Повелитель стали - Виктор Зайцев

Первый этаж был чётко поделен между двумя детскими комнатами, где стояли кровати для жён, в случае заболевания детей ночевавших там. И небольшой уголок остался для инструментов и крохотной мастерской, в которой Белов иногда пытался воплотить в материале свои фантазии. В сенях, естественно, также был наведён образцовый порядок, всех посетителей приучили снимать обувь там, кроме зимнего времени, когда дозволялось делать это в прихожей. Как бы не выглядело жилище, дома старый сыщик привык ходить босиком, чай, не землянка какая! Все эти перемены, вкупе с огромными для местного понимания окнами, электрическим освещением в каждой комнате, включая сени, производили достойное впечатление даже на жителей Бражинска. Что уж ожидать от тех, кто попадал в дом впервые?

Не успели вернуться с охоты, как резко потеплело и пошло бурное таяние снега. Начался ледоход, второй ледоход для Белова в этом мире. Он привык к новому миру, несмотря на некоторые бытовые неудобства. Опасаясь подтопления домов, овощных ям и ледников, ещё в начале марта, с помощью всё прибывавших работников, расчистили территорию посёлка от снега и поддерживали её в чистоте. За год вокруг двора Белова и баньки выросли восемь двухэтажных домов, две бани, три кузницы и две мастерских – химиков и чеканщиков. С другой стороны дома, ближе к реке, раскинулся конный двор из полудюжины построек, от нескольких денников и сеновала до свинарника, пока пустующего, но готового к приёму поросят; свиней в своём дворе Белов держать не собирался. Щенки, подаренные родом соек, выросли в симпатичных лаек, которых сыщик с помощью мальчишек, пытался обучить премудростям охоты. Жаль, что лайки по природе своей не могут толком сторожить, особенно от людей. Белов ещё осенью подумывал о приобретении хороших сторожевых псов, но для этого надо плыть вниз по Волге, где могли быть кавказские или среднеазиатские овчарки. Путешествие сдерживалось отсутствием гребцов, он отложил его до постройки парохода. Уж пару кочегаров он найдёт.

… – Холодно здесь зимой, хотя ты прав, ветра почти нет. А без ветра этот холод легче перенести, чем нашу зиму в степи, под ветром. – Южанин-чеканщик подкинул дров в печурку, закрыл чугунную дверцу, протянул руки над нагретой кирпичной кладкой, наслаждаясь горячим воздухом. Хотя в доме и без того было тепло, удержаться от такого жеста трудно, когда за окном воет вьюга.

– Веришь, что хозяин нас отпустит? – Его сосед по жилищу отхлебнул из кружки горячий отвар зверобоя с мёдом, опасаясь простыть. Он уже выпил три такие кружки, но всё не мог остановиться, надеясь избавиться от прихватившего кашля.

– Не знаю, поживём, увидим. Верить я давно перестал, особенно богачам, – грустно скривился чеканщик, глядя на перебитые пальцы своей правой руки. Этой рукой пять лет назад он осмелился закрыться от плети первого своего хозяина, за что и поплатился. С тех пор неуживчивый раб сменил трёх владельцев, пока не был продан на север, диким варварам, по слухам, поедавшим своих рабов и пленников. За прошедшие месяцы чеканщик не только убедился в лживости таких слухов, но, с удивлением, стал замечать человеческое отношение к себе и своим товарищам по рабству. Поэтому в глубине души верил и надеялся на свободу, а по ночам мечтал о собственной семье, пусть даже в этих северных лесах.

Глава шестнадцатая, техническая

Первым плаванием после ледохода Белов планировал поездку за каменным углем, который давно закончился. Ещё в марте он посылал за углём трое саней, но привезли мало, едва хватило для переработки остатков руды. На лодках доставка угля была значительно проще, и привезти можно было больше, чем на санях. Белов был уверен, что обилие работников-угров сохранится в посёлке до середины лета, до первых овощей. Поэтому планировал построить выше по течению Бражки, прямо возле выхода глины и кирпичного производства, небольшую доменную печь.

Железо, которое получали из богатой руды кричным способом, было отвратительно некачественным, по меркам двадцать первого века, процесс получения очень длительным и трудоёмким. При богатейших уральских рудах нужно было переходить на доменное литьё, только тогда получался выигрыш в себестоимости и производительности. За зиму Белов имел возможность убедиться, что себестоимость изделий его кузнецов практически равна стоимости работ других мастеров. Не только выигрыша не было, даже имелся небольшой проигрыш, за счёт высокой стоимости доставки сырья и низкой квалификации мастеров. То, что развиваться посёлок сможет только при скачке производительности труда и резком снижении себестоимости изделий из железа, было аксиомой, даже отставной сыщик это понимал. Всё же, в молодости он получил хорошее инженерное образование и ещё не впал в маразм, чтобы забыть основы экономики.

