Обскура - Режи Дескотт

— Вы делаете мне больно!

Стряхнув первоначальное изумление, Обскура с силой рванулась, пытаясь освободиться. Должно быть, она привыкла к подобным ситуациям.

— Оставьте меня, или я позову на помощь!

Жан выпустил ее с ощущением поражения. По-прежнему стоя почти вплотную друг к другу, они мерили друг друга глазами. Обскура массировала правой рукой левое запястье, Жан тяжело дышал, в глубине души испытывая стыд из-за того, что уступил. В очередной раз Обскура ускользала от него, как вода сквозь пальцы. Если он упустит ее, то упустит и все шансы на спасение Сибиллы.

— Но… — нерешительно произнесла она в этот момент, — ваша жена могла просто уйти на несколько дней… такое случается. Она еще вернется.

На губах Обскуры появилась двусмысленная улыбка, но Жан предпочел сделать вид, что не заметил этого. Она пыталась утешить его, намекая на неверность Сибиллы, — его, с кем так откровенно заигрывала еще несколько дней назад!

— Как выглядит ваш нынешний покровитель? — спросил Жан. — Блондин с усами, круглые плечи, широкое лицо, клетчатый костюм?

Она покачала головой.

— А это описание вам о чем-нибудь говорит?

То же молчаливое отрицание. Она в совершенстве владела собой. Прирожденная лгунья.

— Человек, который так выглядел, следил за нами от «Фоли-Бержер» до того места, где мы расстались, а после шел за мной до самого моего дома. На следующий день я заметил его возле театра, где случайно столкнулся с вами.

— С чего бы вдруг кому-то за нами следить? — спросила она пренебрежительным тоном.

— Из ревности, например.

Она пожала плечами, взглянула на Жана и наконец произнесла:

— В тот вечер его не было в Париже.

Жан машинально обвел взглядом комнату. Попугай, неподвижно сидевший на жердочке, казался деталью интерьера. На мгновение Жан задержал взгляд на мозаичном панно, изображающем схватку двух попугаев. Затем, переведя взгляд на Обскуру, машинально сжал кулаки — ее презрительный вид привел его в бешенство. Он с трудом мог держать себя в руках.

Она, должно быть, заметила побелевшие костяшки его пальцев. Жан судорожно усмехнулся. Здесь, в этом кокетливом интерьере, Обскура выглядела той, кем и в самом деле была: обычной содержанкой, живущей в постоянном страхе сделать ложный шаг и утратить милость покровителя, тайком откладывающей кое-что на черный день из его нынешних подачек.

— Чего вы боитесь? — снова шагнув к ней, прямо спросил Жан.

За спиной у нее был стол, и отступать было некуда. Она лишь молча покачала головой.

— Потерять все это?

Он сделал круговое движение подбородком, обводя глазами комнату со всей ее обстановкой. Ему показалось, что Обскура слегка покраснела.

— Вам лучше уйти, — тихо сказала она.

— Что вы от меня скрываете? — настаивал Жан.

— Я ничего от вас не скрываю! Убирайтесь немедленно! Вам нечего здесь делать!

Теперь она почти кричала, но видно было, что она в самом деле чего-то боится. Жан рассмеялся над ее страхом, и этот скрежещущий смех был неприятен ему самому. Но он ощутил прилив смелости, вызванной отчаянием: может быть, уже завтра будет поздно… У него на руках не было других карт, а играть нужно было именно здесь и сейчас.

— Вы сказали, что его зовут Жюль. А фамилия?

— Вас это не касается! Вы мне надоели! Я вам велела убираться!

— У меня еще достаточно времени.

На секунду Обскура показалась Жану озадаченной, но она быстро овладела собой.

— Можете ждать его сколько угодно, — сказала она, пожав плечами. — Он уехал в Лондон.

Жан не слишком хорошо себя ощущал в роли дознавателя и сам понимал, что она ему не подходит. Обскура, конечно, тоже это чувствовала. Она оказалась более крепким орешком, чем Миньона. Уже ничто в ней не свидетельствовало о недавнем ее интересе к нему, и ее столь явная и столь соблазнительная уязвимость сменилась суровостью.

К его замешательству примешивалось ощущение, что его предали.

У него было чувство, что его сжигают на медленном огне — и при этом он даже не способен добиться ответов, за которыми пришел. Он оказался совершенно безоружным перед этой женщиной, смотревшей на него высокомерно и презрительно. Женщиной, которую он по-прежнему желал, одетой в соблазнительный полупрозрачный утренний наряд, стоящей перед ним на расстоянии вытянутой руки, в квартире, где они были одни. Женщиной, которую кто угодно мог получить за деньги, но которая для него была недостижима.

