Убийство за кулисами - Фридрих Незнанский

— Думаю, — неторопливо продолжил баритон, показавшийся внезапно Васильеву громовым, — чтобы выяснить судьбу упомянутых сумм до конца, нам так или иначе придется связаться с вашим сыном, которому вы их и переводили непосредственно в Минск, на банковский счет номер…

Яркий солнечный свет, заливавший этот проклятый кабинет, внезапно сделался смертоносно-белым и по-настоящему ослепил его, и Васильев не сразу понял, что визжащий голос, произносящий где-то на грани ультразвука одно и то же, по-бабьи истеричное «Не-е-ет!..», на самом деле — его собственный, и именно поэтому оба молодых охранника, так и не покинувшие кабинет «важняка», навалились на него своими горячими, потными, сильными — куда сильнее его собственного — телами…

…Обратной дороги он не помнил. Позабыл начисто, как будто ее и вовсе не было, и он какой-то неведомой мистической силой перенесся вновь в обшарпанную камеру с облупившейся бурой краской на стенах, с двумя кроватями, верхняя из которых пустовала: Васильев содержался в одиночестве. Потом долго-долго длился остаток дня, потом еще дольше — ночь.

Около одиннадцати утра следующего дня в кабинете Александра Борисовича Турецкого раздался звонок. Выслушав своего собеседника, он коротко бросил в трубку «Добро, везите… Да, прямо сейчас!» — и, вернув ее на место, поднял голову и невесело подмигнул заглянувшему к нему в кабинет Меркулову:

— Сработало, Костя… Васильев сам попросился на допрос… Можешь звонить нашим борцам с наркотой, пусть срочно пришлют своего следака…

Эпилог Октябрь, 2005

Осень, как и предсказывали синоптики, по части калейдоскопической смены погоды ничем не уступала ушедшему лету: она варьировала от почти по-июльски жарких дней до ледяных дождей, напоминающих о близкой зиме. Так что Александр Борисович Турецкий вполне мог считать, что ему крупно повезло, когда, проснувшись около десяти утра в субботу, ознаменовавшую собой середину октября, обнаружил за окном невинно-синее, прозрачное небо.

Можно сказать, повезло вдвойне: во-первых, это была одна из редких суббот, которую он по праву мог считать выходным днем — никаких тебе поездок в родное управления для допросов, встреч со свидетелями и прочего в том же духе, назначенных на сегодня. Во-вторых, удалось сговориться и со Славой Грязновым, и с Костей Меркуловым (последнее было особенно сложно) о заветной, давно существовавшей в прожекте поездке на шашлычки без прекрасных дам. Местечко для данной цели у них имелось давно, всегда одно и то же, на берегу удивительно чистого для Подмосковья озера.

«Горючее» к шашлычку обязался закупить Грязнов-старший, так что впереди у Александра Борисовича имелось как минимум два часа, провести которые он намеревался в кругу семьи — дабы подготовить своих «дам» к мысли о его предстоящем отъезде до завтрашнего утра. «Прекрасные дамы» — то бишь супруга Ирина Генриховна и сильно повзрослевшая за лето, проведенное самостоятельно на Черноморском побережье, дочь Нина — о планах главы семейства пока не подозревали. Александр Борисович предполагал ознакомить их с ними за завтраком… Как выяснилось, с его стороны это было непростительным легкомыслием.

Неторопливо покинув постель и спальню, Турецкий расслабленно двинулся в сторону ванной и кухни, из которой уже минут десять, как тянулся заманчивый шлейф кофейного запаха. Солнечные лучи, насквозь просвечивающие веселенькие, в красный горошек занавески, свидетельствовали о том, что на данной кухне властвует удивительно чистоплотная и тщательная хозяйка: блестело и сверкало на солнце все, начиная от набора сковородок, вывешенного над плитой, до немецкой кофеварки, красовавшейся в центре стола… Все, кроме физиономий супруги и дочери, с надутым видом сидевших напротив друг друга над пустыми чашками…

Александр Борисович, крайне чувствительный в кругу семьи к таким вещам, как накаляющаяся домашняя атмосфера, моментально почувствовал, как кривая его утреннего настроения дрогнула и поползла вниз.

— Доброе утро! — провозгласил он тем не менее вполне бодрым голосом. — Вижу, кофе уже готов…

— Не сказала бы я, что оно такое уж доброе! — проронила Ирина Генриховна и бросила на дочь яростный взгляд. Нина в ответ поджала губы и упрямо дернула плечом: жест, который оба родителя у нее терпеть не могли, поскольку отлично знали, что именно он означает. В переводе на человеческий язык трактовать его можно так: «Хоть лопните, а все равно я сделаю так, как решила!»

— Та-ак… — Сан Борисыч вздохнул и опустился на свое любимое, а потому никем и никогда не занимаемое место в углу. — И на какую же, позвольте узнать, тему проводится сегодняшний «круглый стол»?

