Квест - Борис Акунин

— Это и так понятно, — обронил Гальтон.

Октябрьский сдвинул густые брови:

— Ни черта вам непонятно! Вы пока помалкивайте. Цените такую уникальную спецслужбу — которая диверсантов не допрашивает, а сама им всё рассказывает.

Товарищ Октябрьский опять присел на край стола. Правую руку как бы ненароком сунул в карман, левой оперся о сукно. Плечи у него были широкие, пластика движений мягкая, но упругая. А взять этого гуся будет не так просто, подумал Норд, даже и втроем. Еще подумал: ага, значит, все-таки спецслужба.

— Картусов Ян Христофорович ваш начальник или подчиненный? — спросил доктор, не обращая внимание на окрик.

— Прикидываете, не взять ли меня в заложники? — Бритый усмехнулся. Он был явно не дурак. — Глупости это. У нас, большевиков, ради личностей делом не жертвуют. Это во-первых. А во-вторых, как-нибудь на досуге предлагаю сеанс борьбы — хоть французской, хоть греческой, хоть китайской. Поглядим, чья возьмет. Так что вы, мистер Норд, не отвлекайтесь на ерундовские мысли. Лучше слушайте и не перебивайте… Итак, Картусов мне не начальник, не подчиненный и даже не коллега. Мы из разных ведомств. Он из ОГПУ, то есть чекист. Я же человек военный, из Разведупра Рабоче-крестьянской Красной армии. Фамилия моя, как уже было сказано, Октябрьский. Должность — начальник военной контрразведки. Хорошая должность, аккурат по моим талантам и интересам.

— Не вижу большой разницы. Картусов тоже начальник контрразведки. Зачем Советскому Союзу две контрразведки?

— Хороший вопрос. Отвечаю. Две контрразведки, равно как и две спецслужбы, нужны вождю нашего государства. Товарищ Сталин человек мудрый, он отлично понимает, что руководителю нужно два глаза и две руки. Для взаимоконтроля и конкуренции.

— И чтобы не попасть в зависимость от собственной охраны, — кивнул Норд. — Обычная тактика всякого диктатора. Но почему только две? Можно завести три, четыре, десять. И чтобы все друг за другом следили, друг на друга доносили.

— Это будет уже паранойя и разбазаривание народных денег. Но две спецслужбы — это целесообразно и даже необходимо. Мир, Гальтон Лоренсович, вообще двоичен, — как бы между делом помянул Октябрьский «отчество» собеседника. Дал понять, что многое о нем знает. И вдруг повернулся к Айзенкопфу. — Это открыли еще древние китайцы, сформулировав понятия «Инь» и «Ян».

Дальше он спросил у биохимика что-то по-китайски.

Проверяет, настоящий ли китаец, догадался Норд с невольным уважением.

Однако застать Курта врасплох разведупровцу не удалось. Ни один мускул на бесстрастном лице липового азиата не дрогнул (да и нечему там было дрожать).

Айзенкопф ответил на том же певучем наречии и перевел:

— Насяльника сказяла «Твоя китайса откуда китайса?» Моя сказяла: «Моя отовсюду китайса». По-насему насяльника пальсиво-пальсиво говоли.

Октябрьский захохотал:

— Это правда, не успел толком выучить. Я в Китае советником всего год пробыл. Ну, это к делу не относится.

— И все-таки, как вы на нас вышли? — спросил Гальтон про важное.

— У нас возможности скромные. Но эффективные. Вы на Большой Никитской квартиру по фальшивым документам реквизировали? Управдом на всякий случай проверил, позвонил в райотдел ГПУ. А надо вам сказать, что в ГПУ у нас есть свои, скажем так, доброжелатели, и райуполномоченный оказался как раз из их числа. Звонит моему помощнику, докладывает: так, мол, и так, появились какие-то самозванцы. Говорят, что из ГПУ, но врут. Возможно, мазурики, но мазурики по нынешним временам побоялись бы себя за чекистов выдавать — это стопроцентная вышка. Вдруг, говорит, шпионы? Иностранные шпионы — это уже наша компетенция. Мой помощник за вами слежку установил. Прибегает ко мне: шпионы проявляют интерес к ИПИ. Всё, что касается Института, у меня на личном контроле, это моим ребятам известно. Хотели мы вас в оборот взять, да поздно. Смежнички из ГПУ опередили. Тоже откуда-то пронюхали. Скорее всего, вы неосторожно повели себя возле Института или в Музее нового человечества. У Картусова там первоклассная охрана… Ладно, веду за вами наблюдение. Жду, что дальше будет. Когда вы от картусовских лопухов удрали и на крыше засели, я сразу сообразил, что вам колеса понадобятся. Подставил своего шофера, Витю Ром-Каурова, из новых советских цыган. Скажете, плохо он вам помогал?

