Все дело в любви - Джилл Шелвис

— Она и так тебя любит. — Мэдди сделала глоток вина, ее взгляд скользнул по Джексу, который занимался грилем в двадцати футах от них и как раз переворачивал цыпленка. — Помнишь, что ты чувствовала, когда я захотела, чтобы вы с Хлоей остались здесь, со мной, в Лаки‑Харборе, и все, чего тебе хотелось, это бежать, как от пожара?

— Да. — Это было непростое время для каждой из них, лицом к лицу они встретились с разбитыми мечтами и тяжелыми воспоминаниями уже тогда, когда нога ступила на землю Лаки‑Харбора. Но Мэдди стала искать место под солнцем и нашла его с Джексом. Тара тогда очень волновалась за сестру.

Тара осталась только потому, что хотела защитить их маленький бизнес, их гостиницу, хотела убедиться, что с сестрами все будет в порядке. Тара решила остаться, пока не выполнит своих обязательств, а потом в один прекрасный день поняла, что для нее естественно — жить здесь.

— Мы с Хлоей победили тебя своим очарованием, и это качество, между прочим, наследственное, — сказала Мэдди с улыбкой. — И ты очаруешь Миа, вот увидишь.

— Я бросила ее младенцем, — возразила Тара. — Позволила вырастить ее другим людям. Думаю, в этом случае одного очарования не достаточно.

— У тебя были на то веские причины, — мягко напомнила Мэдди. — И Миа знает это. Милая, она пришла сюда, чтобы найти тебя. Дай ей время понять это. Пора закончить горевать и начать новую жизнь.

Джекс подошел к Мэдди и поставил на стол тарелку с аппетитными овощами на гриле. Он сжал плечо Мэдди, наклонился над ней, втянул носом ее аромат и быстро поцеловал.

— Все в порядке? — спросил он.

Тара посмотрела на них, и сердце ее сжалось. Они так подходили друг другу. Они были вместе только потому, что в свое время Мэдди начала новую жизнь, точно так же как посоветовала сейчас Таре.

— Да, — ответила Мэдди Джексу.

Он улыбнулся ей, украл глоток вина из ее бокала, сорвал еще один поцелуй и занял свою позицию у барбекю. Мэдди мечтательно посмотрела на него.

— Мне так нравится его задница.

Тара громко засмеялась, отчего Джекс повернулся и с любопытством посмотрел на них. Мэдди махнула ему, и Тара прошептала:

— Ты лучше держи его покрепче, Мэд, потому что хорошая задница нынче редкость.

Мэдди широко усмехнулась и послала Джексу поцелуй.

— Есть еще одна причина, по которой я хочу выйти за него замуж.

Тара повела бровью.

— Кажется, говорить о браке тебе стало гораздо легче.

— Но ведь он тот самый, единственный, — просто сказала Мэдди.

Тара кивнула и сделала глоток вина, позавидовав про себя убежденности Мэдди.

На следующее утро Форд взял Миа покататься на яхте. Он выяснил, что дочь — жаворонок, как и он сам. Так что они вышли еще затемно и рассвет встретили в открытом океане. Он научил ее, как отходить на моторе от пристани и подставлять парус под ветер, научил ходить галсами и расправлять стаксель. Сейчас Миа стояла на кокпите, держась за штурвал, и выглядела совершенно счастливой и беззаботной.

Она напоминала ему молодую Тару, отчего на сердце становилось теплее, раньше такого с ним не бывало.

Она поймала его взгляд.

— Что?

Улыбаясь, он покачал головой.

— Просто я сидел и думал, как здорово, что ты приехала сюда искать ответы на свои вопросы.

— Многие так и остались без ответа.

Ему нравилась ее прямота, и он надеялся, что с возрастом она не лишится этого качества.

— Так спрашивай.

Миа подставила парус ветру как настоящий профессионал, лицо ее при этом было задумчивым. Затем неожиданно они ухнули под волну и Форда окатило с ног до головы брызгами. Миа расхохоталась, и для Форда это был самый красивый звук в мире.

— Ты быстро учишься, — сказал он, вытирая лицо футболкой. — Джекс до сих пор не умеет толком ходить под парусом.

Она улыбнулась, в глазах ее мелькнула гордость.

— Тара сказала, ты был лучшим из лучших.

— Она так сказала?

— Да. И по‑моему, ты ей нравишься.

Форд засмеялся, а Миа нет. Она посмотрела на него честными глазами.

— У меня есть пара вопросов, и я хотела бы задать их прямо сейчас.

— Валяй.

— Первый может показаться несколько бестактным.

— Спрашивай.

— У меня есть какие‑нибудь генетические заболевания, к которым следует быть готовой?

— Нет, если не считать раздражительность. Моей бабушке девяносто, и она очень раздражительна. — Форд улыбнулся. Надо будет слетать к ней до конца лета и познакомить с Миа. — Уверен, ты ей понравишься. Что еще?

— Ты боишься чего‑нибудь?

— Нет.

Миа усмехнулась.

— Какой типичный ответ для мальчишки. Все чего‑то боятся: пауков, змей, высоты…

— Ну вообще‑то я боюсь лягушек.

Миа удивленно посмотрела на него:

— Да ладно.

— Говорю тебе. И это Сойер во всем виноват. Нам тогда было по десять. Мы сказали его отцу, что он останется у меня, а его бабушке — что у него, а сами взяли палатку и пошли на природу.

— Сами по себе?

— Да, и той ночью он натаскал в мой спальный мешок лягушек. Когда я залез внутрь, они стали ползать по мне. Слизкие ублюдки. — Он поежился. — Вот до сих пор терпеть их не могу.

Миа улыбнулась, но ее улыбка быстро сошла на нет и она внимательно посмотрела на него. Это у нее было от Тары.

— А больше ты ничего не боишься?

Он почувствовал, что и ему уже не весело. Ведь она спрашивала серьезно, значит, и он должен быть серьезным ради нее.

— Ну вообще‑то есть кое‑что.

Она заглянула ему в глаза.

— Что?

— Я боялся, что никогда тебя не увижу.

— Тогда тебе повезло, что я тебя нашла, — с сияющими глазами прошептала она.

— Повезло, — согласился он.

Поскольку Миа должна была выйти на работу в полдень, они направились обратно к пристани. Форд подсказывал ей, когда убрать парус, когда завести мотор и как пришвартоваться. Она с легкостью прикрепила швар‑товочный фал, и Форд почувствовал гордость — это было у нее от природы. От него.

Тара вышла из домика на пристани с несколькими папками в руках. Увидев их, резко остановилась. Она выглядела усталой и подавленной, и Форд знал, что на то есть веская причина. Работа в гостинице и кафе кого угодно вымотает. А тут они с Миа, только что с яхты, с беззаботными счастливыми лицами, как будто нет на свете никаких других дел.

Годами Форд работал над этим образом жизни. Ему нравилось жить просто и получать от всего максимум удовольствия. Никаких стрессов, никаких забот. Ему нравилось не беспокоиться по пустякам. Ты можешь волноваться о чем угодно — о семье, о еде, — но нужно быть реалистом и не ставить перед собой заоблачных целей.