Камни вместо сердец - К. Сэнсом

Естественно, о том, чтобы пошатнуть верность Фальстоу, не могло быть и речи. Не мог я и заставить его проговориться. Я расспрашивал дворецкого двадцать минут, и его показания точно следовали показаниям его господина. Он повторил, что Хью и Эмма предпочитали общество друг друга, не обращая внимания на остальных. О Майкле Кафхилле у него особых воспоминаний не сохранилось, за исключением того, что учитель держался в стороне от домашних. Холодный тон отказал Амброузу лишь однажды, когда я принялся расспрашивать его об оспе.

– Сразу заболели все трое детей, – рассказал он. – Должно быть, выезжали куда-то все вместе и подхватили ее от одного и того же человека… в том году в Лондоне ее было много, – Голос его на мгновение дрогнул. – Как сейчас помню… мистрис Абигайль говорит, что у всех троих болит голова и они устали настолько, что едва могут пошевелиться. Я сразу понял, что это значит.

– Ты помогал ухаживать за ними? – уточнил я.

– Я приносил наверх воду и чистые простыни. Остальные слуги были слишком напуганы, чтобы помогать. Врач сказал, что их следует заворачивать в красную ткань, чтобы изгнать болезнетворные гуморы. Помню, как я носился по всему Лондону, разыскивая старую ткань, на которую тогда был большой спрос.

– Насколько я понимаю, мистрис Хоббей настояла на том, что будет ухаживать за Дэвидом лично?

– Да, хотя она часто посещала и Хью с Эммой. А после смерти Эммы моя госпожа так и не стала прежней.

– A потом Майклу отказали от дома…

– Мой мастер не хотел, чтобы он даже подходил к Хью, – ответил Фальстоу, многозначительно наклоняя голову. – Спросите его сами, по какой причине.

– Насколько часто ты теперь общаешься с Хью?

– В основном, я имею дело с мастером Дэвидом. Пытаюсь научить его вести счета. – Тон управляющего свидетельствовал о том, что занятие это кажется ему безнадежным. – Однако я слежу за гардеробами обоих юношей.

– Понятно. А как насчет земель Хью?

– Он не обнаруживает к ним никакого интереса и говорит, что продаст их, как только станет совершеннолетним. Ну а сейчас он хочет уйти в армию.

– Итак, ты особо не общаешься с Хью.

– Все мы живем в одном доме, так что хотя бы немного общаемся. Но что я делаю для обоих парней с четырнадцати лет, так это брею их каждые несколько дней, a также подстригаю волосы, поскольку так принято у стрелков. Мой отец был брадобреем. А мастер Хью не пойдет ни к какому другому цирюльнику, чтобы не порезаться, с учетом того, во что превратились теперь его лицо и шея.

– Ты ведешь здесь непривычный для себя образ жизни, Фальстоу. Ведь, судя по произношению, ты уроженец Лондона?

– Да, чтобы меня здесь приняли, потребовалось некоторое время. Большинство местных жителей не одобряют роспуска монастырей. A деревенские жители будут недовольны любым господином.

– И ты занимаешься еще другими делами. Ты отвечаешь за управление всем поместьем?

– Да. Под руководством своего господина. Однако все профессии одинаковы: благословен будь тот пенс, который принесет тебе два пенса! Таков девиз моего господина, да и мой тоже.

– Ну, в это я охотно поверю. – Я улыбнулся. – Ну, на этом, думаю можно закончить, – И еще раз добавил: – Пока.

Как сообщил мне Дирик, Абигайль пребывала в постели из-за мигрени. Приступы эти посещали ее часто и иногда продолжались весь день. Переодевшись в своей комнате в более легкую одежду, я написал письмо Уорнеру с просьбой известить меня сразу, как только ему станет известно о состоянии дел Николаса Хоббея. Кроме того, я упомянул, что видел направлявшегося на юг Ричарда Рича. После этого я перекусил в обществе Дирика, всю трапезу расписывавшего мне честность Хоббея и Фальстоу. Молодые люди, по его словам, должны были вернуться ближе к концу дня. Наконец я вышел из дома, прихватив с собой план поместья, и направился в обход к комнате Барака. Он дал мне только что написанное им письмо для Тамасин.

– Что ты скажешь, если мы прогуляемся до деревни Хойленд? – спросил я.

– Дирику это не понравится. Он решит, что ты подбиваешь селян против своего господина. – В голосе Джека сквозило недовольство: он был раздосадован тем, что я не хочу брать его в Рольфсвуд.

– К черту Дирика! – отмахнулся я. – Пошли.

– Хорошо. Фиверйир только что оставил меня. Он корпит над нашими черновиками показаний, пытаясь то тут, то там изменить их смысл. Не удивлюсь, если Дирик велел ему вставлять нам палки в колеса ради чистого удовольствия.

