Невыносимая шестерка Тристы (ЛП) - Дуглас Пенелопа

И сразу же я понимаю, что не могу обмануть даже саму себя. Я не контролирую ситуацию.

Она держит мое сердце в кулаке.

Я танцую для нее, моя рука скользит между моих ног и по полоске обнаженной кожи между моей рубашкой и юбкой. Напоминая ей о том, как я себя чувствовала. О том, кто делает мне приятно.

Руки скользят по мне, лениво, но настойчиво, его палец скользит под пояс моей юбки и касается моей кожи. Каллум прижимается к моей спине, и я смотрю на Лив, зная, что она наблюдает за мной. Наблюдает за нами. В тени динамика над ней. Под ее черными ресницами и темными глазами, которые могли быть закрыты, но я знаю, что они открыты. Знаю, что она наблюдает. Ее рука лежит на колене, большой палец спокойно и уверенно сжимается в кулаке.

И я не останавливаю его.

Каллум двигается, увлекая меня за собой, когда его рука ползет вверх по моему телу. Его губы скользят по линии моей шеи, а Лив все еще не двигается, впиваясь большим пальцем в кулак, ее взгляд все еще скрыт под покровом темноты.

Крисджен вываливается из толпы, ее напиток расплескивается и переливается через край стакана. Протягиваю руку, чтобы схватить ее, руки Каллума опускаются, и я расплываюсь в улыбке, когда останавливаю ее. Она выглядит так, будто ей весело. Более веселой, чем я видела ее за долгое время.

Она сует мне напиток в руку и обнимает меня:

— Я люблю тебя!

Я трясусь от смеха:

— Готова поспорить, что сейчас ты любишь даже Эми, да?

— Что? — перекрикивает она музыку.

Плевать.

— Ничего! — кричу я, делаю пару глотков ее пива, когда из колонок начинает играть «Fuqboi».

Крисджен взволнованно ахает и начинает подпрыгивать, потому что прямо сейчас она любит и эту песню. Выкрикивая слова, она берет меня за руку, выбрасывает стакан в мусорное ведро и, когда я поворачиваюсь, тянет меня в центр комнаты, все танцуют вокруг нас. Начинается припев, Каллум забыт, и Крисджен хватает меня, ее руки свисают с моих плеч, когда она начинает танцевать. Она двигает бедрами, сначала медленно, а затем быстрее, и я колеблюсь лишь мгновение, благодарная, что кто-то спас меня от него. Хотя вспоминаю, что сделала это для того, чтобы заставить Лив ревновать.

Я присоединяюсь к подруге, мы вдвоем покачиваемся и танцуем, улыбаемся и смеемся, пока громкая музыка заполняет комнату. Прижимаемся друг к другу, и я могу только представить, что Каллум где-то в стороне наслаждается видом. Крисджен кладет руку на мою талию, слова песни заставляют нас рассмеяться, но она пропевает их, почти кричит от гнева.

Крисджен раскачивает руки за спиной, взад-вперед, и я не знаю, намеренно ли это, но она задевает меня. Снова и снова, ее грудь встречается с моей. Я опускаю глаза, ее груди, похожие на половинки персиков, просвечивают сквозь тонкий топ.

Видны темные очертания ее маленьких сосков, ее волосы касаются моих губ.

Я перевожу взгляд на Лив.

Ее большой палец перестал потирать остальные.

Она не двигается.

Она сидит там, и я хватаю Крисджен, наши ноги переплетаются, пока мы танцуем. Жар от взгляда Оливии скользит по полоске обнаженной кожи между моей майкой и юбкой, она наблюдает за моими движениями и, возможно, точно помнит, как я себя чувствую под этой одеждой.

И что, возможно, Каллум не представляет угрозы. В конце концов другая девушка захочет меня.

Но когда я оборачиваюсь, Лив исчезает. Крисджен прижимается ко мне, струйки пота стекают по моей спине. Я оглядываюсь по сторонам. Где она?

Куда она ушла?

Подняв голову, я вижу, как она взбирается по спиральной лестнице. Девушка держит ее за руку, ведя Лив за собой, но это не Мартелл.

Каког о черта? Я останавливаюсь. И кто на этот раз?

Они исчезают за поворотом лестницы, и я больше ничего не могу увидеть, отчего мой желудок сжимается.

— Е-е-е! — визжит Крисджен, не обращая ни на что внимания.

