Приятно познакомиться - Антон Твердов

Фил надолго задумался. Полуцутикову, который нетерпеливо смотрел на него, почудилось, будто слышно, как в тишине кабинета натужно скрипят иностранные мозги. Наконец инвестор с грехом пополам представил себе, что он попал в такую ситуацию, когда у него нет девяноста копеек и неоткуда их достать.

— Понял, — сказал Фил Мак-Фил.

— Тогда начали, — вздохнул господин Полуцутиков, украдкой снова глянув на часы. — Я — покупатель. Я вхожу в магазин. А ты встань вот сюда. Вот сюда, говорю, за стол. Как будто это прилавок.

Произнеся эти слова, Полуцутиков отбежал к двери, остановился, наклонил голову, сконструировал сладчайшую улыбку и на полусогнутых ногах просеменил к столу-«прилавку».

— Добрый день, — сюсюкнул Полуцутиков.

— Добрый день, — широко улыбнувшись белозубой американской улыбкой, поздоровался в ответ Фил.

— Не так! — рявкнул Полуцутиков. — Продавщицы не улыбаются! То есть улыбаются, но не тем, у которых девяносто копеек не хватает.

— А откуда она узнает, что у меня девяносто копеек не хватает? — удивился Фил.

Господин Полуцутиков хмыкнул и отмахнулся обеими руками, как отмахиваются обычно люди, отчаявшиеся что-то кому-то объяснить.

— Идем дальше, — сказал он. — Вот я подхожу.

— Покупайте портве-ейн! — неожиданно запел инвестор. — Очень хороший — восемнадцать рублей.

— Не так! — снова рявкнул господин Полуцутиков. — Прекрати самодеятельность! Что мы на самом деле ерундой занимаемся? — Он опять посмотрел на часы. — Вот Антон все не едет. Что-то у меня нехорошее предчувствие.

— А что такое самодеятельность?

— Не важно. Ты меня упросил, чтобы я тебе помог понять загадочную русскую душу. Я тебе помогаю. Поэтому будь добр, слушайся меня во всем. Хорошо?

— Хорошо, — ответил Фил. — Все-таки мне хотелось бы знать, что такое самодеятельность.

— Не важно. Все равно не поймешь. Я и сам не до конца понимаю. Стой молча и хмурься. Смотри на меня так, как будто… как будто я тебе денег должен.

Это Фил Мак-Фил понял сразу и, нахмурившись, склонил голову, укоризненно глядя на Полуцутикова.

— Отлично! Итак, я вошел в магазин.

Господин Полуцутиков согнулся в три погибели, глупо захихикал и спросил, тыкнув пальцем в чистую поверхность стола:

— А хлеб у вас свежий?

— Какой хлеб? — не понял инвестор.

— Отвечай — свежий.

— Хлеб — свежий.

— А вот эта булочка — свежая?

— Свежая, — с готовностью кивнул инвестор. — Очень свежая.

— А кефир у вас есть?

— Есть! — вошел во вкус Фил Мак-Фил. — Пятнадцать сортов с фруктовыми добавками, еще с шоколадом и с ванилью.

— А почем?

— Кефир? Э-э… восемнадцать рублей.

— Будьте добры.

— Пожалуйста, — сказал Фил Мак-Фил, подвигая к «покупателю» несуществующий пакетик с кефиром.

— Спасибо, — прохихикал Полуцутиков. — Ой, я забыл. Мне кефир противопоказан. Возьмите его обратно. Дайте мне лучше бутылку портвейна, он тоже восемнадцать рублей стоит.

— Пожалуйста. — Инвестор произвел на поверхности стола хитроумные манипуляции, долженствующие обозначать перемену товаров.

— Спасибо, — сказал Полуцутиков, «сунул» воображаемую бутылку за пазуху и повернулся, чтобы уходить.

— А деньги? — закричал Фил.

— За что? — обернувшись, очень натурально удивился господин Полуцутиков.

— За портвейн.

— Так я же вернул кефир, который столько же стоит.

— А деньги за кефир?

— Так я его вернул, говорю! — округлил глаза Полуцутиков. — Что я его, выпил, что ли? Выпил?

— Н-нет.

— Тогда чего ты от меня хочешь?

— Ничего.

— До свидания.

— До… свидания.

— Урок окончен, — уже не наигранным, а своим природным голосом сказал господин Полуцутиков растерянному Мак-Филу. — Понял? Я тебе вообще ни копейки не заплатил, а желаемое получил.

— Вот это да! — восхитился Фил. — У меня так никогда не получится. Я никогда, наверное, не постигну сути загадочной русской души.

Полуцутиков взглянул на часы.

— Однако урок уроком, — сказал он, — а Антона все нет. И тут же в кармане его запиликал мобильный.

— Антон звонит! — радостно воскликнул Полуцутиков и выхватил аппарат.

— Алло? — проговорил он. — Полуцутиков слушает. Кто? Ему что-то ответили. Господин Полуцутиков нахмурился.

— Какая Анна? Ах, Анна! Да, да, я помню. Это я дал вам заказ. И записку с инструкциями. Да, да, так и было написано — особо мучительная смерть. И что — выполнили заказ? Еще нет? Отчитаться хотите?