– Тогда тебе тем более нужно подышать свежим воздухом.

Пока мы шли к воротам, я рассматривал сад Абигайль, где в это время занималась прополкой одна из служанок, отмечая, с каким старанием она подбирала приятные сочетания цветов. Я отметил также, что цветочные клумбы образовывали крупную букву «Х», означавшую «Хоббей».

Пройдя сквозь ворота, мы направились вперед по пыльной тропинке. По одну сторону ее располагался луг, на котором паслись овцы и несколько коров. Заметив уже ставший привычным вал стрельбища, я подумал о том, как-то там устроились в Портсмуте Ликон и солдаты. По другую сторону тропы начинался густой лес.

– И кому это все принадлежит? – поинтересовался Барак, кивая на лесные заросли.

Я сверился с планом:

– Хоббею. A этот луг принадлежит деревне. Кстати, что ты думаешь о показаниях Фальстоу?

– Заучены, как и показания его господина.

– Согласен. Должно быть, поутру нас не стали будить для того, чтобы Дирик получил больше времени для наставлений. Что ж, я оставил лазейку, позволяющую мне вернуться с новыми вопросами. И ответы на них зазубрить нельзя.

Теперь мы вышли на пахотные угодья. Поля здесь были разделены на широкие полосы, на которых мужчины трудились вместе с женами и детьми. Я представил себе собственных предков, дедов и прадедов, бабушек и прабабушек, пращуров, проводивших свою жизнь в тяжелом сельском труде. Селяне время от времени поглядывали на нас.

– Небось трудно работать в такую жару! – окликнул мой спутник кого-то. Ответа не было: крестьяне просто отвернулись от него.

Наконец мы оказались в деревне Хойленд. Вдоль улочки выстроилось десятка два с половиной крытых соломой домов. Многие оказались весьма небольшими, одноэтажными. Это были сделанные из плетня с обмазкой хижины, в которых под одной крышей ночевали и животные, и люди. Нашлось и несколько домов побольше, со вторым этажом, и даже парочка хороших фахверковых[31] жилищ. На огородах перед домами работали дети и старики. И вновь нас встретили холодными взглядами, а около одного из домов трое детей, увидев нас, спрятались в своем жилище.

Мы оказались в середине деревни. Дверь большого дома была распахнута настежь, и внутри у горна занимался своим делом кузнец, выковывавший что-то на наковальне. Угли в топке рдели багрянцем, мерцая в жару. Я сразу же вспомнил о молодом Томе Ллевеллине.

– А вот и встречающие, – невозмутимо заметил Барак.

По улице в нашу сторону неторопливо шли трое мужчин крепкого сложения и с враждебным выражением на лице. Двое были в грубых рубахах, однако третий мог похвастаться кожаным жилетом и хорошими шерстяными панталонами. Ему было за тридцать, и на его жестком квадратном лице внимательно смотрели из-под каштановой шевелюры голубые глаза. Он остановился в трех шагах от нас.

– Что вы тут делаете, чужаки? – произнес он с широкой хэмпширской картавинкой.

– Мы гостим в Хойлендском приорстве, – ответил я кротко, – и пришли сюда на прогулку.

– Послушай его, мастер Эттис, – подал голос другой встречающий. – Я же тебе говорил!

Эттис шагнул вперед.

– Не стоит слишком приближаться к нам, приятель, – предостерег его Джек, опуская руку на рукоять кинжала.

– Это вы адвокаты? – прямо спросил Эттис.

– Я адвокат, мастер Шардлейк, – представился я.

– Понятно, – проговорил третий. – Он явился, чтобы отсудить у нас общинные земли. К тому же гребаный горбун, чтобы нас ждала неудача!

Эттис уставился на меня:

– Ну? Значит, вы поэтому здесь? Так знайте, жители Хойленда не боятся никаких адвокатов. Если вы попытаетесь судебными уловками прогнать нас с земель, мы обратимся в Суд по ходатайствам. Наши друзья из соседних деревень таким образом защищали собственные права. И если лесорубы мастера Хоббея вновь явятся на наши общинные земли, мы прогоним их.

– Это меня не касается. Меня прислал сюда Суд по делам опеки исследовать состояние дел мастера Кертиса, – объяснил я местным жителям.

– Это рябого парня, – пояснил сподвижник Эттиса.

Тот продолжал изучать нас:

– Я слышал, что в приорстве сейчас два адвоката.

– Здесь находится и собственный адвокат мастера Хоббея. По тому же самому делу, что и я. – Сделав паузу, я многозначительно посмотрел на собеседника. – Это отнюдь не значит, что у него не может быть здесь других дел, но я в них не участвую.