Мария в поисках кита - Виктория Платова

«Messageries-Maritimes». Скорее всего, это название пароходной компании, второе слово намного поэтичнее первого, ради него все и затевалось, и открытка тоже: две пасторальные японки в кимоно, вглядывающиеся в морскую даль с теплоходом на горизонте. Japan Extreme Orient.

В стопке открыток присутствуют Марлен Дитрих, рекламирующая БМВ, и Джемс Дин, рекламирующий кока-колу; два араба («Casablanca — porte du Maroc»), еще один араб на верблюде («Barnum-and-Bailey: the greatest show in the world»). Баба с клюшкой («Golf Monte-Carlo»), баба с конвертом в зубах («Le-Papier-a-Lettres-Destingue — ELCO») и необязательная мелочь, привлеченная лишь для того, чтобы стопка была как можно толще: цветы, голуби с веточками в клюве, поздравления с Пасхой и Рождеством.

Обратная сторона.

На ней всегда можно найти что-нибудь интересное: обрывок фразы, которая впоследствии станет ключом к разгадке заявленной в прологе тайны (если ВПЗР, увлекшись стилистическими изысками, не забудет про тайну напрочь: такое случается, и довольно часто). Иногда присутствуют и просто интересные мысли, претендующие на афористичность и потому плохо запоминающиеся. На этот раз ничего выдающегося: ни одного послания, ни одного адреса, даже «сдохни-сдохни-сдохни» куда-то подевалось. Ни испанского варианта, ни так любимого ВПЗР искаженного французского. Но хорошо просматриваются какие-то пятна, пыльца цветов, засохшие ошметки птичьего помета, следы от раздавленных насекомых… Все это уже встречалось, и не раз, — особенно насекомые. «Мои инсектики, мои верноподданные имаго», — любовно называет их ВПЗР, был карнавал, и я нарядилась энтомологом.

Неужели — воображение кончилось?..

В тот самый момент, когда я уже готова смириться с этой мыслью и поставить на ВПЗР жирный крест, из вороха выскальзывает еще одна открытка, не замеченная мной ранее. Глаза под черной каской, на антрацитовом фоне (ни капли приятного и утешительного в этом остановившемся взгляде нет) — и подпись в самом низу:

НЕ IS WATCHING YOU.[41]

Упссс.

Каким образом открытка вновь скрывается в стопке других, я понять не могу: наверное, я сама выронила ее, инстинктивно отшатнувшись от надписи. Но не это самое удивительное: перерыв и перетряхнув все, я так и не нахожу ее. Зато нахожу надпись — она перекочевала на обратную сторону почти каждой из открыток. «Не is watching you» предстает во множестве вариантов: основательный мужской почерк, летящий женский; совершенно безликие, но при этом ровные и четкие печатные буквы. Задворки Марлен Дитрих именно таковы: ровные и четкие. Тылы кока-кольного Джеймса Дина совсем иные: буквы заваливаются друг на друга и идут вразнос, как если бы их вывел ребенок или сумасшедший. Карандаши разной степени мягкости и остроты; перьевая ручка, разбрызгивающая вокруг себя микроскопические кляксы; гелевая ручка, розовый маркер и фломастеры — черный и красный. И везде это дурацкое: «он следит за тобой», похожее и на предупреждение и на угрозу одновременно, в случае убийства набирайте «М».

«М» — как Маноло.

«М» — как Мария.

Сотни Марий и сотни Маноло, — белые киты с удлиненными телами, — по-прежнему резвятся на поверхности деревянного океана и под ней. И это единственное, что осталось нетронутым в интерьере букинистического.

Отсюда, от прилавка, мне хорошо видно, что шкафы наполнились новым содержимым. Место старинных книг заняли современные. Относительно современные, изданные в последние тридцать — сорок лет. В основном — триллеры и детективы, если судить по корешкам. Не только испанские, но и английские, и французские, и голландские; представлены почти все европейские языки. И не европейские тоже: целый шкаф набит книгами с иероглифами. Еще один — комиксами и манга, но суть не в этом. А в вопросе: зачем маленькому острову в Средиземном море этот нелепый книжный? Кто будет читать книги на хинди или на китайском? Кто вообще заглянет сюда и сделает кассу хозяину при такой зашкаливающей плотности населения?..

Любая, пусть и самая нелепая, деталь должна быть как минимум логичной, а тут целый нелогичный и совершенно абсурдный магазин!..

