Происхождение сионизма. Основные направления в еврейской политической мысли - Шломо Авинери

с тем утверждение, что «природные таланты еврея направляют его в область государственных занятий, в сторону политики» призвано служить дополнительным доводом, укрепляющим политический сионизм Нордау. Мы уже отмечали, что в эмансипации Нордау видит подрыв квазиполитического аспекта гетто и общины, подрыв, превращающий еврейство из коллективно-политической единицы в сборище одиночек, заинтересованных лишь в собственном индивидуально-буржуазном преуспевании. Сионизм, согласно этой концепции, является, кроме всего прочего, возвратом к духовному аспекту еврейского бытия, сохранявшемуся в диаспоре вопреки всем трудностям и бедствиям в образе общины и исчезающему именно с наступлением эмансипации. Возвращение народу Израилеву его государственности вновь подчеркивает тот элемент еврейской истории — элемент политической деятельности, — который Нордау считает характерным для евреев. Таким образом, здесь имеет место и возврат к самобытности.

С интеллектуальной точки зрения мы сталкиваемся с чем-то вроде перевода анализа, проделанного Грецем относительно политического аспекта в истории еврейства, на уровень практических действий. Таким образом, Нордау превращается в одного из ярких выразителей требования не ограничиваться территориальной концентрацией в Эрец-Исраэль, а открыто добиваться создания еврейского государства как декларированной цели сионизма. Согласно Нордау, создание государства явится не только инструментальной необходимостью, но и даст ответ на имманентные и существенные потребности еврейства[29].

И не случайно, что именно Нордау в лекции, прочитанной в 1901 году, сравнил войны Маккавеев с войной буров (Южная Африка) против британского империализма. Следует помнить, что в либеральных кругах Европы борьба бурских республик воспринималась как героическое сопротивление маленького народа, выступившего против огромной империи. Эта попытка Нордау сравнить восстание Маккавеев с первой в XX веке антиимпериалистической войной также является плодом новаторской, революционной концепции послеэмансипационного сионизма, пересмотревшей историю евреев в соответствии с мерками всемирной истории нового времени.

Приложение

М. Нордау. Речь на Первом конгрессе сионистов (17 августа 1897 года)[30]

Уважаемое собрание!

Специальные референты по отдельным странам обрисуют вам подробно положение наших братьев в разных государствах. Некоторые из этих докладов прочитаны мною, некоторые — нет. Но и про те страны, о которых мои сотрудники мне ничего не сообщили, я обладаю некоторыми сведениями, почерпнутыми частью из других источников, так что с моей стороны, пожалуй, не будет самомнением, если я возьмусь представить общую картину положения еврейства на исходе девятнадцатого столетия.

Эта картина может быть нарисована приблизительно лишь одной краской. Всюду, где евреи живут среди народов в более или менее значительном количестве, господствует еврейская нужда. Это не та общая нужда, которая, по-видимому, составляет неизбежный удел человеческого рода на земле, а нужда особая, которую евреи испытывают не в качестве людей, а в качестве евреев и которой они не знали бы, если бы не были евреями.

Еврейская нужда имеет двоякую форму: материальную и моральную. В Восточной Европе, в Северной Африке, в Западной Азии, именно в тех областях, где ютится подавляющее большинство, приблизительно девять десятых всего еврейства, еврейскую нужду следует понимать в самом буквальном смысле этого слова. Это — ежедневное угнетенное состояние тела, боязнь перед каждым наступающим днем, мучительная борьба за поддержание горемычного существования. В Западной Европе борьба евреев за существование несколько облегчена, хотя за последнее время и там замечается склонность вновь затруднить ее. Вопрос о хлебе и крове, вопрос об обеспечении живота своего мучит их не так сильно. Здесь нужда имеет моральный характер. Она заключается в ежедневных страданиях самолюбия и чувства личного достоинства, в глубоком подавлении их стремления к душевным удовлетворениям, которые не возбранены ни одному нееврею.

В России, еврейское население которой достигает свыше пяти миллионов и составляет более половины всех евреев вообще, наши братья подвержены некоторым законодательным ограничениям. Там лишь одна малочисленная еврейская секта, секта караимов, пользуется правами наравне с христианскими подданными царя. Остальным евреям проживание в значительной части государства запрещено; свободою передвижения пользуются лишь известные категории евреев, например купцы первой гильдии, обладатели ученых степеней и т. д. Но чтобы принадлежать к купечеству первой гильдии, необходимо быть богатым, а таковым являются лишь весьма немногие русские евреи; ученых степеней могут удостоиться в России также весьма мало евреев, так как казенные средние и высшие учебные заведения принимают еврейских учеников в крайне ограниченном числе.

Про Румынию с ее четвертьмиллионным еврейским населением мы слышим, что наши братья и там бесправны. Им разрешено жить только в городах, они подвержены произволу чиновничества и даже самых низших служителей, от времени до времени они обрекаются в жертву кровавым насилиям черни и живут в сквернейших экономических условиях. Наш специальный румынский докладчик определяет число совершенно неимущих в половину всего еврейского населения Румынии.

Особенно ужасающими представляются условия, характеризуемые нашим галицийским докладчиком. Из 772 тысяч евреев Галиции, по данным д-ра Зальца, 70 % — буквально нищие, не имеющие занятий, просящие милостыню, большей частью, конечно, не получая ее. Я не хочу упоминать вперед о прочих подробностях его доклада, дабы вы не ощущали два раза подряд того ужаса, который он в вас возбудит.

Об условиях в Западной Австрии с ее четырехсоттысячным еврейским населением красноречиво свидетельствует сообщение д-ра Минца: в Вене из 25 тысяч еврейских семейств 15 тысяч не могло быть привлечено к платежу общинных повинностей вследствие бедности. Из 10 тысяч обложенных 90 % обязаны вносить минимальный размер налога, да и из этой категории три четверти не в состоянии выполнять свои налоговые обязанности. Австрийское законодательство в противоположность русскому и румынскому не знает разницы между евреями и христианами. Но государственные власти хладнокровно поступают с законом, как с мертвой буквой, а общественные нравы вновь возбуждают вопрос об отчуждении евреев, который был устранен законодателем. Общественная неприязнь затрудняет еврею добывание средств к существованию и в скором времени сделает его совершенно невозможным на многих поприщах.

Из Болгарии мы слышим тот же жалобный крик: и там существует лицемерный закон, не знающий разницы в правах вследствие различия в вере, но тем не менее игнорируемый властями; и там враждебное отношение отгоняет еврея от всех общественных кругов; и там нужда и бедность без надежды на улучшение господствуют среди преобладающего большинства евреев.

В Венгрии евреи не жалуются. Они обладают там всеми гражданскими правами. Они могут работать и зарабатывать, и их экономическое положение постепенно улучшается. Правда, это благоприятное состояние длится еще не настолько долго, чтобы большинство евреев успело освободиться от своей глубокой нищеты, так что и в Венгрии большая часть еврейского населения далеко еще не достигла материального благосостояния. Впрочем, знатоки положения уверяют, что и в Венгрии вражда к евреям тлеет уже под сурдинкой и при первом удобном случае готова вырваться наружу с опустошающей силой.

Полтораста тысяч марокканских евреев и