Полуцутиков замолчал, слушая. Слушал он довольно долго и в конце концов весело расхохотался, прищелкнув пальцами.

— Аи, молодец! — воскликнул он. — Вот это да! Хвалю! Как вы говорите — сначала трубы прорвало, потом моя коробочка сработала, потом авария, потом палец, нога, калиткой по башке, жена подает на развод и в суд, чтобы оттягать половину состояния, соль в кофе и иголки в задницу. Супер!

Что? Нет, Анна, пока рановато. Черт, давно я так не веселился. Давайте договоримся — вы жертву еще маленько помучаете и мне потом расскажете. Хорошо? Я доплачу, безусловно. Ну ладно. Спасибо вам огромное и до свидания!

— Вот человек! — проговорил он, отключая телефон. — Настоящий профессионал. Это ж надо — трубы, жена, соль в кофе и иголки в задницу. Умница. Ух, Андреев, заплатишь ты мне.

Господин Полуцутиков внезапно подавился смехом и посерьезнел.

— А Антон-то все не едет, — сказал он.

На это надо было решиться. И капитан Ряхин решился. Полковник Ухов отбыл домой. Капитан Ряхин, как уже часто бывало, остался на сверхсрочное дежурство. Проследив в окно за отъезжающей «волгой» полковника, Ряхин схватил телефонную трубку, набрал внутренний номер, вызвал старшину Ефремова и прапорщика Галыбко к себе в кабинет.

Когда милиционеры явились, Ряхин, морщась, зачитал им только что собственноручно отстуканный на печатной машинке приказ следующего содержания:

«Операция „Черный человек“, или „Люди в черном“. Приказываю милицейскому старшине Ефремову и милицейскому прапорщику Галыбко отбыть на патрульной машине для езды по улицам города. Под видом планового патрулирования смотреть в оба и вести поиски двух особо опасных преступников, подозреваемых в совершении особо тяжких преступлений и скрывающихся под личиной агентов ФСБ. Ориентировка на преступников: возраст неопределенный, лица неприметные, костюмы черные, строгие. В случае обнаружения указанных лиц применять меры задержания или табельное оружие — смотря по ситуации. Утверждаю — полковник Ухов».

— Вот, — дочитав, сказал Ряхин. — Ясно?

— Ясно, — ответили хором Галыбко и Ефремов.

— Выполняйте.

— Разрешите обратиться? — проговорил вдруг, посмеиваясь, по обыкновению, в усы, прапорщик Галыбко.

— Разрешаю. Обращайтесь.

— А куда задержанных помещать будем, товарищ капитан? — спросил прапорщик. — В «обезьяннике» мест нет. Половину занял ваш свидетель, а другую половину три наркомана, которых мы вчера поймали.

— Выгнать наркоманов.

— Уже четыре раза выгоняли, — мрачно проговорил старшина Ефремов, — они дальше крыльца отделения не могут уйти. Обкуренные в доску. Выходят на свежий воздух, их нахлобучивает, и они начинают у наших ребят дежурных спрашивать, где тут поблизости можно взять геру и сварить винт. Естественно, их снова в «обезьянник» отправляют.

— В таком случае, — подумав, сказал капитан Ряхин, — после задержания подозрительных личностей сообщайте мне по рации. Я приеду и разберусь — тех вы поймали или не тех. Теперь ясно?

— Теперь ясно, — хором ответили прапорщик и старшина и отбыли из кабинета.

Когда закрылась за ними дверь, капитан Ряхин изорвал в клочки приказ, сел за свой стол и отшлепал самого себя по губам. Только что он соврал впервые в жизни. Полковник Ухов, конечно, не мог подписать подобного приказа. Приказ сочинил и подписал, подделывая почерк Ухова, лично капитан. В другое время он бы застрелился от стыда, но сейчас мысль о том, что все это пойдет на пользу расследуемого важного дела, удерживала его от опрометчивых поступков.

Уже через час от Галыбко и Ефремова стали поступать сообщения о первых задержаниях. После каждого сообщения капитан Ряхин, моргавший воспаленными бессонными глазами у аппарата рации, вскакивал, бежал вниз, садился в патрульную машину и ехал туда, откуда связывались с ним старшина и прапорщик.

Однако всякий раз тревога оказывалась ложной. То есть милиционеры задерживали, основываясь на ориентировку, подозрительных личностей, но на поверку личности оказывались нисколько не подозрительными. К первому часу ночи капитан Ряхин измучился окончательно, побледнел и осунулся, словно после тяжелой болезни; да и Галыбко с Ефремовым порядочно устали, но никаких результатов пока операция «Черный человек», или «Люди в черном», не принесла.

С семи часов вечера старшиной и прапорщиком было произведено шесть задержаний. Во-первых, Галыбко и Ефремов задержали пару сотрудников агентства ритуальных услуг, во-вторых, в полном составе похоронную процессию, возвращающуюся с кладбища, в-третьих, двух настоящих агентов ФСБ, которые задержанию яростно сопротивлялись и обещали посадить старшину, прапорщика и подъехавшего капитана Ряхина в тюрьму и даже оговорили реальные сроки. Всех этих людей, конечно, пришлось отпустить восвояси, как и остальных случайных прохожих, вина которых заключалась только в том, что они были одеты в черные строгие костюмы, имели невыразительные лица и ходили парами.