— Вообрази, — Ирина Генриховна сверкнула голубыми очами, — твоя дочь собралась — нет, ты только подумай! — сегодня вечером отправиться на дискотеку! В какой-то бандитский, да еще ночной, клуб!..

— И никакой он не бандитский, и совсем не ночной… Папа, ну хоть ты-то нормальный человек? — с пафосом поинтересовалась Нина. — Ты-то должен понимать, что дискотека — это нор-маль-но! Все наши девчонки давным-давно на нее ходят, никаких, как думает мама, наркотиков и вообще ничего опасного там нет! К тому же там сегодня будет петь сам Май!..

На этом месте в голосе дочери послышались, видимо, давно накипавшие в процессе спора с матерью слезы, а Ирина Генриховна при упоминании имени певца, к которому их дочь, как выяснилось, относится с трепетом, подпрыгнула на месте и едва не задохнулась от возмущения:

— Саша, ты слышал? Слышал?.. Май!.. Этот безвкусный, безголосый, отмороженный визгун… Да кто ж такого пригласит в приличное место?!

— Тихо, девушки! — Александр Борисович с некоторым усилием подавил улыбку при виде возмущения жены. — Давайте-ка разберемся, разложим все по полочкам: во-первых, где находится упомянутый клуб? С кем ты, Нинка, намылилась туда отправляться и…

— Ни с кем! Никогда в жизни ни в какое злачное место я ее не отпущу!.. — перебила мужа Ирина Генриховна.

В следующие несколько минут обе — и мать, и дочь — вопили каждая о своем и, что самое ужасное, одновременно. По крайней мере, именно так воспринимал это Александр Борисович. Некоторое время Турецкий растерянно глядел на разбушевавшуюся часть своего семейства, а потом, немного поколебавшись, стукнул — правда, не слишком сильно — кулаком по столу… Эффект превзошел все его ожидания.

Сан Борисыча округлившимися от изумления глазами, самое главное — замолкли они тоже обе и одновременно. Что говорить дальше, Турецкий понятия не имел и ощутил в душе в этой связи тихую, но возраставшую в геометрической прогрессии панику. Выручила его Нина.

— Папочка, — сказала она жалобным голосом, — но ведь я же хотела совсем ненадолго, пока вы с мамой вернетесь с оперы, я буду уже дома… Просто надо мной девчонки смеются, что меня никуда не отпускают…

Сказанное дочерью дошло до Турецкого не то чтобы сразу. Какое-то время он молча смотрел на дочь, потом медленно перевел взгляд на жену и негромко поинтересовался:

— И с какой такой оперы мы… должны прийти?..

Ирина Генриховна, с точки зрения Александра Борисовича, могла хотя бы для приличия смутиться, но она и не подумала это сделать.

— Как — с какой?.. К слову сказать, люди интеллигентные знают, что правильно следует говорить не «иду на оперу», а «иду в оперу», соответственно, приходят они не «с оперы», а «из оперы»…

— Ира, я тебя не консультировать меня по русскому языку просил, я тебя спросил на какую… тьфу!.. В какую такую оперу мы сегодня идем, если должны с нее… Тьфу! То есть из нее прийти?!

— Не понимаю, почему ты нервничаешь. — Теперь плечиком, в точности как до этого Нина, дернула Ирина Генриховна. — Просто вчера я забыла тебе сказать… и вообще, можно сказать, приготовила для тебя приятный сюрприз… У Юры Строганова — премьера, и он прислал нам билеты: говорят, их постановка «Богемы» — это нечто!.. Сегодня Рудольфа будет петь он сам!..

Некоторое время на кухне Турецких царила никем не нарушаемая тишина. Александр Борисович посмотрел на дочь, потом снова на жену и, наконец, в окно на кусочек ясного голубого неба. Ни одной свежей идеи по части того, чтобы отвертеться от «сюрприза», как назло, в голову не приходило.

— Э-э-э… Видишь ли, Ирочка… — начал было он, но Ирина Генриховна его перебила:

— Если ты насчет шашлыков ваших, они все равно не состоятся! Пока ты спал, звонил Костя Меркулов: он тоже получил приглашения в «Дом оперы» и, в отличие от тебя, никакой проблемы с выбором у него не возникло!..

— Меломан чертов! — не вынес предательства Турецкий. — Только не говори мне, что и Грязнов Славка тоже приглашен и тоже предпочел оперу шашлыкам!

— Насчет Славы ничего не знаю, — спокойно пожала плечами Ирина Генриховна. — Но ты же понимаешь, что отказываться от персонального приглашения такого певца, как Строганов, просто… просто неприлично! Вы же с ним не просто случайные знакомые, Саня, ты столько сделал для него и для театра…