Но я отстраняюсь, отступаю назад и смотрю на лестницу. Сколько у нее было девушек? Она думает, что может просто двигаться дальше? Она думает, я на один раз? Меня можно заменить?

Какая-то симпатичная брюнетка трясет перед тобой юбкой, и ты думаешь, что сможешь поиметь ее? Я сжимаю челюсть.

Я устала гоняться за ней. Лив сказала, что не будет давить на меня. Она пообещала, мы сохраним это в тайне. Я понимаю, что она, вероятно, чувствовала, когда я оставила ее на стоять на улице. Но что мне следовало делать? Что бы она сделала? Давайте не будем притворяться, что после многих лет, в течение которых я обращалась с ней как с дерьмом, она готова к тому, чтобы ее видели со мной.

Как бы это выглядело?

Мы не пара.

Но мы не закончили. Я бросаюсь за ней. Последнее слово будет за мной.

Я поднимаюсь по лестнице, решетки вибрируют под моими ботинками, вся лестница немного дрожит от веса всех людей, стоящих на ней. Я прохожу мимо них, смотря вверх, когда поднимаюсь и протискиваюсь сквозь толпу. Окна расположены примерно в пяти футах друг от друга, одно над другим, впуская немного лунного света, просачивающегося сквозь облака.

Фонарь наверху перестал функционировать десятки лет назад, маяк Сайбер Пойнт пришел в упадок, как и многие маяки, ныне устаревшие с появлением компьютеров и радаров. Последний смотритель маяка умер в год рождения моей матери, часть его мебели все еще стоит в жилых помещениях, которые он делил с корги по имени Арчи. Ходят слухи, что он также делил жилое помещение с женщиной примерно на тридцать лет моложе его, но ее никто никогда не видел, так что я не знаю, откуда пошел этот слух. Некоторые говорят, что она была здесь нелегально и скрывалась. Другие — что он спас ее, когда она была девочкой, и она отказалась оставлять его, когда он попытался отправить ее восвояси. Все версии правды, которую никто никогда не узнает, потому что он умер, и, насколько мне известно, здесь никого не было, когда его нашли.

Кроме Арчи.

Старые места имеют свойство становиться более живыми, чем дольше они стоят. Истории, которые они хранят, воспоминания, которые вызывают… Мы не можем встретиться с Элвисом, но тысячи людей посещают его дом каждый год, потому что находиться там, где он жил, все равно что видеть его призрак.

Сайбер Пойнт с каждым годом разрушается все сильнее, и в конце концов они снесут его, когда он станет опасным, забрав с собой его вековую историю, будто смотрителя маяка и Арчи (и девушки) здесь вообще никогда не было.

Словно здесь никогда не было меня и моего желания убить Оливию Джэгер.

Толпа отступает, пока я поднимаюсь все выше, и я слышу, как надо мной хлопает дверь. Служебное помещение и комната смотрителя находятся наверху, и я взбираюсь по оставшейся части лестницы, капли дождя стучат в окна, как дротики, когда музыка стихает до низкого ритма подо мной. Я бросаюсь к дверной ручке, но сразу же останавливаюсь, мое сердце бьется так сильно, что болит в груди.

Я прижимаю руку к двери, прислоняюсь к ней ухом, прислушиваюсь. Но из-за играющей песни «Blank Space» ничего не слышно. Даже моего дыхания.

Мне следует уйти. Чего я добьюсь, вырвав у них обеих волосы? Я выше этого. Я могу заполучить любого. Она должна умолять меня.

Но все внутри сжимается, и мне трудно игнорировать это. Я потеряла все, что было важно для меня. Я не потеряю то единственное, что еще имеет значение.

Поворачивая ручку, я делаю глубокий вдох и замираю, собираясь с духом. Через мгновение я открываю дверь и вхожу в комнату.

Луна отбрасывает тусклый свет через пятнадцать или около того маленьких круглых окон, расположенных по всей комнате, которые смотрители маяка использовали для наблюдения за погодой, стены обшиты деревянными панелями, в отличие от кирпича остальной части здания.

На стене справа от меня висит доска, на ее поверхности все еще пылятся остатки мела, а квадратный деревянный стол занимает центр маленькой комнаты рядом с большой канистрой. Старые механизмы и перекладины внутри стеклянных окон, которые когда-то управляли объективом, теперь неподвижны и тихи.