Все моря мира - Гай Гэвриэл Кей

из дома, который разграбили, могут накатывать снова и снова, подобно волнам морского прибоя, накатывающим на скалы. Снова и снова, внутри мужчины, или женщины, или ребенка, пока он растет где-то в другом месте, но никогда не дома, только вдали от него.

Если такова наша судьба, мы можем терпеть ее до тех пор, пока не происходит нечто значительное; а может, ничего драматичного и не происходит, но неожиданно терпеть становится уже невозможно, и тогда… тогда некоторые не выдерживают. Они больше не могут продолжать жить, выносить то, что стало их жизнью. Они разбиваются. Как морской прибой о скалы.

Дождь скучает по туче, падая в море.

Часть третья

Глава VIII

С Лучино Конти, герцогом Серессы, главой Совета Двенадцати, человеком всеми уважаемым и всем внушающим страх, несколько лет назад случился ужасный удар. Из-за него, как ни печально, он уже не мог выполнять свои требующие больших усилий в неспокойные времена обязанности.

В частных беседах и на заседаниях Совета действующий герцог высказывал мнение, что разрушительные события могут быть благоприятными для торговли, если правильно оценивать их потенциал и последствия. Сересса, как он часто замечал, создала лучшую в мире сеть шпионов – и нуждалась в ней. Это также был город, где придумали фразу «Ради бога и торговли».

Во всяком случае, говорили, что эта фраза родилась здесь. Слухи не всегда бывают правдивыми, думал герцог Риччи, но часто они полезны. Или они могут быть опасными. Он надел очки и записал это. Записывать все вошло у него в привычку.

Герцог был слегка встревожен этим утром, что совсем на него не походило, но и письмо на его столе – он прочел его уже три раза, – и человек, которого скоро должны были проводить в его большую, более официальную приемную, давали повод для беспокойства.

– Вы хорошо с ним знакомы, не так ли? – спросил он молодого человека, стоявшего рядом с его столом. Больше в комнате никого не было.

– Я бы так не сказал. У нас и правда были деловые отношения несколько лет назад. Как вам известно.

– Да, как мне известно, иначе я бы не заговорил об этом.

Раздражительность также была не характерна для Риччи.

Гвиданио Черра, его советник, слегка улыбнулся. Он нечасто улыбался, а недавняя утрата сделала его еще более задумчивым и тихим, чем всегда. Риччи симпатизировал ему; и доверял (это не одно и то же). Он жалел молодого человека, но сейчас не время было об этом думать. Сейчас он нуждался в том, чтобы Черра проявил наблюдательность и сообразительность. Сересса нуждалась. И все же лукавая, понимающая улыбка его позабавила. И ободрила.

Данио – большинство людей пользовалось этим сокращенным именем, оно ему шло – был высоким, темноволосым, с большим носом, большими ушами и притягательными глазами. В последнее время он отрастил короткую бородку, как теперь было модно среди молодых серессцев. Он сказал только:

– Я бы никогда не взял на себя смелость делать предсказания насчет Фолько д’Акорси, господин. Он стал тем, кем стал, отчасти потому, что его поступки трудно предвидеть.

Риччи покачал головой.

– Сегодня утром проблема не в этом. Мы знаем, почему он здесь. Нам нужно решить, как с этим быть.

– Это означает – решить, как нам быть с Верховным патриархом, так? Д’Акорси здесь в качестве его представителя.

Это было правдой. В качестве грозного представителя. Слава богу, сначала пришло письмо. Если бы сейчас Фолько д’Акорси вошел и сообщил ему, без предупреждения, об ожиданиях патриарха и его угрозе, знаменитая невозмутимость герцога Риччи подверглась бы серьезному испытанию.

Более вероятно, по правде говоря, она бы треснула, подобно только что снесенному яйцу, брошенному в стену. Еще одна фраза, которая понравилась герцогу. Он ее записал.

Как бы то ни было, письмо пришло, всего на час опередив Фолько. Тщательно рассчитанное время? Или просто задержка, потому что гонец остановился выпить или снять утром шлюху? Откуда ему знать?

Хотя нет, в последнем он сомневался. Д’Акорси бы этого не допустил.

Словом, действующий герцог Серессы чувствовал, как в нем нарастает сильное беспокойство, пока ждал стука в дверь и объявления о приходе гостя.

– Сегодня утром нам нужно просто его выслушать, – сказал Данио Черра.

Риччи спросил себя, не должно ли его беспокоить то, что волнение герцога настолько очевидно для советника, даже после нескольких лет совместной работы. Он решил, что сейчас у него есть другие поводы для тревоги.

– Ваша дочь? Как она? – спросил он.

– Благодарю вас за то, что спросили, мой господин. Она у моих матери и отца в эти дни. Ее любят, о ней заботятся. Можно ли желать большего?

– Действительно, можно ли?

Мать этой маленькой девочки, жена Черры, умерла две недели назад во время родов. И ребенок, которого она носила, тоже. По-видимому, мальчик. Так бывает. Это ужасно. Иногда даже более ужасно, чем обычно. По его ощущениям, это был счастливый, полный любви брак, хотя Риччи знал кое-что о Гвиданио Черре, историю его жизни и историю его сердца, поэтому вначале сомневался в этом.

Сильный и мудрый человек принимает свое прошлое, идет вперед вместе с ним. Он собрался было записать это тоже, когда раздался стук и дверь открылась.

Вошли три человека. Он этого не ожидал. Ему очень не нравилось, когда происходило нечто неожиданное.

Рафел догадывался, почему д’Акорси хотел, чтобы они присутствовали при его разговоре с герцогом Серессы (временным герцогом, как ему постоянно напоминали), но это были всего лишь догадки. Он охотно признался бы, что выбит из колеи пребыванием в том обществе, в котором они с Ленией сейчас находились. И до сих пор не понимал, почему принял приглашение отправиться на север. Потому что не был уверен в собственном будущем? Хотел взять паузу? Ления не колебалась ни секунды.

Их теперь можно было считать богатыми, их обоих. Приглашение сопровождать д’Акорси не могло не быть связано с этим. В Серессе ценили деньги, возможно, больше, чем где-либо еще в мире.

Но… Рафел бен Натан все еще был просто купцом-киндатом (порой участвовавшим в сомнительных предприятиях на море), а она была женщиной, которую еще девочкой продали в рабство в Маджрити, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Казалось, его беспокойство вполне оправданно. Его жизнь после их первой встречи с братьями ибн Тихон и их предложения за вознаграждение убить халифа Абенивина текла слишком уж стремительно.

Халиф мертв. Как и тот человек, который помог им его убить. А теперь мертв и один из братьев. За ними тянется след из смертей.