За апрель, во время половодья, Белов с помощниками подготовили необходимые приспособления, вплоть до форм для массового изготовления кирпича. Оставалось дождаться тёплой погоды. Наблюдая с крутого берега Бражки за ледоходом, он размышлял о превратности жизни вообще и своей жизни в частности. Ещё два года назад он в это время писал рапорт о выходе на пенсию в звании подполковника милиции. За плечами у него оставались восемнадцать лет работы в уголовном розыске, из них шесть лет заместителем начальника отдела. Все вышестоящие начальники были моложе его, когда вынужденно повысили старшего опера до руководящей должности, многие просто не представляли работы сыщика или следователя, попадая в мягкие кресла со студенческой скамьи. Он, со своим требованием честности и порядочности в работе, руководителем и такого мелкого ранга стал совершенно случайно. Да и бог с ним, прервал свои воспоминания Белов, нет у меня начальников и командиров. В этом мире я могу жить по своему разумению, не опасаясь «политических моментов» или кампаний по очередной чистке рядов. Вот подрастут дети, научу их всему, что знаю, да буду по лесу гулять и классику перечитывать. Только потрудиться для этого придётся хорошенько, особенно ближайшие годы. Главное, улыбнулся он, больше не жениться. Двух молодых жён, особенно для сорокалетнего пенсионера, больше чем достаточно.

Впрочем, основные проблемы этой весной доставляли отнюдь не жёны, а пресловутый паровой двигатель. Белов ещё осенью, при изготовлении действующей модели двигателя, пошёл по пути наименьшего сопротивления, решил схитрить и обойтись без поршневых групп. С эксцентриками и рычагами они намучились достаточно, когда монтировали пилораму. Представив, сколько мороки будет при постройке классического парового двигателя, с поршнями, шатунами и кривошипами, «изобретатель» едва не бросил свою задумку в самом начале. Однако рискнул, выбрав турбинный движитель. Пусть не самый экономичный, требующий высокой точности изготовления и крепких подшипников, но вполне отвечающий своим задачам движителя лодки. Особой мощности от лодочного мотора не требовалось, высокие обороты турбины сразу передавались на гребной винт.

На модели всё работало неплохо, однако, при увеличении масштаба, как обычно, полезли вполне предсказуемые проблемы. Начиная от уплотнения вала в месте выхода через корму лодки в воду, слава богу, различных пластиков и резиновых обрезков в хозяйстве оставалось достаточно. Относительную герметичность вала обеспечили. Однако нахальство Белова, собиравшегося обойтись без коробки передач, не удалось. Трёхскоростную передачу пришлось собирать, не зубчатую, конечно, а на валах с ремёнными шкивами, но пришлось. Лишь тогда первый рабочий вариант парового движителя худо-бедно мог быть допущен к эксплуатации. Работали над паровиком все мастера, кроме двух чеканщиков, занятых гильзами и капсюлями. Полученного в своё время технического образования Белову хватило, чтобы понять, насколько мощность и долговечность двигателя будет зависеть от качества и точности подгонки деталей и минимизации всех зазоров.

Позднее он прикинул себестоимость первого паровика и ужаснулся, если перевести все затраты в гривны, дешевле купить полсотни рабов. Сразу стало понятно, что паровик, как незабвенный самолёт ТУ-144 – самолёт престижа, как его называли, станет исключительно двигателем технических амбиций. Но, как говорится, дал слово – держи! Отступать Белов не собирался, он единственный, пожалуй, в этом мире понимал затратность и неэкономичность первых шагов технического прогресса. К счастью, Третьяк с помощниками были далеки от этих мыслей, они наслаждались своим небывалым творением. Третьяку старейшина твёрдо обещал, после доведения парового двигателя до рабочего состояния, заняться с парнем легированными сталями и постепенно подбираться к знаменитому анохинскому булату. Благо, кое-какие сведения об этом в технической литературе имелись.

Вслед за последними льдинами по Бражке сразу три лодки отправились за каменным углём. Чуть позже их обогнали Белов с Алиной, на моторной лодке отправившиеся за точильным камнем, который в прошлом году он так и не привёз. За зиму перегнали почти двести литров бензина, скоро уже новую нефть привезут, можно и прокатиться с ветерком. На моторе расстояние между двумя селениям не чувствовалось совершенно, дорогу до Выселков Белов одолел за пять часов, хотя на вёслах не управился бы и за сутки. В Выселках он навестил всех знакомых, передал гостинцы и поклоны родителям Влады, зашёл в дом Скора, где появился внук. Сыщик рассказал старосте эпопею с Рудым, без подробностей о его пленении и завладении имуществом. Повидался с братьями Лопатами, которые достаточно окрепли не только физически, но и в решении уехать из Выселков. С ними Белов обговорил целую операцию по переселению, которую решили провести в начале лета. Лопаты рассказали новости из жизни Выселков, перечислили всех купцов, побывавших прошлым летом, описали нового подручного Скора из Соли-Камской, уже избившего двоих мужиков в селении.