Король англосаксов - Эдвард Бульвер-Литтон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не смейся надо мной, Гарольд, ты еще не можешь представить себе, какую нравственную пытку перенесла я в течение этого дня. О, как я обрадовалась, как увидела Гурта!.. Я просила его ехать к тебе – видел ты его?
– Видел… Но продолжай.
– Ну, когда Гурт оставил меня, я машинально пошла на холм, где мы так часто сидели с тобой. Когда я села у склепа, мной начал овладевать сон, против которого я боролась всеми силами, но он одолел меня и я, уснув, увидела, как из могилы восстал бледный, мерцающий образ… я видела его совершенно ясно… о, я как будто и теперь вижу его перед тобой… этот лоб восковой белизны… эти ужасные глаза с неподвижным, мутным взором!..
– Образ витязя? – спросил граф в сильном смущении.
– Да, витязя, вооруженного по-старинному, очень похожего на того витязя, которого вышивают для тебя девушки Хильды. Я видела совершенно ясно, как он в одной руке держал длинный дротик, а в другой корону.
– Корону?!.. Дальше, дальше!
– Тут я совершенно заснула, и после многих неясных, перепутывавшихся образов, представившихся мне во сне, я ясно увидела следующее видение: на высокой скале стоял как будто ты, но окруженный небесным сиянием и походивший скорее на духа, чем на человека. Между скалой и долиной протекала бурная река, волны которой начали вздыматься все выше и выше, так что скоро достигли духа, в это время распускавшего крылья, как бы желая улететь. Но вот из расщелин скалы выползли страшные гады, другие свалились с облаков, и все вместе вцепились в его крылья, чтобы помешать его полету… Тут раздался чей-то голос, говоривший: «Разве ты не видишь, что на скале стоит душа Гарольда-гордого, что волны поглотят его, если он не успеет улететь? Встань, правда, и помоги душе храброго!..» Я хотела бежать к тебе, но была не в состоянии двинуться с места… Тут мне показалось, что я опять, словно сквозь туман, вижу развалины друидского храма, возле которого я уснула, и будто Хильда сидит у саксонского кургана и держит в руках человеческое сердце, вливая в него черные капли из хрустального сосуда. Понемногу из сердца вырос ребенок, который вскоре превратился в печального, мрачного юношу. Он пошел к тебе и начал что-то шептать, причем изо рта его клубами валил кровавый дым, под влиянием которого крылья твои совершенно высохли. И вот снова заговорил прежний голос: «Хильда, ты уничтожила доброго ангела и вызвала из отравленного сердца искусителя!» Я громко вскрикнула, но было уже поздно: волны хлынули над тобой, а над ними всплыл железный шлем, украшенный той короной, которую я видела в руках привидения…
– Этот сон, однако, недурен! – заметил Гарольд весело.
– Тут я очнулась, – продолжала Юдифь. – Солнце стояло высоко и воздух был совершенно тих… И тут я увидела, уже наяву, ужасную фигуру, напомнившую мне рассказы наших девушек о колдунье, которая иногда показывается в лесу. Она походила не то на мужчину, не то на женщину… скользя между колоннами, она обернулась ко мне, и я увидела на ее отвратительном лице выражение злорадства и торжества…
– Ты не спрашивала у Хильды значения этих видений?
– Спрашивала, но она пробормотала только: «Саксонская корона!» Мне кажется, что они предвещают величайшую опасность – гибель твоей души… Слова, слышанные мной, должны означать, что твоя храбрость имеет для тебя значение крыльев… а добрый дух, которого ты лишился, по моему мнению, был… о нет, это было бы уж слишком!
– Ты хочешь сказать, что этот сон, между прочим, означает, будто я потеряю правду, а вместе с ней и тебя?.. Советую тебе помнить, что был только сон, моя бесценная!.. Все другое может быть покинуто мной, но правда всегда останется со мной, так же как и любовь моя к тебе сойдет со мной в могилу – и этого будет достаточно, чтобы поддержать меня в борьбе со злом!
Юдифь долго смотрела на своего жениха с чувством благоговения и потом крепко, крепко прижалась к его груди.
Глава V
Мы уж видели, что Хильда, расспрашивая оракулов о судьбе Гарольда, постоянно поражалась двусмысленностью их ответа, но, вследствие своей любви к Юдифи и Гарольду, которые в ее глазах составляли одно существо, она все темные намеки истолковывала в хорошую сторону.
Как ни были извращены ее понятия мистическим учением, которому она предалась душой и телом, она все же не была лишена некоторого душевного благородства, которое невольно внушало к ней симпатию. Она была представительницей исчезавшего язычества, одиноко стояла на рубеже новой эры и, отстаивая всеми силами свои верования, тем не менее относилась снисходительно к убеждениям молодого поколения.