Стоит мне подумать об этом, как полки шкафов начинают трястись мелкой дрожью: они как будто пытаются избавиться от своей ноши, сбросить с себя груз книг, а то и вовсе исчезнуть вместе с ними. Только для того, чтобы к помещению вернулся его прежний облик сувенирной лавчонки. Но сделать это не так-то просто: книги с комиксами и не думают сдаваться, цепляются друг за друга, — и через несколько секунд все успокаивается.

Атака здравого смысла отражена.

Но ведь ВПЗР никогда и не исповедовала здравый смысл. Чем нездоровее сознание, тем оно интереснее, хотя логику никто не отменяет даже в нем. Наоборот, утверждает ВПЗР, ничто не выглядит таким незыблемым, как жестко структурированная и абсолютно последовательная логика идиота душевно больного человека, да еще — маньяка разновекторной направленности, этого добра в ее книгах тоже навалом. Она уже давно только то и делает, что пасется на темной стороне человеческой души, вооружившись прибором ночного видения собственной конструкции. Я никогда его не видела (в голову писателя не влезешь, да и не слишком-то хочется), но подозреваю, что это совершенно выдающийся механизм. Части его подсмотрены в книге «Алхимия», украденной из книжного магазина на Пипинштрассе, в Кельне (издательство «Ташен», так и не заплаченная цена — 9, 95 евро). Части — в книге «Мистический инструментарий», украденной у дочери вэпэзээровского редактора Лорика Манюни после двух неуклюжих попыток убедить последнюю, что эта книга жизненно необходима ВПЗР. И этот беспринципный и аморальный фрик еще и принимал деятельное участие в поисках утраченного. И даже высказывал свои говенные версии относительно того, кто бы мог совершить подобное кощунство, прозрачно намекая на подругу Манюни, лагерную сучку Перельман.

«Мистический инструментарий» я обнаружила много позднее, не слишком удачно заныканным засунутым на одну из книжных полок в туалете или попросту там забытым. И в этом — вся ВПЗР, она не дает себе труд элегантно спрятать концы в воду, ведь вранье тоже требует определенных усилий. А совершать хоть какие-то усилия над собой ВПЗР, как известно, не свойственно.

Винтажных афиш, приглашающих на корриду, больше нет. Зато появился киноплакат, не относящийся, впрочем, ни к Годару, ни к Трюффо:

«ASCENSEUR POUR L'ECHAFAUD».

Даже если бы «ascenseur» не был бы почти точной копией испанского «ascensor», что в переводе означает лифт, я бы все равно поняла, о каком фильме идет речь; ведь переводчицей выступает сама Жанна. Вернее, не Жанна, — несчастная, проигравшая собственную жизнь Флоранс Карала, взятая в три четверти безымянным фотографом; вряд ли это — Марио Тестино. А задний план плаката не продуман вовсе: нечто размытое и неясное, как сомнительная перспектива жизни после разоблачения и неминуемого ареста.

Мне искренне жаль Флоранс, несмотря на то что именно она задумала убийство: она была влюблена, а влюбленность все искупает и почти все оправдывает. Так думаю я, но ВПЗР думает совсем по-другому. Влюбленность — величайшее из зол, мешающее двигаться вперед и зарабатывать деньги, много денег. Влюбленность разжижает мозги, туманит взор и лишает подвижности клешни, которыми гребется бабло. Нападение дворовой шпаны с последующим изъятием ценностей — куда меньшее зло, чем встреча с влюбленностью в темной подворотне. А также — с ее клонами: страстью и — главарем всей банды — любовью. Любовь особенно вредна, потому что влечет за собой нежность, привязанность и заботу. И невозможность принадлежать только себе. С этим ВПЗР, конченая гедонистка и рабыня лишь собственных дурных привычек, никогда не согласится в корне.

Дурные привычки Альфреда Хичкока мне неизвестны, — не то что идиотскому букинистическому. Здесь царит культ Хичкока и полно его изображений, они находятся как раз за моей спиной. На той самой стене, что раньше, в бытность Анхеля-Эусебио, была оккупирована надувными кругами и пляжными полотенцами.

Отлично выполненных фотографий Хичкока не меньше двух десятков; и ни одной — с надувным кругом и пляжным полотенцем. Это — камео, крошечные эпизоды из фильмов, секундные планы, где Хичкок играет сам себя:

Персонаж, заводящий часы в доме композитора, — из «Окна во двор» (я хорошо помню этот эпизод);

Персонаж на фото со встречи выпускников из «Набирайте «М» (это фото я как раз не помню, но легко узнаю главного героя, плейбоя и злодея Тони Уэндиса, Хичкок сидит рядом с ним);

Персонаж, стоящий на улице в ковбойской шляпе, — из «Психо»;

Персонаж, заседающий в вагоне-ресторане, — из «Незнакомцев в поезде».