Колокол и держава - Виктор Григорьевич Смирнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что ж, коль скоро измены нет, стало быть, надо ее придумать. Пускай это будет боярский заговор против московского наместника! Одной стрелой можно поразить сразу двух зайцев: явить великому князю свою верную службу, и добыть деньги на строительство крепости. Ну а там, глядишь, и самому наместнику кое-что перепадет.
Не любя откладывать дела в долгий ящик, Захарьин принялся составлять список самых богатых из уцелевших новгородских бояр. Общим счетом получилось тридцать душ. То, что никто из них не был замечен в крамоле против Москвы, наместника не смущало. В конце концов, само по себе богатство — вина неизбывная, ибо в Писании сказано: легче верблюду пролезть сквозь игольное ушко, чем богатому попасть в рай.
Затем Захарьин вызвал своего доверенного подьячего Семена Гречновика.
— Ведомо мне стало, что сии злодеи умышляют меня убить, — объявил он, протягивая список. — Завтра же взять всех и пытать, покамест не признаются!
Подьячий хищно ухмыльнулся и отправился исполнять приказ. Начали с боярина Ивана Товаркова. Рано утром в его усадьбу на Славне ворвались люди наместника, и вскоре оттуда понеслись душераздирающие вопли истязаемых. Аресты и пытки продолжались целую седмицу, после чего Семен Гречновик предъявил наместнику письменные показания арестованных. Все они признавались в умышлении на жизнь наместника и показывали на других заговорщиков.
Казнь изменников приурочили к очередному приезду в Новгород великого князя. На Духовском поле соорудили два помоста, большой и малый. На большом возвели общую виселицу с тридцатью петлями, на малом установили высокое кресло для государя. Когда появились тридцать приговоренных, в толпе горожан послышались тяжкие вздохи и рыдания. Именитые бояре были избиты и изуродованы так, что их узнавали с трудом. Священник прочел молитву, и палачи подвели несчастных к длинной скамье под виселицей. Уже с петлями на шеях приговоренные стали просить друг у друга прощения за оговор.
— Прости, сват, что возвел на тебя напраслину! — кричал один боярин другому. — Не мог больше терпеть мучений!
— И ты прости мои клеветы! — отвечал тот.
Яков Захарьин тревожно оглянулся на государя и крикнул палачам, чтобы те поспешали, как вдруг великий князь повелительно поднял руку. Толпа замерла. В наступившей тишине прозвучал новый приговор. Всем боярам смертная казнь заменялась тюрьмой без срока, а их имущество изымалось в казну. Над полем пронесся дружный вздох облечения, снова заплакали, теперь уже от радости, родственники помилованных. «Ай да государь, — с восхищением подумал наместник. — И милость явил, и денежки прикарманил!»
3
В тот же день Аристотель Фиораванти представлял великому князю проект будущей крепости. Выждав приличествующую паузу, зодчий эффектным жестом сдернул холщовое покрывало, которым был накрыт большой стол. Восхищенным взорам собравшихся предстала миниатюрная крепость, вылепленная из красной глины. Высокая стена щетинилась зубцами в форме ласточкина хвоста. Боевой ход опирался на приложенные к стене арки, на нем размещались бронзовые пушечки, возле которых стояли крохотные фигурки пушкарей с пальниками в руках. Двенадцать башен были выдвинуты вперед, не оставляя нападающим непростреливаемого пространства. У подножия стен протекал ров, через который были переброшены подъемные мосты на цепях.
Вооружившись указкой, итальянец демонстрировал самоновейшие фортификационные хитрости: подземные ходы, колодцы, тайники и ловушки.
— Изволите видеть, государь, — со сдержанной гордостью подвел итог Аристотель. — Ничего подобного в вашей земле еще не строили.
Великий князь еще долго изучал макет, задавал вопросы, а затем торжественно объявил:
— Мой верный слуга Аристотель! Благодарю тебя за твои труды и объявляю полное прощение за твои прегрешения. Все, что было у тебя отнято, будет возвращено. Отныне русские крепости будут строиться по сему образцу!
4
Новую крепость решено было строить на древней основе. С весны начали разбирать сложенные из ильменского плитняка стены и башни. Грохот, тучи пыли, крики нарядчиков. Старый Детинец исчезал на глазах. Когда добрались до фундамента, зодчий всплеснул руками и разразился заковыристой бранью. Стена опиралась на подгнившие бревна, засыпанные глиной. Было ясно, что эта хлипкая опора не выдержит громадную тяжесть новых могучих стен. Пришлось укреплять фундамент камнями от старой крепости. Одно радовало — обилие дешевой рабочей силы. Оставшиеся без хозяев боярские слуги, челядинцы и ремесленники были рады любому заработку. Но и тут не обошлось без загвоздки. Новгородцы почти не применяли в строительстве кирпич, пришлось срочно налаживать его производство и обучать каменщиков ровной кладке.
Дмитрий Герасимов целыми днями пропадал на стройке. Вечером шел на Славну, в дом брата Герасима. Прошлой зимой умерла от неведомой хвори дьяконица. Овдовевший отец Герасим выглядел постаревшим и неухоженным, борода торчала клочьями, подрясник давно не стиран. Дом выглядел таким же запущенным, как и его хозяин.
Неловко орудуя ухватом, дьякон вытаскивал из остывшей печи горшок со щами, нарезал ломти ржаного хлеба, наливал в глиняные кружки мутно-желтый квас. Исподволь наблюдая за ним, Дмитрий испытывал прилив острой жалости к самому родному человеку, когда-то заменившему ему отца и мать.
— Вот так и живу бобылем, — поймав его взгляд, вздохнул Герасим. — По сию пору не верю, что дьяконицы больше нет. Детей нам с ней Господь не дал, так что я теперь один как перст остался.
— Так женись! Ты ж еще не старый!
— Легко сказать, женись! — отмахнулся брат. — Кто ж мне дозволит! По апостольским правилам священник — муж токмо одной жены. И у святителя Петра сказано: «Аще у попа умрет попадья и он идет в монастырь стрижется — имеет свое священство паки; аще ли имать пребывати и любити мирские сласти — да не служит».
— Да разве я один такой? — продолжал дьякон, собирая со стола миски и ложки. — Вдовых попов хоть пруд пруди, потому как матушки часто мрут в родах. А им говорят: либо в монахи постригайся, либо сан сложи. А жить им на что? А детишек куда? Тут слух прошел, что вдовым попам скоро и вовсе в храмах служить запретят. Тогда останется один путь — в монахи.
— По мне, так женатый батюшка лучше своих прихожан понимает, чем монах, — сказал Дмитрий. — Апостол Павел второй брак тоже не возбранял как лекарство от блуда. Да и
