Путинизм. Россия и ее будущее с Западом - Уолтер Лакер

Как обычно, тому есть несколько причин. Практически все, кто играет активную роль в российской политике в настоящее время, соглашаются с тем, что изменения будут происходить не в результате выборов. Если бы какому-то оппозиционному кандидату удалось выиграть на выборах, то, как они полагают, он мог бы быть арестован за что-то: за растрату, изнасилование, массовое убийство, нарушение правил дорожного движения или за неуплату налогов. Его могут даже убить.

Вторая причина: из-за множества расколов среди оппозиции существуют бесчисленные маленькие партии, которые, кажется, неспособны объединить свои силы для общего действия. Сергей Удальцов идеологически близок к коммунистам и одно время был начальником штаба их лидера. Но в недавнем интервью он сказал, что не хотел бы видеть Зюганова, лидера коммунистов, следующим президентом. Его опасения могут быть вполне оправданными.

Кроме того, у Путина есть твердая поддержка определенных частей населения, включая пенсионеров, государственных чиновников, церковь и рабочий класс. Поддержка оппозиции исходит, главным образом, от интеллигенции и частей среднего класса. Сторонники Навального и Удальцова могут верить в личную честность их фаворитов. Однако сильный национализм Навального и близость Удальцова к коммунистам не вселяют уверенность.

У правительства Путина практически есть монополия на средства массовой информации. Цензура была официально отменена при Горбачеве в 1990 году, но самоцензура сохранилась, и она очень сильна. Все главные телевизионные каналы принадлежат владельцам, на которых власти могут положиться в том, что те не станут транслировать передачи, негативные или критические по отношению к правительству; только некоторые телекомпании и радиостанции, такие как «Эхо Москвы» и «Дождь», все еще независимы. Неудобным журналистам угрожали, на них физически нападали, и в некоторых случаях их даже убивали.

Свободнее ли в какой-то мере российские СМИ в настоящее время, чем в царские времена? Есть определенные интересные параллели: работы Карла Маркса в России до 1917 года можно было заказать и купить на английском и немецком языках, но не на русском. Сегодня в англоязычной российской газете «Moscow Times» могут быть опубликованы такие новости, которые никогда не появятся в русскоязычных СМИ. Книги в России, как и на Западе, уже читают мало, тогда как большинство людей получает свою информацию из более современных СМИ.

Однако существует одна большая (и нежелательная, с точки зрения властей) брешь — Интернет, из которого много россиян черпают информацию о событиях в России и за границей. Поэтому правительство в течение некоторого времени пыталось протолкнуть законы, которые сделали бы это невозможным, введя «национальный Интернет», вроде того, который существует в других авторитарных режимах. Можно было бы утверждать, что такое действие неизбежно будет интерпретироваться как движение режима от авторитарного к тоталитарному. Поэтому некоторые неавторитарные страны отказались принимать такие меры, взвесив возможные последствия. Но даже без цензурного законодательства российские власти могли закрывать незаконные сайты, и Павел Дуров, глава VKontakte, самой большой социальной сети России, был вынужден в 2014 году покинуть страну В этих условиях, при отсутствии свободы информации, у правительства и государственной партии фактически есть монополия на информацию.

Если «Единая Россия», путинская государственная партия, не была успехом, то личная популярность Путина постоянно оставалась высокой. После Зимних олимпийских игр в Сочи и вторжения в Крым в 2014 году, его рейтинг приблизился к рекордным 90 процентам. Патриотическая/националистическая политика стала победителем: даже часть демократической оппозиции, которая не одобряла политику Путина в Украинском кризисе, соглашается с ним в том, что Крым был частью России и должен принадлежать ей снова. Пока Путин может разыгрывать патриотическую/националистическую карту, не подвергая мир опасности мировой войны или не приводя к резкому ухудшению в экономике, перспективы оппозиции на существенный успех остаются минимальными.

Может ли Россия эволюционировать до полноценного фашизма? Некоторые наблюдатели утверждали, что Россия уже достигла этой стадии. Но такие утверждения, хотя они иногда и понятны с эмоционально-психологической точки зрения, едва ли могут выдержать строгий анализ, и при этом они не полезны для понимания динамики современной российской политики. Борис Немцов, один из лидеров демократического движения «Солидарность» и бывший заместитель премьер-министра, заявлял, что весной 2014 года Россия превратилась в диктатуру. [Прим. ред. ВС: О Борисе Немцове читайте книгу Владислава Тихомирова «ООН против криминального Ельцина. Глава «Немцов — «карточный шулер» в кремле?»] Хотя и можно было бы найти некоторые веские доводы в пользу этого утверждения, но в целом таким категорическим заявлением удовлетвориться нельзя. Ибо Россия и раньше тоже не была свободной страной, и она не стала полной диктатурой после этого, несмотря на тот факт, что тенденция к диктатуре была несомненной.

Трудно подобрать общий знаменатель для политических режимов, которые обычно называют «фашистскими» в Европе двадцатого века. Нацистская Германия не была «фашистской», а фашистская Италия не была нацистской. Поиск этого общего знаменателя становится даже еще труднее, если вы станете рассматривать также меньшие европейские страны, которые тоже иногда причисляют к фашистским. Это частично связано с фактором времени — фашистская эра не длилась долго — Вторая мировая война вспыхнула всего через шесть лет после прихода нацистов к власти. Сам термин «фашистский» лишь ограниченно пригоден для анализа и понимания.

Маловероятно, что все фашистские или «парафашистские» или «квазифашистские» страны и движения развивались одинаково. Были очевидные различия между большими и небольшими фашистскими странами — большие склонялись к экспансионизму и военной агрессии, меньшие нет, даже при том, что они, возможно, были милитаристскими по духу. У всех фашистских режимов есть определенные общие черты, например, наличие лидера, вождя, и культ этого вождя. Режимы, которые не навязывали доминирование единственной государственной партии или допускали существование нескольких партий и нескольких идеологий, более вероятно, являлись военными или правыми популистскими диктатурами, которые не были фашистскими по своему характеру.

В России в последние годы, конечно, начался культ личности (см. антологию, составленную Еленой Гощило, «Путин как знаменитость и культурный символ», Helena Goscilo, «Putin as Celebrity and Cultural Icon»), хотя по сравнению с культом Сталина это было довольно скромно. Вероятно, из-за интенсивности культа Сталина и его часто смехотворного характера, который не оставил хорошее впечатление даже среди коммунистов, культ Путина должен был быть нерешительным, вялым. Время от времени, предпринимались попытки представить его как «отца нации». Но он не был человеком, подходящим на роль отца, и такие попытки почти наверняка должны были окончиться неудачей. Его публичный образ был образом патриота и выходца из силовиков, но ему недоставало других признаков, которые, как думали, были необходимы для великого лидера. Присутствовал и сильный элемент «мачо», что объединяло Путина с Муссолини. Но если Муссолини редко