Время жить. Пенталогия (СИ) - Виктор Тарнавский

В храме было полутемно. Наарит, обойдя зал посолонь и поклонившись изображениям солнца и лун, преклонила колена перед алтарем в виде усеченной восьмигранной пирамидки. Кэноэ взял у нее поднос и поставил на алтарь, следя за тем, чтобы он оказался внутри линий горелок. Вместе с Наарит они встали по обе стороны от алтаря, склонив головы.

Раздался удар гонга. Электрические огни в храме стали медленно тускнеть. Кэноэ взял в руки лежавшую на алтаре зажигалку, сделанную в виде старинного огнива, и поочередно зажег все восемь светильников по углам алтаря. Пламя начало постепенно распространяться в стороны, и вскоре поднос с дарами оказался внутри восьмиконечной звезды, вычерченной огнем. Свет в храме окончательно погас, и теперь он освещался только пламенем на алтаре. Так продолжалось нестерпимо долго. Внезапно, когда казалось, что прошла целая вечность, снова ударил гонг — чистым и громким звоном. Над головами возносящих благодарность зажглось «звездное небо». Осветилась и передняя часть зала, в которой появилась женская фигура, закутанное в темное покрывало, — сама Мать Земля, роль которой сегодня исполняла Доорин, камеристка Кээрт.

Где-то далеко наверху родилась мелодия — тихие и чистые ноты, и Кэноэ, протянув руки над пламенеющим алтарем навстречу рукам Леди Весны, заговорил глухим негромким голосом, который, однако, отдавался эхом во всех углах храма:

- Всеблагая Мать Земля, мать всего сущего и родительница жизни! Славим и благодарим тебя из восьми пределов, по восьми сторонам света, под восемью небесами…

Он говорил на старинном, почти не понятном ему самому языке, словно читал наизусть вызубренный бессмысленный текст. Но в этих древних словах, видно, была какая-то сила. Мир словно сузился и одновременно раздался далеко-далеко в стороны вокруг них. Не было больше ни принца, ни служанки, ни Императорского подручного, ни секретаря, были только Мать-Земля, принимающая молитву-благодарность от одного из своих сыновей и щедро одаряющая его своим теплом и заботой, и вечно юная Леди Весна, приходящая оплодотворить землю дождями и приносящая надежду на новые урожаи…

На какое-то бесконечное мгновение Кэноэ почудилось, что он из невообразимой дали космоса дотянулся все-таки до родной земли, ощутив ее ширь и доброту и приняв ее благословение. Он попытался поймать это чувство, но оно ушло, оставив как неясное послевкусие уверенность, что все идет так, как и должно идти, и все будет если не хорошо, то правильно.

Снова удар гонга. Электрические огни в храме опять зажглись, а пламя в горелках стало угасать. Оно исчезло сразу, не оставив никаких обрывков и бесполезно пылающих светильников, и это было доброй приметой. Кэноэ опустил руки. Он был в смятении. Неужели что-то действительно есть в этих старых обрядах?! Выходит, для чего-то все-таки нужны и Императорская семья, и все эти церемонии!? Он не знал ответов на эти вопросы.

Наарит протянула ему праздничный хлеб из муки прошлого урожая — большой, круглый, похожий на колесо со спицами. Кэноэ, как и требовала традиция, разделил его руками на полторы дюжины частей, раздавая их по одной каждому из присутствующих, а середину с поклоном протянул Доорин. Та приняла ее со смущенной улыбкой.

Внезапно Кэноэ вспомнил, что Доорин не зря исполняет сегодня роль Матери-Земли. У нее есть дети — две дочери, которые учатся в интернате при Управлении Двора, есть муж, которого перевели с Таангураи в хозяйственную службу Императорского Дворца и которого она видит лишь урывками, отдавая всю себя Кээрт. И у его камердинера Фруамса тоже есть жена и сын, с которыми он видится хорошо, если раз в декаду… Эти двое и многие другие люди фактически жертвуют своей личной жизнью ради него, Кээрт и прочих членов Императорского Дома, и было бы совершенно несправедливо не давать им ничего взамен…

Праздник, тем временем, продолжался. Его покинула Наарит, место которой во главе стола заняла смущенная Доорин. Незаметно ушел куда-то, вероятно, по своим служебным делам начальник охраны Ровоам. Кэноэ на всякий случай вопросительно посмотрел на Меркуукха, но надзорник проявлял не больше беспокойства, чем обычно. Благополучное проведение обряда явно подействовало на него успокоительно. По крайней мере, вместе со всеми он, наконец, отдал должное еде и особому праздничному кробро, сваренному еще осенью из зерна прошлого урожая.

После полуночи гости начали расходиться. Кэноэ на прощание расцеловался с тетей Вэниэлт, казавшейся очень усталой, и обменялся рукопожатиями с капитаном Свэрэоном. Двоюродный дядя выглядел довольным.

