Год гиен - Брэд Гигли

— О, отличное вино. Это из моих фамильных поместий. Говорят, наш виноград столь же прекрасен, как и тот, что растет в виноградниках самого Осириса. Попробуешь?

Она налила в кубок еще немного.

Семеркет пил только пиво с тех пор, как очутился в деревне строителей гробниц, и мысль о вине была мукой для его языка. Царица увидела его колебания и убрала кубок.

— А, — сказала она. Лицо ее было нежным, а богатый оттенками голос — полным жалости. — Разве мой управляющий Накхт не сказал мне однажды… Подожди, что же он сказал? Да, теперь я вспомнила — что у тебя проблемы с вином. Вообще-то, он говорил, что ты колотишь в его ворота всю ночь напролет, пьяный и сердитый, желая увести его жену.

— Он так вам сказал? — негромко спросил Семеркет.

Царица убрала кубок,

— Не думаю, что после этого я буду предлагать тебе вино. Не хочу искушать тебя, подталкивая к плохому поведению.

При упоминании о Найе Семеркет помрачнел и потянулся за кубком.

— Накхт неверно вам все сообщил, — коротко проговорил он.

Тийя, казалось, заколебалась, но губы ее задрожали, словно она пыталась подавить улыбку. Царица позволила ему взять золотую чашу.

Семеркет выпил.

Темно-красное вино потекло по его языку. Тийя была права — виноградники, на которых вырастили этот урожай, должны были расти в небесных полях Иару. Семеркет возрадовался вину. Оно было одновременно спокойным и ликующим, напоминая, что Египет некогда был местом порядка и уважения. А когда он выпил еще, то нашел в вине и мудрость.

Чиновник протянул кубок, чтобы снова испробовать мудрости, и царица налила ему еще.

Потом с кормы пришли ее служанки. Они сели рядом с Семеркетом и возложили на его голову венок, а после осыпали его жареным ячменем. Одна из них взяла арфу и тихо запела.

Он засмеялся и спросил:

— Что? Вы собираетесь принести меня в жертву?

Но служанки только улыбнулись и заставили его умолкнуть, чтобы не помешать другим охотникам.

Утро умирало в жужжании стрекоз, далеких криках придворных и голосах диких птиц. Семеркет снова протянул золотой кубок, и его наполнили снова.

Как сквозь дымку, чиновник увидел, что одна из служанок Тийи поднимает на мачте красный сигнальный вымпел. Несколько мгновений спустя он услышал очень близко плеск весел и попытался заглянуть за планшир лодки. Пришло время отдыха Тийи, потому что солнечная барка Ра почти достигла зенита. Семеркет услышал, как царица окликнула:

— Пентаура? Все готово?

Царевич появился в лагуне один, сам направляя лодку. Семеркет смутно удивился, не увидев с ним мрачного Ассаи.

— Все так, как ты хотела, мама, — ответил царевич. — Они сейчас явятся.

— Замечательно! — воскликнула Тийя.

Она двинулась, чтобы вцепиться в один из столбов с позолоченными лотосами, который поддерживал навес на лодке, и крикнула через лагуну:

— Накхт, управляющий всеми царскими дворцами! Добро пожаловать!

Отдаленный голос рявкнул в ответ:

— Приветствую, Тийя, царица царей!

Семеркет, подняв голову, увидел, что Накхт вводит лодку в лагуну. При виде него, облаченного в незапятнанный накрахмаленный белый охотничий наряд, Семеркет фыркнул — идеальный знатный господин с картинки. Дознаватель поблагодарил богов за превосходное вино, которое только что выпил. Даже присутствие этого идиота, мужа Найи, не могло его побеспокоить.

— Приветствую, Пасер, министр державы! Добро пожаловать!

Семеркет заморгал, застигнутый врасплох. При виде толстого градоправителя Восточных Фив Пасера, тоже появившегося в гуще тростников, он почувствовал одурелое удивление. Что он делает так далеко от места своего ведения? Чиновник заметил, что лодка кренится на один борт под весом Пасера, и громко засмеялся.

— Ирой, старший жрец фараона!

Еще одна лодка появилась в лагуне. Семеркет раньше уже видел этого человека и попытался вспомнить — где? Под теплым солнцем болот мысли его текли медленно, как густо замешанная глина. Он закрыл глаза, чтобы сосредоточиться. Ответ медленно пришел — этот человек был тестем Ненри, или дядей… что-то в этом роде. И он был старшим жрецом Сехмет, а не… Как Тийя его назвала? «Старшим жрецом?..»

