Повелитель стали - Виктор Зайцев

После отъезда Окуня жители посёлка вздохнули с облегчением, содержание пленных угнетающе действовало на всех. Сразу после торговца приехали гости из селения соек, десяток любопытных парней и девушек, в том числе и две из освобождённых пленниц, Ива и Липа. Пришлось опять прервать работы и устроить гулянье на два дня, на котором гостей угощали экзотическими помидорами и огурцами, картошкой и топинамбуром, с мясом и рыбой естественно. Ради праздника Белов остановил пилораму, работавшую весь световой день, и через генератор, включил громко магнитофон с русскими народными мелодиями, под такую музыку все с удовольствием плясали. Молодёжь, восхищённая пилорамой, огромными окнами, невиданными овощами, превысила лимит удивления и к поющему волшебному ящику отнеслась достаточно спокойно. Мол, много есть в дальних странах такого, что мы не знаем, а Белов – человек приезжий, вот и сохранил диковинные вещи. Потому и электрическое освещение не вызвало особого трепета, плясали гости и хозяева весело, зачастую совершенно не в ритм, но с явным удовольствием.

Гости привезли подарки старейшине, две рубашки, вышитые спасёнными девушками, сапоги. Белов также отдарился, Иве и Липе по куску шёлка и зажигалке. Остальным гостям тоже сделал подарки, мужчинам подарил по зажигалке, женщинам – по стеклянной баночке из-под кофе. Источник дохода в этом мире нашёлся, надо укреплять связи с соседями, он решил не жалеть этой экзотики, стекло и сам скоро будет делать, а зажигалки надо рекламировать, для аборигенов это новинка.

Однако гости на этом не закончились, буквально после отъезда соек по Бражке поднялись две лодьи Сагита. Оказывается, он встретил на Каме возвращавшихся домой соек, которые объяснили, как добраться до Белова. Сагит привёз весь обещанный товар, нефть и хлопок, ткани и шерсть, даже трёх невольников-кузнецов. Белов в ходе разговора упомянул о чеканщике Нурами, о своём желании расправиться с тем, кто подослал этого бандита и поинтересовался у Сагита, зачем он в этом участвовал. Купец побледнел, но держался стойко, свалив всю вину на Рудого, который случайно якобы узнал о выкупе пленников. Отставной сыщик из допросов знал, что Сагит сам пришёл к Рудому с предложением напасть на посёлок, с интересом посмотрел на купца, а потом спросил:

– Давай у самого Рудого спросим, он у меня в плену сидит.

Реакция купца была ожидаемой, его хватил паралич, к счастью, быстро закончившийся. Глядя на него, не знавшего, чем оправдаться, Белов улыбнулся:

– Будем считать твои пакости недоразумением, только прошу запомнить, моего товара нигде в этом мире нет, а купцов я уже знаю достаточно, чтобы прервать торговлю с тобой. Кроме того, я знаю, где живёшь ты и смогу туда добраться. У меня хватит серебра и других товаров, чтобы твою голову мне принесли на блюде. Ты знаешь, что я не жадный, так ведь, Сагит?

Купец покрылся мелким бисером пота, удерживая трясущиеся руки.

– Кроме оговорённой цены в виде четырёх стеклянных стопок, я предлагаю тебе заняться продажей моих зажигалок. Для начала даю полсотни этих изделий по десять кун за штуку, – Белов ухмыльнулся и продолжил: – товар новый, только один купец взял небольшую партию, спеши развернуться.

Уплыл Сагит в тот же день, сразу после расплаты за товар и покупки зажигалок, от которой он не посмел отказаться. Старейшина Бражинска с удовольствием пересчитал двадцать пять гривен, полученных за собственный товар, неизвестный в этом мире и практически единственный, способный пользоваться всеобщим спросом. Гранёные самоцветы не так хорошо продавались в маленьких провинциальных городках, а сейчас нужен был продукт, востребованный повсеместно, и кроме зажигалок, на эту роль подходили только доски. К сожалению, как успел заметить Белов, пилёные доски плохо шли в лесных краях.

Времени у местных жителей было предостаточно, поэтому всё, что можно сделать своими руками, они ими и делали. Выходило не всегда красиво, но добротно и бесплатно, платёжеспособность местных жителей оставляла желать лучшего. Кроме того, у аборигенов сложилась, в общем-то, довольно здравая практика, тёсаные доски служат дольше, чем пиленые. Потому и брёвна на концах строители предпочитали обтёсывать, а не отпиливать, волокна древесины меньше повреждались на концах, не рвались, как при распиловке, а сжимались, не впитывая влагу. Так что, с продажей пилёных досок Белов предвидел огромные трудности психологического характера, поэтому пока пилорама работала на нужды растущего посёлка и перспективные задумки. То есть дохода от неё никто не ждал.

