронически посматривал на исчезающие хлеб и рыбу, на залпом выпитые два стакана чаю. Потом русский достал из кармана куртки документ и положил его перед Козару. Козару пробежал японский текст и вежливо заулыбался и закивал головой.

— Ну, что ж... пойдем, осмотрим ваше хозяйство... Сколько у вас неводов, кунгасов...

Поблизости сидела группа рабочих: такехарцы, Юмено, Бункицы. Они поднялись и пошли издали за ревизором.

Совсем неожиданно для Козару ревизор во все сунул нос: в бараки, на кухню, присматривался к лицам рыбаков. В бараке с ним плечом к плечу толкался Юмено. Мальчишка Юмено вел себя откровенно нагло. Оба они стоили друг друга — русский большевик, невежливо сующий нос куда не надо, и японский мальчишка-дурак.

Ревизор даже пошел на завод. Какое отношение имеет завод к дозволенным законом формам рыбной ловли?

— Отчего мы не знаем русского языка, — говорил Юмено, слушая удаляющиеся шаги. — Непростительное для нас легкомыслие.

Директор завода говорил по-русски лучше Козару. Он приветствовал гостя и, пока тот был на территории завода, не отходил от него ни на шаг. Гость не только внимательно осмотрел механизмы, он толкался среди работниц, присматриваясь к тонким, слабым женским фигурам, к маленьким проворным рукам, он посматривал на голые ноги в гетах[26], забрызганные кровью.

— Вы были на наших новых заводах в Усть-Камчатке? — спросил ревизор.

И директор, медленно подыскивая слова, хвалил новые заводы.

— Что ж, это государство! — заключил он свои рассуждения. — Государство всегда богаче самой богатой фирмы. Наши заводы не могут бороться.

Юмено и Бункицы сидели на перевернутом кунгасе и смотрели на отплывающий катер.

— Что будет, если он не найдет кайрио-ами? Ну-ка, что будет? — блистал глазами Юмено.

— Если он не найдет, будет тяжелеть карман Козару и кто-то будет обжираться рыбой, которую мы ловим.

— Я думаю, не лучше ли будет, если Козару заплатит штраф. Зачем он нарушает правила, предписанные не только советским, но и японским правительством, и срамит японский народ?

Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза. Наконец, Бункицы отрицательно покачал головой.

— Ты что? Не согласен?

— Я думаю, какие из всего этого могут получиться последствия.

Юмено тихонько засмеялся и хлопнул его по плечу.

— Что бы ни было, японским рабочим хуже не будет. А мы с тобой не попадемся, старик.

Напевая под нос песенку о лепестковокожей девушке, он отправился к Ициро пообедать. После памятного сражения над свежей тушкой кеты благоволение повара к рыбаку было неизменным.

Инспектор с большим любопытством осматривал японское хозяйство. Ему хотелось не только проверить, как выполняет концессионная рыбалка свои обязательства, но и заметить все приемы японского рыболовства.

К сожалению, было затишье, и он не мог увидеть интересного и поучительного зрелища ловкости и бесстрашия, с каким японцы переправляют через прибой свои кунгасы.

Катер бегал от невода к неводу, и ревизор проверял установки. Запрещенных приемов не было, даже употребление ваку как будто не наблюдалось. Синдо на кунгасах сосредоточенно глядели в море. Да, все было в порядке на этой ближайшей к А-12 рыбалке.

— Очень хорошо расставлены невода, — похвалил советский чиновник, указывая на расположение кунгасов.

По тону голоса, улыбке и кивку головы Козару понял похвалу.

«Мы за спиной нашей матери уже умели ловить рыбу, — подумал он с легким презрением и превосходством. — Где вам, медведям пустынь!»

Воздух в этот день был чист и тепел. Козару рассматривал снежные шапки, которые надели на себя горы, и благодушно покачивал головой. Как и следовало ожидать, осмотр прошел отлично. Не разобраться русским в японских хитростях на море! Хорошие волны, великолепные волны, из тончайшего железа, из тончайшего стекла! Только японцы по-настоящему умеют понимать красоту мира и природы!

Перед взором Козару мелькнули красоты Внутреннего моря, и он мысленно прищурился, выбирая живописнейший уголок для своей будущей дачи.

— Харасё, — наконец по-русски высказался он, обливая ревизора маслом своего благодушия.

По берегу, к конторе, ревизор шел нарочито медленно, делая вид, что после поездки у него занемели ноги, и опять внимательно смотрел на людей и на предметы.

«Ну, смотри теперь, пожалуйста, сколько хочешь, хоть до слепоты... Приказ фирмы — наибольший улов — будет выполнен».

Козару даже на пять минут оставил гостя одного: позволил ему самостоятельно сделать сто шагов и завернул к себе за табаком.

Но в эти пять минут произошло непоправимое.

В дверях конторы с ревизором столкнулся рыбак. Ревизор увидел молодое лицо, брызнувшее в улыбке струей зубов. Услышал звук непонятного слова и в своей ладони ощутил бумажку. Дверь захлопнулась.

Бумажка папиросная, на ней квадратики... пунктир и стрелка к группе из четырех квадратиков.

Сначала ревизор ничего не понял, но потом расположение квадратиков ему что-то напомнило. «Невода! Стрелка ведет в сторону за косу к четырем неводам... Там он не был, за косой он не был».

Бумажка бережно легла в боковой карман.

Козару входил, закуривая доверху набитую трубку.

— Я еще не уеду, — заговорил гость, — я еще хочу кой-что осмотреть.

По голосу и потемневшим глазам Козару понял, что советский чиновник чем-то озабочен и недоволен, но чем?

— А, да, да, — ответил он единственное, что мог ответить, и усиленно засосал трубку.

— Я еще не все осмотрел, — говорил советский чиновник, показывая рукой на море и выражая явное желание снова плыть. — Кунгасы, невода... да, не все осмотрел... Поедем.

Козару почти догадался, но, чтобы окончательно все выяснить, послал за директором завода.

— Харасе, харасе, — успокаивал он нетерпеливого человека, — сейчас, сейчас...

Ревизор объяснил директору завода, в чем дело. Козару выслушал объяснения директора и задумался.

«Откуда мог узнать медведь пустыни про японскую тайну? Разве он видит сквозь воду и песок?»

Чтобы переварить непостижимое, Козару вышел из конторы.

Неизвестно откуда, прямо из ничего, глупо, необъяснимо наступала гибель. Огромный штраф, который придется уплатить Козару из собственного кармана, — потому что фирма никогда не оплачивает глупости своих служащих, — разорял его и, кроме того, лишал всякого доверия фирмы. Кто будет доверять ответственное дело лягушке на песке?

«Успокойся, ты победоносен», — шептал он машинально свою магическую формулу.

Выход мог быть только один.

Земля поворачивала к вечеру. Какие-то молодцы устроили себе купанье в море, точно нехватало им ежедневной возни с этим сквернейшим из океанов. Присмотревшись, Козару узнал в голых людях, отплясывавших на берегу, Юмено и трех такехарцев.