Семеркет сел, убрав гирлянду цветов со лба. Служанки попытались снова уложить его на палубу, но он стряхнул их руки, пытаясь заставить работать свои мозги. В его душе распускался бутон страха. Титулы, которыми царица одаривала этих людей, были неправильными: всех их как будто втайне продвинули в чинах за одну ночь…Словно бы все, стоявшие выше их по званию, внезапно умерли и исчезли с дороги.

— Приветствую, Тийя, царица царей!

Еще одна лодка появилась в лагуне. Семеркет узнал прискуливающий голос Неферхотепа еще до того, как увидел его самого. Страх, только что сочившийся тонкой струйкой, теперь заструился по жилам Семеркета в полную силу.

«Но почему, — спросил он себя, — почему я должен испытывать такой ужас?» Оп знал, что объяснение обманчиво близко, стоит только протянуть руку, и закрыл глаза, чтобы сосредоточиться — но вино стучало у него в голове, а белый резкий свет слепил глаза…

— Разве это не твои заслуги, Семеркет?

Он распахнул глаза. Над ним стояла Тийя. Ослепительное солнце пылало за ее головой, как диадема богини. Семеркет заморгал, и — такой трюк сыграл с ним солнечный свет, — в ее улыбке мельком увидел красные клыки. В этот миг абсолютной ясности он понял, что его ночной кошмар стал явью — львица, наконец-то, поймала сто.

Тийя наклонилась к Семеркету, и он вздрогнул, закрыв глаза, ожидая, что она вспорет ему горло клыками точно так же, как пыталась сделать сотни раз в его снах. Но лицо царицы было добрым, а голос мелодичным, как всегда.

— Почему? — прошептал он.

— Ты нашел нас, Семеркет, — проговорила она.

«Я ничего не нашел! — хотел закричать он. — Убийца Хетефры все еще на свободе!»

Но он знал теперь, что их ничуть не волновало, кто убил старую жрицу. Тут было что-то другое. На что же такое он наткнулся, что заставило самых могущественных людей державы собраться на болотах, сделав его центром своего внимания?

«Сосредоточься», — велел он себе свирепо.

Мог быть только одни ответ: украденное сокровище в гробнице. А что же еще? Однако и это не имело смысла. Что нужно этим людям в лагуне, чтобы стать еще богаче? Кроме Неферхотепа, они и так были в числе богатейших людей страны. Итак, он задал себе неправильный вопрос. Вместо этого он должен был задать себе другой: что для них еще дороже золота?

Семеркет выдохнул, внезапно найдя ответ. Он мог быть только один: власть.

Чиновник оглядел лагуну — и на лицах всех собравшихся людей увидел подтверждение своих подозрений. Накхт, Пасер, Ирой, Пентаура, даже сама царица — все они пользовались украденными сокровищами, чтобы исполнить свои планы. Только днем раньше Семеркет сказал брату, что чувствует затевающийся заговор. Какой именно заговор они планируют, как далеко он зашел и против кого направлен?

Вино в крови Семеркета больше не мешало ему думать. Наоборот, оно позволило его разуму внезапно собрать разрозненные факты и странные частицы мыслей в единое целое.

Семеркет мысленно услышал лепечущий голос библиотекаря Мааджи, делящегося с ним сплетнями в Доме Жизни: «Когда фараон женился на ней, он обещал, что ее сыновья унаследуют…»

Но фараон отказался от договора, вместо этого выбрав наследником своего бледнокожего сына царицы, рожденной в другой стране — Исис.

Потом Семеркет вспомнил, как наследный царевич говорил: «Проклятая кровь Таусерт и Аменмеса все еще живет, Семеркет. Я не шучу…»

И снова в его мозгу непрошенным видением возник портрет фараона Аменмеса в гробнице, спрятанной под другой гробницей.

Семеркет уставился через лагуну на царевича Пентаура — и вместе с более мягкими чертами лица его матери увидел те же самые жесткие и красивые черты, какие видел на портрете. Дознаватель невольно вздрогнул.

Тийя была самой царственной женщиной в стране; Семеркет всю жизнь слышал, что о ней так говорят. Он никогда не сомневался в этом и не задумывался — каким образом она заслужила свой сан? Какова была главная причина, по которой Рамзес женился на ней? У фараонов, не рожденных в Золотом Доме, была освященная временем традиция жениться на дочерях и внучках предыдущей династии, чтобы подкрепить свои притязания на трон. Преступная Таусерт жила в Тийе (теперь Семеркет ясно это видел) — ужасная женщина, которая убила собственного мужа в погоне за властью.

Вот что он невольно открыл благодаря улике, найденной в намеренно затушеванном прошлом. Вот каких его знаний все боялись.

Обвинение сорвалось с губ Семеркета:

— Вы собираетесь убить фараона!

Тийя слегка задохнулась, отшатнувшись от него. На мгновение в глазах ее мелькнула паника. Она сердито обратилась к людям в лагуне: