Радищев - Борис Евгеньев

В этих семи строках просто и сильно высказано утверждение, что он остался верен своим идеям, своему человеческому достоинству. Просто и сильно выражено осознание своей революционной роли.

Со дня на день Радищев откладывал свой отъезд из Тобольска, ссылаясь то на весеннюю распутицу, то на свое нездоровье, то на другие причины.

Он выехал только в июле, пробыв в Тобольске семь месяцев. Тобольский губернатор получил за это выговор. Как видно, из Петербурга зорко следили за каждым шагом Радищева…

Труден и долог путь по сибирской земле, по отрогам гор, через бурные реки, в глухой тайге. А навстречу шла ранняя осень. Нужно было спешить, чтобы до осенней распутицы добраться до Иркутска.

Вынужденное безделье начинало тяготить Радищева. Вторую зиму встречал он в пути.

8 октября 1791 года Радищев приехал в Иркутск.

«Дорога наша, — писал он отсюда Воронцову, — по причине худой погоды и нездоровья Елизаветы Васильевны, была скучна и тягостна… Я везде нахожу здесь человеколюбие, соболезнование, ласку… Когда меня отправят, мне неизвестно, и единственная дорога отсюда до Илимска есть река Ангара… Плыть оною должно вниз верст с 500. Потом через горы и леса 110 верст не иначе, как верхом. Зимою ездят по льду и через горы в санях…»

«Мы здесь живем, дожидаяся зимы, и ожидание мое сопряжено с немалою нетерпеливостью, для того что наскучило жить не на месте…»

Тысячи верст отделяли Радищева от родных мест.

Сибирская глушь, бездорожье держали его в плену крепче оков и стен тюрьмы. Десять лет, а может быть, и весь остаток жизни пройдет в этой суровой, пустынной стране.

«Признаюсь, что я имею некое отвращение подумать о моем в Илимске пребывании, — писал Радищев. — Я стараюсь себя уверить, что все равно, что жить там или жить в деревне; чувствование сильнее мысли, и я тревожусь. По счастию моему, я не один…»[111]

И в то же время могучая, необозримая Сибирь с ее плохо еще исследованными пространствами и неосвоенными богатствами не могла не захватить Радищева, горячо любившего родную русскую землю.

«Какая богатая своими естественными произведениями страна, эта Сибирь! Какая мощная страна!» — восторженно восклицает он в письме к Воронцову из Тобольска (24 июля 1791 года).

«Нужны еще века, — продолжает он, и его слова звучат замечательным пророчеством, — но когда она будет населена, она предназначена играть со временем великую роль в летописях мира. Когда могучая сила, когда непреодолимая причина придаст плодотворную активность закосневшим народностям этих мест, тогда еще увидят, как потомки товарищей Ермака будут искать и откроют себе путь через льды Северного океана, слывущие непроходимыми, поставя таким образом Сибирь в непосредственную связь с Европой, выведут земледелие этой необъятной страны из состояния застоя, в котором оно находится: ибо по справкам, которые я имею об устьях Оби, о заливе, который русские называют Карским морем, о проливе у Вайгача, в этих местах можно легко проложить себе короткий и свободный от льдов путь…»

И тут же добавляет, как всегда, готовый к практической деятельности, направленной на пользу родине: «Если бы я должен был влачить свое существование в этой губернии, я охотно вызвался бы найти этот проход, несмотря на все затруднения, обычные в такого рода предприятиях».

Дом Радищева в Илимске.

3 января 1792 года, пробыв в дороге больше пятнадцати месяцев, Радищев и его спутники увидели невысокую гору, покрытую темным еловым лесом, а у ее подножья — сторожевые башни в снежных шапках и высокие бревенчатые стены Илимского острога.

Иркутский губернатор И. А. Пиль в середине января сообщал Воронцову, что Радищев, выехав из Иркутска 19 декабря, благополучно добрался до Илимска.

«Хотя расстоянием от Иркутска не весьма далеко, но по глубоким по дороге снегам и проселочной дороге скорее доехать не мог, но пишет, что доехали здоровы и нашли там приготовленный для них дом довольно спокойным… Смею уверить, что они там, кроме скуки, никакой нужды не претерпят…»

На гравюре XVIII века Илимский острог выглядит небольшой кучкой деревянных домишек, построенных из толстых бревен, с маленькими окошечками, похожими на бойницы. Острог окружен высокой бревенчатой стеной. По углам — остроконечные башенки. За домами виден темный, поросший лесом горб горы.

Снег, безлюдье…

Вид Илимска. Рисунок сына Радищева.

Полтора с лишним века назад, в 1632 году, сотником енисейской команды Бекетовым был сооружен Якутский острог. В 1635 году им же был заложен острог на Олекме. Из этого острога вверх по быстрой Олекме плыл Ерофей Хабаров на Амур. В последующие годы были построены остроги Илимский, Киренский, Иркутский…

В те времена в Илимском остроге, как и в других городах-острогах, отсиживались за толстыми бревенчатыми стенами от часто восстававших тунгусов, томившихся под бременем непосильного «ясака». Ко времени пребывания в Илимске Радищева от острога осталось несколько полуразрушенных башен.

Главное занятие немногочисленного населения — охота на белок.

В Илимске было всего человек пятьсот жителей, и, по свидетельству Радищева, в нем решительно ничего не производилось — «не было ни сапожника, ни портного, ни свечного мастера, ни слесаря…»

Жизнь в Илимске благодаря помощи Пиля наладилась быстро. Еще в бытность Радищева в Иркутске для него был куплен старый воеводский дом, за который Радищев заплатил десять рублей. Жил он в этом доме недолго. Присланные Пилем плотники, взятые из числа ссыльных, построили Радищеву новый дом.

При доме была устроена плавильная печь; в ней Радищев занимался обжиганием керамических изделий собственного изготовления.

Обычно он вставал рано, ему приносили большой чайник с кипятком, и он сам приготовлял кофе.

Потом садился писать, читал, обучал детей географии, истории, немецкому языку.

Часто ездил по окрестностям, бродил с ружьем по лесам и горам, окружавшим Илимск.

«Горы, покрытые лесом, тянулись по обоим берегам реки, — вспоминает сын Радищева, Павел, проведший свои детские годы в Илимске. — Леса состояли из сосны, ели, лиственницы, сибирского кедра и березы… В лесах родилось много красной смородины, а в низких местах — черной; земляники, брусники множество, малина, морошка, черника, голубица…»

С внешней стороны жизнь в Илимске была терпимой. Два унтер-офицера, приставленные для надзора, имели особые квартиры и только изредка заглядывали к Радищеву, Он пользовался известной свободой и не только бродил с ружьем по лесам, окружавшим Илимск, но ездил в лодке вверх и вниз по Илиму. Зимой добирался на санях до устья Илима — верст за сто от острога, в селение Коробчанку, где ловилось множество осетров.