Путинизм. Россия и ее будущее с Западом - Уолтер Лакер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В Чечне клан Кадырова остался у власти, но шариат заменял российские законы, и эта небольшая страна стала одним из самых репрессивных регионов в мире. Российское правительство было готово принять это, так же, как и массовое бегство большей части русского населения и широкомасштабную исламизацию, лишь бы только Чечня признала российское господство. Ситуация в Дагестане была похожей, за исключением того, что там она не переросла в полномасштабную войну. Насилие стало постоянной местной чертой, хотя и на более низком уровне. Несмотря на исламизацию, правящие кланы в обеих республиках оставались «предателями» в глазах оппозиции. Однако воинственная оппозиция была побеждена и больше не имела возможности осуществлять большие военные или террористические операции. В 2009 году Кремль объявил, что контртеррористические операции крупного масштаба в Чечне закончились; пять лет спустя Москва создала новое министерство по делам Северного Кавказа.
Еще неизвестно, можно ли доверять тем, кто представляет интересы Москвы в Чечне и Дагестане. Их желание большей свободы действия, если не полной независимости, не уменьшилось. Как бы то ни было, пока центральное правительство сильно, их возможности добиться больших уступок от Москвы невелики. Но если хватка центрального правительства ослабнет, то их лояльность не может считаться гарантированной. Даже в настоящее время есть сообщения о контактах между местными пророссийскими властями в Дагестане (и в меньшей степени в Чечне) и более радикальной оппозицией. Человек Москвы в Дагестане — Рамазан Абдулатипов, который следовал очень твердой агрессивной линии с некоторым успехом. Но даже при этом от пятидесяти до шестидесяти человек ежемесячно гибнут в террористических инцидентах.
Невозможно сказать, будет ли он успешен в долгосрочной перспективе. Как обычно в таких условиях, многое зависит от наличия или отсутствия нескольких способных и лояльных лидеров и от готовности Кремля оказать Дагестану существенную финансовую поддержку. Но во время экономического застоя существует значительное сопротивление выделению такой помощи, поскольку это будет означать сокращения других частей российского бюджета.
Насколько сильно влияние исламистов — радикальных мусульман, выступающих за отделение, и, если потребуется, готовых к борьбе с применением насилия? Согласно определенной информации, на Кавказе оно намного сильнее, чем в других местах концентрации мусульман. Но даже там имеющиеся данные различаются настолько сильно, что кажутся бессмысленными. Диапазон их простирается от утверждений, что никаких радикалов вообще нет, до заявлений, что все там являются радикалами. Согласно некоторым выборам в Дагестане, коммунисты оказались лидирующей партией. Если это правильно, то это, вероятно, в меньшей степени связано с политическими/идеологическими вопросами, чем с личностью конкретного кандидата, баллотирующегося на выборах (который, вероятно, принадлежал к влиятельному клану и выбрал эту партию как платформу, которая даст ему больше свободы действия).
Самой сильной мусульманской тенденцией на Кавказе в течение долгого времени был суфизм, и во многих регионах это все еще сохраняется. Радикальные миссии выполнялись движением салафитов, а не какой-нибудь политической или религиозной партией и Хизб-ут-Тахрир (больше в Средней Азии, чем на Кавказе). Это организация, основанная в арабском Иерусалиме в 1953 году, активно действует в некоторых частях мира, таких как Соединенное Королевство, но едва существует в других. Они требуют отмены современных границ между мусульманскими государствами и создания единого государства — халифата. Однако, в общем, значительная часть радикальной деятельности, кажется, зависит от характера и действий местных кланов.
Религиозно-политическое пробуждение ислама (и радикального ислама) совпала с ростом радикальных националистических настроений среди русского населения. Это, само собой разумеется, обязательно должно было вызвать напряженность. Эта напряженность была связана с большим притоком мусульманских рабочих, главным образом, из Средней Азии и Кавказа в российские города.
Им не предоставляется нормальное жилье, и они не получают никакой социальной помощи. В их распоряжении лишь несколько мечетей; недовольство против них таково, что нынешний мэр Москвы объявил, что в его городе не будет больше мечетей. Однако, когда они молятся на улицах, их обвиняют в нарушении общественного порядка и создании помех для общественного транспорта. Одновременно это влияет на безопасность на улицах, и удивительно, что не было больших беспорядков. Сложилась парадоксальная ситуация, чрезвычайно нежелательная в глазах правительства.
В то время как службы безопасности беспокоились из-за подрывных сепаратистских действий среди мигрантов, а местная полиция из-за поддержания законности и правопорядка, министерство иностранных дел было озабочено отрицательным впечатлением, сложившемся в мусульманском мире из-за антимусульманских настроений (и действий) в российских городах. По инициативе тогдашнего российского министра иностранных дел Евгения Примакова (ученого-арабиста по специальности) состоялось совещание на высоком уровне с целью минимизации ущерба. Репутация России в мусульманском мире и так уже была низкой после Афганской войны и двух чеченских войн. Министерство иностранных дел утверждало, что, если исламофобия усилится в России, это будет фатальным ударом по российской репутации терпимости и честности. Больше всего их, конечно, беспокоило то, что Россия могла бы утратить политические возможности в мусульманском мире. Однако Россия была спасена американским вмешательством в Афганистан. Как только Россия ушла из Афганистана, она прекратила быть непосредственной целью в мусульманском мире.
После аннексии Крыма обращение с крымскими татарами стало поводом для беспокойства у мусульман в других частях страны. При Сталине крымских татар преследовали и ссылали во время и после Второй мировой войны.
Судьба и действия российских мусульман были малоинтересны для мусульманского мира, главным образом из-за их ограниченного присутствия вне России. Хотя хадж (ежегодное паломничество в Мекку) поощрялось различными способами, только относительно немногие российские мусульмане воспользовались тем, что является, по существу, религиозной заповедью. Российские мусульмане утверждают, что еще много из них хотело бы отправиться в Мекку, но они не могут, потому что саудовские власти ограничили число паломников из России примерно двадцатью тысячами. (Но были также и жалобы среди тех, кто ехали в Мекку, что среди паломников присутствует слишком много сотрудников служб безопасности, следящих за воинственными исламистами.) Организация исламского сотрудничества (прежде Организация Исламская конференция) воздерживалась в различных случаях от обвинения или критики России, и она всегда отказывалась согласиться с членством в ней Ичкерии, политической организации чеченских мятежников. Российская благосклонность была более важной, чем солидарность с единоверцами в России.
В 1990-х годах развивалось что-то близкое к правительственной стратегии по отношению к российскому исламу. В целом преобладал прагматизм, а не идеология. Российские правые и особенно правые радикалы обычно напоминали своим соотечественникам, что мусульманские страны и особенно арабские государства были их естественными союзниками в борьбе против Запада. Дмитрий Рогозин, тогда глава крайне правой партии «Родина», даже некоторое время защищал идею, первоначально предложенную организацией мусульман с Нижнего
