Убить, чтобы жить. Польский офицер между советским молотом и нацистской наковальней - Стефан Газел

До войны я не раз бывал в Бордо и прилично знал порт. Мы оставили грузовик (несколько французов тут же завладели им, как только мы отошли на приличное расстояние) и, забрав оружие, отправились через город в порт. У причалов и на рейде стояло несколько судов. Я поискал глазами польский флаг, но не нашел ни одного судна с нашим флагом. Мы узнали, что в порту стоят английские и американские суда, но американцы берут на борт только граждан своей страны. Нас согласился взять владелец небольшого голландского каботажного судна с единственным требованием, что мы достанем выездные визы.

Прозвучали сигналы воздушного налета, и над городом появились немецкие самолеты. Не сбрасывая бомбы, они держали курс на море.

– Они минируют устье реки, чтобы запереть суда в гавани, – пояснил нам французский докер.

– А есть в порту какие-нибудь польские суда? – спросил я его.

– Вчера стояли два судна. Одно вошло вечером во время прилива, а второе сегодня стояло под разгрузкой. Они привезли орехи, но кому сейчас нужен арахис? Думаю, что они попытаются уйти днем, в отлив. Возможно, они уже отплыли.

Мы помчались к указанному докером причалу.

– Ou est le cargo Polonais?[36] – запыхавшись, спросили мы у первого попавшегося докера.

– Parti. Il est la-bas[37], – указав на небольшое грузовое судно, медленно скользящее к выходу из дока, ответил он.

– Черт побери, опоздали!

– Чтоб им пусто было! – в сердцах откликнулись с причала.

Повернувшись, мы увидели группу поляков, расстроенных не меньше нашего.

Я сообразил, что судно должно пройти еще через два шлюза, прежде чем выйти в реку.

– Бежим! Скорее! Мы догоним их в шлюзе! – возбужденно прокричал я.

Судно уже входило в первый шлюз, и мы помчались сломя голову, перепрыгивая через какие-то ящики, швартовочные канаты и якорные цепи, увертываясь от кранов, поднимающих и опускающих грузы. Когда мы добежали, судно стояло у стенки, дожидаясь подъема воды в шлюзе.

На палубе не было свободного места. Сотни людей лежали, стояли и сидели, прислонившись к борту, и даже в спасательных шлюпках. Я запрыгнул на палубу и, подождав окончания швартовки, поднялся на капитанский мостик.

– Пан капитан, нас семеро. Вы не могли бы взять нас в Англию?

– Все семеро поляки?

– Да. Все поляки.

– У меня на борту уже более четырехсот человек, а спасательные лодки рассчитаны на сорок. Французы заявили, что не выпустят меня, если я возьму кого-нибудь, кроме команды. Ты видел, что творится на палубе?

– Да, пан капитан.

– Значит, у тебя лучше зрение, чем у меня. Я ничего не вижу, – засмеялся он. – Вот так я и отвечу французам, если им захочется задать мне вопросы. – Он пристально посмотрел на меня и спросил: – Не мог ли я видеть тебя раньше?

– Да, пан капитан. Перед войной я несколько раз ходил с вами в Лулео[38].

– Точно, теперь я вспомнил. Ты можешь пригодиться. Скажи друзьям, чтобы они прыгали на борт и вовсю наслаждались удобствами, – рассмеялся он.

Я повернулся, собираясь отойти, когда он сказал мне вслед:

– И несите свои винтовки, они могут понадобиться. На борту нет никакого оружия.

Я соскочил на причал, но, кроме нескольких французов, внимательно рассматривающих меня, никого не увидел. Где, черт возьми, их носит? Тоже мне, нашли время для прогулок!

Мое внимание привлек свист с палубы. Мои товарищи были уже на борту.

– Мы предполагали, что капитан согласится взять нас, – улыбаясь, сообщили они. – Никто даже не заметил, как мы оказались на палубе.

Шлюз заполнился. Судно отдало швартовы и стало медленно двигаться к выходу. В этот момент раздался резкий визг тормозов и из машины выскочили мужчина и женщина с двумя маленькими детьми.

– Вы плывете в Англию? – крикнул мужчина.

– Да.

– Мы англичане. Возьмите нас на борт, – попросил он, глядя на капитанский мостик.

Получив, вероятно, положительный ответ, он одного за другим передал детей на палубу. За детьми последовала жена. Судно двигалось, и мужчине удалось забросить на палубу только два чемодана из всего багажа и запрыгнуть самому.

– Все из-за этой проклятой машины, – ни к кому конкретно не обращаясь, сказал мужчина.

– Но все-таки вы успели, – заметил я.

Вы говорите по-английски? – удивился он. – И куда вы направляетесь? Господи, дурацкий вопрос, простите, – рассмеявшись, добавил он.

Его жена в растерянности смотрела на чемоданы.

– Ты оставил самые нужные вещи, дорогой, – проворчала она. – Пропал весь мой гардероб.

– Прости, дорогая. У меня времени было в обрез.

Мы медленно вышли в реку, развернулись и поплыли к устью, до которого было свыше девяноста километров. Нас обогнали несколько судов с беженцами. На причалах, на улицах, тянущихся вдоль реки, мы видели толпы людей, обтекающих длинные вереницы машин, привозящих с севера тысячи беженцев. Теперь, узнав о капитуляции Франции, они уже никуда не стремились, возможно, они даже растеряли свой страх перед немцами. Впереди их ждали годы оккупации. Мы, покидавшие Францию, по-другому отнеслись к ее поражению. Мы следовали в страну, о которой большинство из нас знало лишь понаслышке. Мы плыли в неизвестность.

Оставшаяся часть дня, пока судно медленно двигалось к устью Гаронны, была потрачена на составление списка пассажиров. Всего на борту оказалось четыреста семнадцать пассажиров и тридцать два члена судовой команды. Более половины беженцев составляли поляки; второй по численности была группа чехов, остальные были голландцы, бельгийцы и французы. Ну и английская семья, попавшая на судно в последний момент.

Женщин и детей разместили в кубриках, а мужчины заняли не только палубы, но и все укромные уголки. С пресной водой проблем не было: на судне она имелась в достаточном количестве, а вот с продовольствием было намного хуже. Судно шло обратно с грузом (в трюмах находилось несколько сотен тонн арахиса), который французские докеры отказались разгружать. Нам сказали, что мы можем есть орехи сколько душе угодно. Довольно скоро стало ясно, что два гальюна не могут удовлетворить потребности всех находящихся на борту людей, и для мужчин на корме отгородили «специальное место».

Около десяти вечера мы бросили якорь южнее Руайана, в устье Гаронны. Французский лоцман отказался сопровождать нас дальше, заявив, что устье заминировано, а он не собирается кончать жизнь самоубийством. Матросы, доставившие его на берег на одной из спасательных шлюпок, вернулись с известием, что в Руайане уже появились немецкие моторизованные части.

– Если они воспользуются артиллерией, нам крышка, – растерянно пробормотал кто-то на палубе.

– А что по этому поводу думает капитан? – спросил я одного из членов команды.