Опасная граница: Повести - Франтишек Фрида

Карбан только плечами пожал. О плохом вооружении таможенников, которые несли охрану границ, велись бесконечные дебаты. Господа из областного таможенного управления, которые начинали службу еще во времена Австро-Венгрии, считали винтовку самым эффективным оружием. По их мнению, таможенники, которые кроме карабина хотели иметь еще и пистолет, могли купить его за собственные деньги, получив специальное разрешение на его ношение. «Такое заявление иначе как нелепым не назовешь, — думал Карбан. — Таможенники охраняют границу, подвергаются нападениям, а мнение пражских бюрократов остается неизменным, как наставления и уставы таможенной службы, существовавшие еще со времен Австро-Венгрии».

Солнце поднималось все выше и начинало припекать. Карбан и Кучера присели на пни.

— Марихен ни в коем случае нельзя ходить на ту сторону, — сказал Карбан.

— Я запретил ей это.

— Слушай, подай прошение о переводе в другое место. Я знаю одну отличную контору. Начальником там мой друг. Он прекрасный парень и к людям хорошо относится.

— Мне здесь нравится.

— Но здесь занимается контрабандой твой будущий тесть. И потом, после свадьбы тебя все равно переведут, а сейчас у тебя есть право выбора.

Над их головами закричала сойка.

— Пошла отсюда! — прикрикнул на нее Карбан.

Он вытащил термос, выпил кофе и подал чашку Кучере. Кофе был горячим, от. него исходил приятный аромат.

Неожиданно на немецкой стороне раздался выстрел. Через секунду заговорили автоматические винтовки. Деревья отразили звуки выстрелов многоголосым эхом. И снова раздался выстрел.

— Пойдем! — вскочил на ноги Карбан. Он бросил термос в сумку, схватил карабин и побежал на звуки выстрелов.

— Пан начальник, пустите меня вперед! Я быстро бегаю! — крикнул ему Кучера.

— Следуй за мной! — проворчал Карбан. — Я отвечаю за тебя.

А стрельба все не прекращалась.

7

Как только прозвучал первый выстрел, Марихен испуганно вскочила. В первую секунду в голову ей пришла мысль, что это лесник выстрелил по какому-нибудь хищнику. Но потом заговорило автоматическое оружие. Стреляли, несомненно, военные. Звуки стрельбы, эхом отразившиеся от склона Вальдберга, прогремели в лесу, словно раскат грома. Марихен застыла на месте как вкопанная. Ее охватил страх. Где-то там были отец и Ганс, и кто-то по ним стрелял. Почему они не вернулись ночью? Почему идут назад днем, когда на каждом шагу их подстерегает опасность?

Она умоляюще посмотрела на чешскую сторону. Как ей хотелось, чтобы именно сейчас из-за деревьев вышли таможенники! Но в лесу не шелохнулась ни одна ветка. Недалеко от девушки присел заяц. Напуганный стрельбой, он беспокойно повел носом, подозрительно посмотрел на нее круглыми глазами и поскакал на чешскую сторону. Стрельба затихла, лес снова онемел. А Марихен все еще дрожала от страха. Она чувствовала себя ужасно беспомощной. Что она может сделать? Только ждать, ждать, и ничего больше.

— Карел! — крикнула она, повернувшись в сторону лесистых склонов Вальдберга. — Карел! Карел!

Ее дрожащий, прерывающийся голос затерялся где-то между деревьями. Минуту спустя Вальдберг ответил ей эхом. Птицы на мгновение умолкли, а потом защебетали с новой силой. Девушка крикнула еще раз, и снова отозвалось только эхо. На тропе, которая шла вдоль границы, зашевелились ветки елей. Нет, никого там нет. Их качнула, взлетая, птица, напуганная ее криком. Никто не отзывается, никто не спешит ей на помощь. Карел несет службу где-то на границе, но участок кирхбергской таможенной конторы такой большой. Нет, Карел уже наверняка дома: утренняя смена заканчивается в восемь тридцать. А потом на дежурство заступил Павлик, который вчера приставал к ней: предлагал сходить с ним в лес, говорил, что дружить все время с одним парнем — такая скука. Своей дурацкой болтовней он даже смутил ее. Но пусть бы хоть он пришел. Стрельбу слышно далеко, наверное, даже в деревне. Почему же никто не идет сюда? Почему никто не откликается на ее зов?

Страх все сильнее овладевал Марихен. Переходить границу нельзя ни в коем случае, иначе Карел ужасно рассердится. Он ведь запретил ей это делать. Но там, по другую сторону границы, ее отец, отец, которого она так любит. Может быть, ему как раз сейчас нужна помощь. Нет, все это вздор! Чем она может помочь контрабандистам, которых преследуют немецкие полицейские? Ее присутствие только осложнит их положение. Боже мой, что же делать? Если бы она могла знать, что там творится, кто стреляет и в кого. Если эта стрельба не имеет никакого отношения к ее отцу и Гансу, можно спокойно возвращаться назад. И все-таки... Она умеет ходить так же осторожно, как это делают пугливые звери... Никто, ее не увидит...

