Камни вместо сердец - К. Сэнсом

– Это приемлемо для вас?

Тот склонил голову:

– Вполне.

– Тогда я разрешу ребятам отправиться на соколиную охоту – они как раз спрашивали об этом. – Николас глубоко вздохнул. – Приступим. Мы можем воспользоваться моим кабинетом.

– Я хочу, чтобы Барак был со мной и делал заметки, – проговорил я.

– Я принес с собой бумагу и перо, мастер Хоббей, – бойко добавил мой помощник. – Если можно, предоставьте мне немного чернил.

– Клерки нам не нужны! – отрезал Винсент.

– Клерки всегда присутствуют при снятии показаний, разве не так? – Я невозмутимо посмотрел на него. – Ради точности ведения протокола.

– Ну, раз так, – вздохнул мой оппонент. – Пошли, Фиверйир, раз там будет Барак, то и ты должен присутствовать. Дополнительный ненужный расход для клиента мастера Шардлейка.

Богато украшенный и просторный кабинет Хоббея располагался на первом этаже. В нем находился широкий стол с многочисленными ящиками, на стене над ним было несколько полок, а дополняли обстановку прекрасные деревянные сундуки. Кресла были расставлены кружком перед окном. На стене висел портрет монахини-бенедиктинки: ее шею и лицо окружали накрахмаленные белые складки и черная вуаль.

– Предпоследняя аббатиса Вервелла, – кивнул на картину хозяин.

– Какое интересное лицо! – заметил я. – Внимательное и задумчивое…

– Вы тоже понимаете толк в живописи, мастер Шардлейк. – Лицо мастера Николаса расслабилось, и на нем появилась странная застенчивая улыбка.

– Надо начинать, сэр, – с некоторой резкостью проговорил Дирик. Взяв со стола пару чернильниц, он передал их Бараку и Фиверйиру.

Хоббей пригласил нас сесть и занял место у своего стола. На нем располагались большие песочные часы: в прекрасной нефритовой оправе находились прозрачные склянки, одна из которых была полна белого мелкого песка. Он повернул их, и песок тонкой струйкой полился вниз.

– Для начала, сэр, – начал я, – не могли бы вы рассказать о своем происхождении? Вчера вы упоминали о том, что жили в Германии?

Посмотрев на песочные часы, хозяин дома сложил на коленях свои узкие, холеные ладони:

– Мальчишкой я исполнял обязанности посыльного, связывавшего торговцев шерстью с немецкими торговцами в Стальном дворе. После этого я отправился в Германию, чтобы научиться профессии, а потом вернулся оттуда и со временем сделался членом компании торговцев тканями.

– Когда вы познакомились с Кертисами?

– Это случилось семь лет назад, – продолжил Хоббей тем же спокойным и ровным тоном. – Монастыри начали рассыпаться, как кегли, все добивались выгоды в Коронном суде. A я решил отойти от дел.

– Достаточно рано, не так ли? – Я не стал спрашивать его о долгах – время для этого еще не пришло.

– Я находился в деле с десяти лет, и оно мне надоело. Я узнал о том, что земли приорства выставлены на продажу, и приехал сюда. С Джоном Кертисом – да упокоит Господь его душу! – я познакомился в местной гостинице. Он хотел приобрести часть лесных угодий приорства. Я не мог позволить себе купить этот лес вместе с монастырем, поэтому мы договорились, что мастер Кертис возьмет более обширную часть. Оба мы торговали шерстяными тканями и легко подружились. А потом, как вам известно, Джон и его жена внезапно скончались.

– И вы ходатайствовали о предоставлении вам опеки над Хью и Эммой.

Николас развел руками:

– В этом нет никакой тайны. Я знал обоих детей. И поскольку унаследованные ими земли соединялись в единое целое с моими, с коммерческой точки зрения, было разумно, чтобы Хойленд и управлялся подобным образом. Я заплатил хорошую цену, и все положенные деньги до последнего пенни поступили на счет Хью и Эммы в Опекунском суде.

Я посмотрел на Дирика: тот медленно кивал. Я достаточно долго времени провел в адвокатском деле, и мне нетрудно было понять, что все это они отрепетировали вчера вечером.

– Итак, к опеке над детьми вас побудили коммерческие соображения? – уточнил я.

– Конечно, нет! – на мгновение рассердился Хоббей. – Мне было жаль этих сирот, оставшихся без единого родственника. Кто мог присмотреть за ними лучше, чем мы с Абигайлью? Я и моя жена всегда хотели иметь много детей, но после рождения Дэвида нам пришлось похоронить двоих. – На лицо его легла тень. – Кроме того, у Хью и Эммы не было других родственников, кроме древней тетки на севере, с которой хотел связаться викарий Джона и Рут. Однако сделать это оказалось невозможно, – добавил он с легкой издевкой, – поскольку она оказалась мертвой.