После разговора с Гарольдом она всю ночь бродила по лесу, продолжая собирать растения и листья, имеющие какие-то особенные таинственные свойства. Возвращаясь на рассвете домой, пророчица заметила в кругу языческого храма какой-то неподвижный предмет, лежавший возле могилы давно усопшего витязя, и подошла к нему. Это было человеческое существо, которое по его неподвижности, по страшной бледности лица можно было счесть за труп. Морщинистое лицо этого создания было отвратительно и выражало адскую злобу. По особому странному запаху, который издавало тело, Хильда узнала в нем одну из тех страшных ведьм, которые, по убеждению народа, могли с помощью особенных мазей и втираний отрешить на время душу от тела, причем первая отправлялась на шабаш к князю тьмы.
Увлекаемая любопытством, Хильда села возле колдуньи, чтобы дождаться ее пробуждения. Прошло уж немало времени, когда лежавшая перед ней начала корчиться судорогами и через несколько секунд приподнялась, дико озираясь вокруг.
– Что побудило тебя странствовать в эту ночь, Викка? – спросила ее Хильда.
Викка обратила злобный взгляд на пророчицу и отвечала протяжным голосом:
– Приветствую Хильду, Мортвирту! Зачем ты удаляешься от нас… не хочешь побывать на наших прекрасных оргиях?.. Весело плясали мы сегодня с Фаулом и Зевулом[17]!.. Но мы будем веселиться еще более, когда поведут твою внучку к брачному ложу. Хороша Юдифь, и я любовалась ею вчера, когда она спала на этом самом месте… я дула ей в лицо и бормотала стихи, чтобы смутить ее сновидения… Еще прекраснее покажется она, когда будет покоиться возле своего повелителя!.. Ха-ха-ха!
– Каким образом можешь ты узнать эту тайну, которая скрыта даже для меня туманной завесой?! – воскликнула Хильда, испуганная тем, что собеседнице ее известны все ее мечты и желания. – Разве ты можешь сказать наверное, когда и где внучка скандинавских королей уснет на груди своего супруга?
Колдунья испустила какой-то хриплый звук, походивший на злорадный смех, и, вставая, проговорила:
– Ступай к своим мертвецам, Мортвирта, и спроси их!.. Ты ведь считаешь себя гораздо мудрее нашей сестры, мудрее бедной колдуньи, с которой советуются одни сеорли, когда чума нападает на их стада. У нас нет даже человеческого жилища, а укрываемся мы в лесах, в пещерах, в зловонных болотах… и ты, благородная, ученая, богатая Хильда не стыдишься пользоваться знанием мерзкой дочери Фаула.
– Я хорошо знаю, что великие Норны не разоблачают перед тобой и подобными тебе будущее, – ответила Хильда надменно. – Знаю и то, что ты не умеешь заклинать духов, читать в звездах и никогда не видишь ничего того, что вижу я… Удивляюсь только, что тебе за охота погружаться в подобную тину, между тем как я возношусь высоко над всем миром!
– Ого, наше могущество гораздо больше твоего, хотя мы не знаем никаких заклинаний и не умеем читать в звездах… Помни, что укус бешеной собаки смертелен – наше проклятие тоже умерщвляет человека! Да будет тебе известно, что презираемая тобой ведьма в сто раз проницательнее тебя! Ты сама говоришь, что есть тайны, сокрытые и от твоих взоров… они раскроются тебе только тогда, когда все твои надежды будут уничтожены, гордость твоя будет уничтожена, и ты сама превратишься в древнюю развалину – подобную этой, которая находится перед нами… тогда-то мы с тобой встретимся на краю безбрежного и бездонного озера!
Несмотря на свое высокомерие и презрение к уходившей колдунье, знаменитая вала долго смотрела ей вслед, до глубины души пораженная ее зловещими словами. Не успели, однако, еще обсохнуть капли росы на пышных цветах, как Хильда снова совершенно успокоилась и, запершись в своем покое, занялась приготовлением сеида и рун для вызывания мертвеца.
Глава VI
Гарольд расстался с Юдифью, так и не сказав ей ничего о своем намерении и решившись уведомить ее ой отъезде только через Гурта. Следующий день был почти весь посвящен им приготовлениям к отъезду.
Вечером он обещал Гурту дать ему на другое утро ответ, кому из них должно уехать в Руан. Брат, однако, не переставал упрашивать его остаться, и это, вместе со словами Юдифи, так повлияло на впечатлительного Гарольда, что он наполовину уже решил отказаться от поездки.