Решившись, девушка быстро перешла границу. Войдя в густые заросли, она побежала. Ветки елей мешали ей, кололи своими иголками, но Марихен сражалась с ними молча. На тропинку ей выходить нельзя, а здесь она может укрыться, упасть на землю, отползти в сторону. Она умела это делать. В этом месте заросли были настолько густы, что она с трудом продиралась сквозь них.

Где-то впереди снова громыхнул выстрел. Девушка остановилась и внимательно вгляделась в зеленые глубины леса. Подобралась поближе к тропинке. Сердце ее испуганно колотилось в груди, словно птица в клетке, от быстрого бега и волнения она стала задыхаться. Неожиданно Марихен вспомнила, что в воскресенье возле Кирхберга была большая охота, а на следующей неделе охотники собираются в Вальдмюле. Да, сейчас самое время охоты. В здешних местах владельцы лесных угодий по традиции приглашают друг друга на охоту. Боже, сделай так, чтобы это стреляли охотники! Пусть отец окажется дома и спит себе спокойно, а когда она вернется, пусть начнет ругать ее за то, что она совсем распустилась и спит с парнем до свадьбы. Но тут она осознала, что стреляли не из охотничьих ружей. Ей стало жутко от предчувствия непоправимой беды, и она тихонько заплакала.

Марихен была совершенно измучена, хотя продиралась сквозь заросли не больше четверти часа. Она вышла на тропинку. Не было никакого смысла углубляться дальше на территорию Германии. Все равно она ничем не помогла бы контрабандистам, а, наоборот, только помешала бы им. На чешской стороне опасность ей не грозила, и там она могла найти Карела. Ей захотелось вдруг увидеть его милое лицо, пригладить его непослушные волосы... В эту минуту, когда ей так плохо и страшно, он бы обязательно помог, успокоил...

Вдруг за спиной у нее прозвучал выстрел. Марихен услышала чей-то зов, потом крик, исполненный муки. Она обернулась. На тропинке появился Ганс. Он мчался по направлению к ней, держа в руке пистолет.

— Ганс, что случилось? Где отец? — крикнула она подбежавшему контрабандисту.

Казалось, он не слышит ее. Вот он обернулся, выстрелил и снова побежал, тяжело и хрипло дыша.

— Ганс!

Он поравнялся с ней. Худое бледное лицо его было совершенно изможденным, глаза неестественно широко раскрыты. Он был без фуражки, редкие волосы прилипли к потному лбу. Молча схватив девушку за руку, он потащил ее за собой. Марихен едва поспевала за ним. Сильные пальцы контрабандиста сжимали ее руку, будто клещами. Боль заставляла ее не отставать от него ни на шаг.

— Ганс, что случилось? Ганс, скажи же ради бога...

Он ничего не отвечал. Казалось, он сошел с ума. Марихен попыталась было высвободить свою руку, но он не отпускал. Вид у него был ужасный — лицо исказила гримаса, из открытого рта во все стороны летела слюна. Марихен перестала сопротивляться и задавать вопросы, которые только задерживали их, и покорно бежала рядом с ним. Громкий треск за спиной заставил ее побежать еще быстрее. Улучив мгновение, девушка повернула голову назад — сзади никого не было. Тропинка петляла между деревьями, через густые заросли так, что преследователи не могли их видеть. Они могли только угадать направление, в котором бежал Ганс, и стрелять по нему наобум.

В ствол дерева перед ними ударилась пуля и рикошетом, жужжа, отлетела в сторону. Ганс снова остановился и выстрелил. Он стрелял вслепую, однако его выстрелы заставляли преследователей укрываться. Он хотел выстрелить еще раз, но оказалось, кончились патроны. Ганс выругался, снова схватил девушку за руку, и они устремились к границе.

— Ганс, что случилось? — громко с отчаянием в голосе спросила Марихен.

На этот раз он ответил. Его речь была невнятной, однако она все-таки поняла, что он нашел Кречмера возле березок, нес его почти до самой границы, но не донес. Ее отец умер. И Ганс вынужден был оставить его, потому что гестаповцы догоняли.

Марихен, плача, бежала рядом с Гансом. Останавливаться было нельзя: за их спинами слышались какие-то крики. Потом опять щелкнул выстрел. Они пригнулись, и пуля со свистом пролетела над их головами. Снова кто-то выстрелил. Девушка споткнулась и упала. Ганс поднял ее. Стройное девичье тело судорожно дернулось в его руках и вдруг обмякло. Контрабандист решил, что девушка потеряла сознание. Он потряс ее за плечи, вгляделся в лицо. Широко раскрытые глаза смотрели на него неподвижно, из уголка рта текла струйка крови.