Она вскинула голову, явно собираясь в очередной раз сказать ему «Убирайтесь!», на лице ее заиграла оскорбительная улыбка. Потом Обскура отвернулась, словно демонстрируя полное отсутствие интереса к нему и к продолжению разговора, и отошла, сделав несколько шагов. Затем взглянула на него вполоборота, с таким видом, будто удивлялась: «Как, вы все еще здесь?»

Жан чуть было не повиновался этому немому приказу, но вместо этого бросился за ней и буквально одним прыжком преодолел разделяющее их расстояние. Она резко обернулась и ударила его по щеке ладонью. На мгновение он замер, но тут же со всего размаха отвесил ей пощечину в ответ. Попугай резко закричал и захлопал крыльями, пытаясь взлететь, но его удержала цепочка на лапе.

Удар был таким сильным, что Обскура, отшатнувшись, навзничь опрокинулась на стол. Она поднялась, поднесла руку к губам, затем недоверчиво взглянула на окровавленные кончики пальцев. Жан приблизился. Она выставила вперед локоть, готовясь защищаться, но он с силой притянул ее к себе. По щекам ее покатились слезы, и она отчаянно замотала головой. Впервые он ощутил к ней жалость, а затем, с новой силой, — желание. Совсем недавно он принял ее за Сибиллу, а потом вынужден был разыскивать ее, чтобы спасти свою жену. Жизнь одной зависела от другой. Какая ирония судьбы! На мгновение он явственно увидел лицо Сибиллы вместо лица Обскуры. Он что, сходит с ума?..

Жан злился на себя, но ничего не мог с собой поделать. Протянув руку, он неловкими движениями стер слезы с ее щек. На него смотрели умоляющие глаза Сибиллы. Он наклонился и прижался губами к ее губам. Она попыталась отстраниться, но он крепко обхватил ладонью ее затылок, так что собранные узлом волосы рассыпались по ее плечам, и одновременно другой рукой обхватил ее талию. Его язык встретился с ее языком. Жан почувствовал, как она рукой проводит по его волосам. Обскура отвечала на его поцелуи торопливо и страстно, и он полностью отдался во власть охватившему его опьянению. Она обняла его, ее и его дыхание теперь сливалось. Ничто больше не существовало, кроме этого бесконечно длящегося поцелуя, ощущения ее губ и языка, соединившихся с его собственными губами и языком в одно целое, ее рук, скользящих по его телу…

Внезапно Жан очнулся, вспомнив, зачем он сюда пришел, — в тот самый момент, когда его рука проникла ей под платье, неудержимо стремясь добраться до того заветного места, которое предстало перед его глазами во всей красе во время осмотра. Он отстранился, выпрямился и отступил на шаг. Женщина, стоявшая перед ним, не была Сибиллой. И этот волшебный поцелуй не смог бы воскресить Сибиллу из мертвых…

На секунду у него мелькнула мысль, что, может быть, Обскура все же перестанет замыкаться в молчании и скажет ему что-то еще, но она не собиралась этого делать. Ее глаза горели ненавистью.

Тогда, не говоря ни слова, Жан в последний раз взглянул на экзотичную картину: куртизанка с разбитой, кровоточащей губой и попугай, прикованный к жердочке позолоченной цепочкой, — и вышел из комнаты.

В прихожей он подхватил свою сумку, открыл дверь и начал спускаться по лестнице. Им владели противоречивые чувства. До этого дня он ни разу в жизни не ударил женщину. И несмотря на это, он ничего от нее не добился — ничего, что могло бы помочь ему в поисках Сибиллы.

Выйдя на улицу, он поднял голову и увидел, как в одном из окон третьего этажа мужская рука в черном рукаве поспешно задергивает штору. Значит, кроме Обскуры в квартире кто-то был?! Человек, который вполне мог все это время находиться в комнате, смежной с гостиной… Жан чуть было не повернул обратно, но туг же устало пожал плечами: наверняка ему показалось. И даже если он снова поднимется наверх, то все равно ничего не добьется. Не цепляется ли он так упорно за эту нить всего лишь потому, что она — единственная, имеющаяся в его распоряжении?

Жан вспомнил, что Нозю в разговоре с ним упоминал о своем визите к мамаше Брабант. Маловероятно, что если он, в свою очередь, отправится к ней, то ему повезет больше, чем профессиональному полицейскому, умеющему заставлять людей говорить, ведь сам он только что продемонстрировал обратное. Но все же…

Глава 29

— Значит, вы говорите, что Люсьен Фавр в порыве гнева убил лошадь своей матери выстрелом из пистолета? — задумчиво переспросил доктор Бланш, нахмурив брови с некоторым сомнением.