- Пусть эта Щедрая ночь принесет вам обильный урожай, — пожелал он с многозначительной улыбкой.

Кээрт ответила поклоном и очаровательно смущенным взглядом куда-то в сторону, а через секунду и сам Кэноэ почувствовал, что у него лиловеют кончики ушей. По всем традициям и канонам, этот праздник было положено завершать ночью любви, которая считалась лучшим в году временем для зачатия.

Хорошо еще, что после проведения обряда им не надо, как в древности, публично заниматься сексом, символизируя оплодотворение земли весенним дождем! Подхватив за руку Кээрт, Кэноэ откланялся и в сопровождении многочисленной охраны отправился в свои покои.

Оставшись, наконец, вдвоем с Кээрт, Кэноэ сбросил опостылевшие парадные сапоги и с наслаждением растянулся на кровати.

- Ф-фу-у-ух! Хорошо, что все обошлось!

О том, что на самом деле ничего не обошлось, Кэноэ узнал рано утром — как раз тогда, когда они с Кээрт, потратив большую часть ночи на должное соблюдение традиций, наконец, утихомирились и заснули в обнимку в огромной супружеской кровати.

- Что случилось?! — хмуро спросил он, безуспешно стараясь подавить широченный зевок.

- Я прошу извинить меня, ваше высочество! — Меркуукх сделал глубокий виноватый поклон. — Я не смог уследить за Хрустальным Жезлом. Он украден.

- Из вашего сейфа?! — не поверил Кэноэ.

- Да, ваше высочество, — Меркуукх снова наклонил голову в покаянном жесте.

- Ваши извинения приняты! — резко сказал Кэноэ, иначе от Меркуукха сталось бы кланяться при каждом ответе.

- Когда вы это обнаружили?! — включилась в разговор Кээрт.

Она выглядела на удивление свежей и бодрой. Только немного запавшие глаза и чуточку припухшие губы выдавали прошедшую бурную ночь.

- Сразу же после возвращения с праздника, — Меркуукх говорил сухо и отстраненно, словно это произошло вовсе не с ним. — Сейф был открыт нараспашку, рядом с ним лежала электронная отмычка… очень продвинутая.

- Почему вы немедленно не сообщили об этом мне?! — нахмурился Кэноэ.

- Не хотели портить вам и вашей блистательной супруге праздничную ночь, — Меркуукх продолжал говорить тем же ровным тоном. — Кроме того, мы надеялись отыскать пропажу по горячим следам.

- И как?!

- Следов не было. Никаких. Ни на сейфе, ни на отмычке, ни на чем-либо ином в каюте. Судя по всему, преступник надел гелевые перчатки. Они быстро смываются горячей водой, а упаковка от них распадается за четверть часа.

- А как же сам Жезл? — спросил Кэноэ. — На нем же маячок!

- Сигнала нет.

- Жезл уничтожили?!

- Надеюсь, что нет, ваше высочество, — торопливо сказал Меркуух. — Его не так просто сломать, это же не сухая ветка. Можно разбить хрустальное навершие, но оно никакой функциональной роли не играет. Предположительно, Жезл после извлечения из сейфа был спрятан в магнитную ловушку, а она сама заключена в металлический контейнер. Это пока единственное объяснение. Экипаж уже ведет поиски, но они могут продлиться… весьма долго. Корабль велик, в нем очень много укромных мест.

- Просмотр камер ничего не показал? — уточнила Кээрт.

- Абсолютно ничего, блистательная.

- Ну, ничего — это тоже след, — проворчал Кэноэ. — Не телепортировался же он в вашу каюту! Кто занимается поисками Жезла? Вы?

- Нет, — Меркуукх покачал головой. В его голосе по-прежнему не проскальзывало ни малейшей эмоции. — Старший офицер первого ранга Глэас, заместитель суперофицера третьего ранга Ровоама. Ему помогают со сбором и анализом информации Таутинг и Наарит.

- А почему не сам Ровоам?!

- Ваше высочество, старший-один Глэас готов представить вам самый подробный доклад о ходе расследования, — снова поклонился Меркуукх. — С вашего позволения…

- С моего позволения, я бы хотел видеть место преступления, — решительно сказал Кэноэ. — Там этот доклад, как мне кажется, будет уместнее. Кээрт, ты идешь?

- Конечно, Кэно, — Кээрт глубоко вздохнула. — Только мне сначала нужно одеться и привести себя в порядок. Честное слово, это будет очень-очень быстро!

Старший-один Глэас был очень высоким, очень худым и очень бледным, с немного нездоровым цветом лица. «Длинный, тонкий как глиста» — так, наверное, сказала бы о нем Доорин, — вдруг неожиданно подумалось Кэноэ.