Я подумал, что именно таким тоном он отреагировал на протесты преподобного Бротона. И Абигайль кричала… нетрудно представить!

Я выдержал паузу, чтобы позволить Бараку дописать. Наконец скрип их с Фиверйиром перьев затих.

– Вернемся к Майклу Кафхиллу, – продолжил я, – он был у вас учителем и провел с детьми несколько лет. Тем не менее, переехав в Хэмпшир, вы уволили его. По какой причине?

Мастер Николас наклонился вперед и сложил руки клинышком:

– Начнем с того, сэр, что дети не были по-настоящему привязаны к Кафхиллу. После смерти родителей они замкнулись друг на друге. А всего через какой-то год умерла и Эмма. – Вздох его, казалось, был полон неподдельного чувства. – Ну, а когда мы переехали… Да, я отказался от услуг Майкла Кафхилла, так как Хью теперь остался один, и я опасался того, что влияние Майкла может сделаться нездоровым. Откровенно говоря, я опасался, что он может совратить мальчика. Самым непристойным образом, – добавил он неторопливо.

– Какими свидетельствами этого вы располагаете? – поинтересовался я.

– Не забудьте, брат Шардлейк, – вмешался Дирик, – что ответ мастера Хоббея может быть зачитан в суде, в присутствии матери Майкла Кафхилла.

– Я знаю это, – отозвался я, не отводя глаз от Хоббея. Оппоненту не следовало бы шантажировать меня подобным образом!

– Знаете ли, всякие взгляды и жесты… – начал объяснять Николас. – И однажды я видел, как он щупал задницу Хью.

– Понимаю. Кстати, о непристойности: Майкл рассказывал своей матери о том, что Дэвид сказал Эмме что-то неприличное, и поэтому Хью подрался с ним.

– Действительно, Хью однажды возмутили слова Дэвида. Мой сын… словом, он не всегда умеет сдерживать свой язык. Тогда у них случилась мальчишеская потасовка. Но теперь Дэвид и Хью – неразлучные друзья.

– Вы надеялись на то, что Дэвид может жениться на Эмме? В подобном случае Эмма передала бы принадлежащую ей часть угодий своему мужу.

– Конечно, мы учитывали такую возможность, но решать предстояло самим детям.

– Вы нашли другого учителя Хью и Дэвиду?

– До последнего года они сменяли друг друга. – Хоббей сухо улыбнулся. – Всем учителям приходилось быть хорошими стрелками. Хью уже тогда заразился этой страстью, и Дэвид последовал его примеру.

– Сменяли друг друга? И сколько же их было?

– Думаю, четверо.

– За пять лет? Это действительно очень много.

– Они не всегда оказывались компетентными: многие из учителей видят в преподавании временный этап, а не карьеру.

– Майкл Кафхилл не был таким.

– У него могли существовать для этого свои причины, – проговорил Дирик с ядом в голосе.

– A Дэвид – не такой уж легкий ученик. – На лице Николаса вновь появилась прежняя печаль. – Последний учитель оказался не столь уж плох, однако он оставил нас, решив отправиться в путешествие по континенту. Это было еще до начала войны.

– Могу ли я услышать их имена? – спросил я.

– Если угодно. Впрочем, я не имею представления о том, где они могут пребывать сейчас.

– Переходя к сегодняшнему дню – время подумывать об университете или профессии для мальчиков, безусловно, прошло.

– Я хочу, чтобы Дэвид оставался здесь, учился управлять поместьем. Что касается Хью, то у него есть жилка к учению, и он любит читать книги. Однако им овладело мальчишеское желание уйти на войну. Посему я удерживаю его при себе до конца боевых действий. Разве это не разумно, мастер Шардлейк?

– Думаю, что вы согласитесь с тем, что делается это в интересах Хью, – вмешался Винсент.

– Быть может, – кивнул я и, сделав паузу, спросил: – Мастер Хоббей, вчера вечером за обедом вы рассказывали о появлении здесь Майкла Кафхилла в прошлую Пасху. Не могли бы вы снова рассказать об этом событии, на сей раз для протокола?

Николас повторил историю появления Майкла на старом церковном кладбище и его слова о том, что он любит Хью больше всех на свете. Я надеялся на то, что Хоббей ошибется, скажет нечто несовместимое с тем, что говорил прошлым вечером. Однако либо он говорил правду, либо Дирик успел натаскать его.

– И насколько далеко должны мы заходить в этом отвратительном эпизоде? – спросил мой противник, когда хозяин дома окончил свой рассказ.