Капиталисты поневоле - Ричард Лахман

количество наличности и срочно, Генрих VIII был вынужден выставить много маноров на рынок одновременно. Синдикаты лондонских финансистов были единственными покупателями, способными собрать капитал, чтобы купить большое количество маноров сразу же. Отсутствие конкуренции со стороны позволило синдикатам контролировать рынок и сбивать цены.

По схожим причинам короне не удалось реализовать полную стоимость годовой прибыли с монастырских поместий, которые она захватила, но не продала. Дитц указывает на сложность подсчета этой недостачи, так как Генрих VIII «никогда не держал все монастырские земли в своих руках одновременно, потому что большинство собственности и земель первых репрессированных монастырей было отчуждено еще до того, как дома тех, кто стал жертвой позднее, попали в руки короля» (1964, с.137). Тем не менее сумей Генрих VIII получить полную чистую прибыль с захваченных монастырских земель, он смог бы профинансировать всю войну целиком, только продавая монастырские земли[130].

Перри Андерсон утверждает, что решение Генриха VIII атаковать Францию привело к продаже монастырских земель: «большая часть этой громадной непредвиденной прибыли была потеряна, а вместе с ней и шансы для английского абсолютизма заложить твердую экономическую базу, независимую от налогообложения, одобряемого парламентом... Один из самых бесславных и непоследовательных за граничных походов в английской истории вызвал влиятельные, хотя и надолго скрытые последствия для внутреннего баланса сил английского общества» (1974, с.124-125)[131].

Оценка Андерсоном ситуации, безусловно, более точна, чем у сторонников государственно ориентированного анализа. Рост военных расходов интерпретировался как показатель мощи государства и Майклом Манном (1980, 1986), и Чарльзом Тилли (1985). Манн полагает, что «военная цель государства была по-настоящему функциональна и ее можно было использовать для частных государственных нужд. Развитие постоянной финансовой машины и наемнических армий давало возможность для улучшения монархической власти» (1980, с.198). В выкладках Манна Англии приписывается смешанная роль: вся страна выступает как актор в международных конфликтах, а английский монарх — как актор внутри страны. Англия к концу XVI в. действительно стала европейской военной крупной державой. Однако ее военная мощь не помогла английским монархам в битве с внутренними врагами.

Вопреки тому, что утверждает Манн, армии наемников, находившиеся на континенте и северной границе Англии, не давали короне силы для противостояния вооруженным магнатам внутри страны. Английские армии были наемными потому, что крупные лорды, сидя в парламенте, никогда не стали бы финансировать местную армию, которую можно было бы обратить против них. Коронные армии были распущены в конце войны. Дорогие укрепления располагались за границей или на побережье и у границы, а не в тех местах, где они могли бы угрожать господству магнатов в графствах.

Война не только не помогла заложить военную мощь английской короны, которую можно было бы обратить против внутренних элит, но и фатально ослабила корону в ее попытках построить в Англии политический абсолютизм. Война требовала много ресурсов и сразу, без отсрочки, чтобы платить армии и флоту и снабжать их всем необходимым. Короли вынужденно шли на политические соглашения с теми, кто мог дать им наличные деньги, чтобы оплатить войну. Планы Генриха VIII сохранить запас поместий, чтобы финансировать политическую независимость от парламента и создать королевскую бюрократию, которая могла стать базисом английского абсолютизма, были нарушены необходимостью финансировать войну. Лондонские купцы—единственный источник готового капитала—нашли в себе силы отказать королю в займах и потребовать продажи церковных маноров в обмен на финансирование войны.

Уступки Генриха лондонским купцам являются образцовым примером того, как маневры короны в рамках международной структуры ослабляют ее в конфликте против элит национального уровня. Парламент созывался на свои сессии на протяжении всех веков, которые исследовал Манн (1980), потому что короне был нужен срочный доступ к ресурсам, контролировавшимся сельскими и городскими элитами. Усилия короны мобилизовать английские ресурсы для международной войны институализировали парламент как форум для организации интересов светской элиты. Война и торговля благоприятствовали централизации ресурсов в государственной организации, что позволило Англии конкурировать с другими нациями на международном уровне. Однако эта организация состояла не только из государственных менеджеров Теды Скоцпола (Theda Skocpol, 1979) или партии войны Манна. Стратегии короны в международной борьбе с другими монархами создали государственную организацию, мобилизовавшую сначала магнатов, а затем и более широкий круг элит на национальном уровне.

Таким образом, война стала регулярным событием в жизни европейских монархий и государств[132]. Войны начинались по разным причинам: в надежде на территориальные или финансовые приобретения за границей (изначально в Европе, но постепенно и для контроля торговых путей и колоний), для защиты единоверцев правителя или продвижения его религии, чтобы вынудить внутренних соперников приостановить оппозиционные короне действия при столкновении с внешней угрозой. Все вычисления, показывающие выгоды военной кампании, поддерживались культурой воинской доблести и героизма. Социальные позиции, привилегии и идентичности королей и аристократов основывались на самопровозглашенных способностях защищать своих подданных, их территории и христианство в целом от нападения извне. Такая культура и результирующие самоидентификации заставляли европейские светские элиты сбрасывать со счетов человеческие потери и видеть в фортификационных сооружениях и военных походах выгодные вложения личного капитала и источник социальной прибыли.

Тогда европейские элиты широко оправдывали начало войн и часто этим пользовались. Мы можем заключить, что война была рациональной или способствовала формированию государства только при соединении разрозненных и часто конкурирующих интересов элит в некоем едином овеществленном состоянии. Элиты принимали решения идти войной на кого-то, что оборачивалось катастрофой для них самих, неумышленно помогая их противникам. Наша задача как социологов — не игнорировать комбинированное воздействие решений, принятых в рамках структур множественных элит, видя во всех войнах только подсумму главного процесса образования государства или главной логики целерационального выбора. Нет, мы можем предвкушать решение весьма сложной задачи определения воздействия каждой отдельной войны на комплекс отношений элит и классов.

Покупка гегемонии на национальном уровне

Известно, что Генрих VIII потратил 3/4 своей прибыли с Реформации на войну и патронат. Его преемники, Эдуард VI (1547-1553), Мария I (1554-1558) и Елизавета I (1558-1603) потратили оставшуюся часть тюдоровского имущества на своих политических клиентов. К началу елизаветинского правления королевские земельные владения вернулись к своему дореформенному уровню, приблизительно 1/10 части маноров всей страны. К 1640 г. корона владела только 2% всех английских маноров (Cooper, 1967, с.420-421; Tawney, 1954, с.91-97).

Монархи династии Тюдоров купили беспрецедентную степень гегемонии на национальном уровне своим патронатом. Большая часть