Добытый за зиму мех прижимистые аборигены в окружающих селениях и городах оставляли для обмена на соль и железо, действительно необходимые для выживания продукты, вроде муки. Остальные товары – доски, корзины, берестяные короба и прочее, что можно сделать самим, практически не покупали, предпочитая зимой делать своё, хоть неказистое, но бесплатно. Для продажи своей продукции были два пути – самому развивать торговлю или увеличивать покупательную способность соседей-покупателей, вернее, покупательное желание. По своему опыту бывший сыщик, сам, будучи провинциалом, представлял безнадёжность быстрого изменения психики большинства людей. Тяжело было даже в двадцать первом веке, при развитой рекламе и телевидении, что уж говорить о родовых общинах этого времени, где каждая покупка даже простого инструмента обсуждалась всей роднёй месяцами, если не годами. Булгары и угры даже зажигалку считали баловством, если можно за какие-то три-четыре минуты бесплатно зажечь огонь кремнем и огнивом.

… – Каков дикарь, хотел меня напугать! – оправдывался сам перед собой Сагит, едва отплыл по Каме на достаточное расстояние. Впервые за свою двадцатилетнюю торговую карьеру купец оказался вынужден выполнять чужие желания, а не навязывать свои. Именно эта, проявленная слабость перед варваром сильнее всего унижала Сагита, нежели перспектива убытка. Нет, как раз доход от нынешней сделки будет неплохой, даже эти новинки-зажигалки удастся сбыть с выгодой. В этом южанин не сомневался. Но сам факт того, что какой-то дикарь так легко переиграл его, унижал грустной перспективой. Тем более что себе торговец врать не мог, он увидел, что одинокий северянин слишком быстро и легко становится сильным, окружает себя толковыми людьми, слишком умело для дикаря ориентируется в торговле. Это напугало Сагита больше всего, купец неожиданно для себя почувствовал в Белове силу, способную вознести варвара на вершины власти. И теперь не знал, что делать с этим чувством.

Рискнуть, поверить в этого удивительного варвара, активно торговать с ним, помогать, чтобы приблизиться к нему и получить большие возможности в перспективе, когда (и если) Белов станет вождём? А он непременно станет большим вождём, внутренний голос торговца просто кричал это. Но принесёт ли возвышение далёкого северного варвара пользу великой Казарии? Не станет ли Белов одним из врагов южного государства, обеспечивающего в течение многих лет спокойную торговлю по Волге и Каме? Не разрушит ли его варварское племя устои спокойной жизни, долгими годами создаваемые среди жителей Прикамья? Вдруг Белов со своими дикарями перекроет торговлю по Каме, столь прибыльную богатыми мехами?

– Впрочем, – усмехнулся торговец, – кто мне поверит в Итиле? Не слишком ли я много беру на себя, недостойный раб Яхве? Думаю, ребе Авраам даст правильный ответ на эти вопросы.

Приняв поистине соломоново решение, торговец повеселел и отправился пересчитывать товары, прикидывать, где выгодней их сбыть. Это привычное занятие всегда успокаивало и давало осознание своей силы и ума.

Глава пятнадцатая. Настоящая работа

На этом визиты в посёлок закончились, а через неделю настали холода и реки покрылись льдом. Работы по хозяйству заметно сократились, Белов смог организовать в одном из пустующих домов школу. В ней он устроил занятия для всех жителей посёлка, включая мастеров-южан и работавших угров, кроме Ларисы, Третьяка и Влады. Занятия были короткими, по два часа в день, все обучались русской азбуке из двадцатого века, письму, счёту арабскими цифрами.

Староста растущего посёлка весь октябрь занимался изготовлением подсолнечного масла, сначала приспосабливал пресс из хозяйства Алексея, потом делал холодный отжим, потом пытался повторить технологию горячего отжима, но ничего не получилось. Времени на масло ушло много, но и результат был неплохим, почти пятьдесят литров нерафинированного подсолнечного масла Белов поставил на зиму в овощную яму. Спускаться в три овощные ямы – одна в доме и две в сараях – он полюбил. Полки ломились от солений и овощей, за сентябрь удалось насобирать и засолить почти сто литров различных грибов, жаль, уксуса не было, ещё бы замариновали столько же. После сбора урожая и семян он насчитал сто двадцать семян сахарной свёклы, что гарантировало получение первого сахара уже через год. Пользуясь сладостью клубней топинамбура, Белов поставил из самых мелких брагу, которую за октябрь перегнал на самогон, получив литров двадцать неплохого напитка. Первач он оставил для медицинских целей, а большую часть настоял на смородиновом листе, зверобое и других травах. К началу ноября в баре второго этажа стояли десятка два бутылок с различными настойками, к которым, впрочем, сам изготовитель был равнодушен. За свою прежнюю жизнь отставной сыщик выпил слишком много, чтобы продолжать в новом мире, да при двух молодых жёнах.