Всё в рассказе Октябрьского выглядело правдоподобно и складно. Кроме самого главного.

— Помогал он хорошо. Но зачем? Раз это ваш агент, то вы знаете, что я убил… или чуть не убил профессора Громова. Ваш Витек был соучастником.

Этому известию военный контрразведчик нисколько не удивился.

— Вы стреляли в драгоценного Петра Ивановича из вашего «кольта» 45 калибра?

— Да.

— Куда попали?

— В сердце.

Октябрьский пренебрежительно махнул рукой:

— Это ему как слону дробина. Надо было в голову, и то не гарантия.

Высказывание было в высшей степени странное. Гальтон ответил на него язвительно:

— Жаль, вас рядом не было, а то подсказали бы.

Очень серьезно, с ожесточением бритый ответил:

— Не только подсказал бы, но и сам высадил бы в этого паука всю обойму. Громов — гнойная язва на теле моей страны. Даже не на теле, а прямо в мозге.

— В мозге бывают не язвы, а опухоли, — пролепетал ошеломленный доктор. Синтетический человек Айзенкопф, и тот дернулся на стуле. Зоя же поежилась, словно от холода, и обхватила себя за плечи.

— Ну пускай опухоль, — легко согласился Октябрьский. — Раковая. Громов — злой гений нашего вождя. Этот шарлатан, этот закулисный манипулятор приобретает все больше влияния на товарища Сталина, пичкает его какой-то химической дрянью! А товарищ Сталин не принадлежит себе, он выбран большевистской партией. Он — наша ставка в великой борьбе, он — наш таран. У вас, американцев, есть пословица про хвост, который вертит собакой. Именно это пытаются делать умники из ГПУ через своего новоявленного Распутина! Дело кончится тем, что с помощью этих гнусных инъекций он превратит Иосифа Виссарионовича в свое послушное орудие, а то и просто в психопата!

Не так просто было вставить в эту гневную филиппику вопрос:

— То есть вы не верите в существование так называемой «сыворотки гениальности»?

— Я материалист. Как и мои старшие товарищи.

— Кто они? — встрепенулся Гальтон. Разговор делался всё интересней.

Он думал, что прямого ответа не получит, но Октябрьский без колебаний объявил:

— Командование Красной Армии. Мои начальники — а это блестящие стратеги, победители Гражданской войны — встревожены деятельностью ОГПУ и Коминтерна. Этим прожектерам и космополитам плевать на судьбы родины, им подавай всемирную революцию. «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем», даже если Россия первая сгорит в этом пожаре мелкой деревяшкой. «Всемирникам» выгодно взращивать в товарище Сталине манию величия — вот и весь секрет пресловутой «сыворотки». Громова надо истребить, как ядовитую гадину. В этом — и только в этом — наши цели совпадают. Давайте поможем друг другу.

Доктор слушал и не верил собственным ушам.

Он посмотрел на коллег. Айзенкопф возбужденно помигивал узкими глазками. Зоя схватилась за лоб рукой.

Наверняка их поразила та же мысль. Вот они, «les gens du pouvoir», люди власти! Возникли сами по себе и предлагают помощь! Как мог голос из пыльного флакона это предвидеть?

Спокойно, сказал себе Норд. Не сходить с ума. Здесь что-то не так.

— Извините, но то, что вы говорите, абсурдно. «Разведупр» — это Разведывательное управление советского Генерального Штаба, мощная организация. Зачем мы вам? Если бы вы хотели избавиться от профессора Громова, отлично сделали бы это и без нас.

Октябрьский сокрушенно тряхнул своей круглой башкой.

— Пробовали. Дважды. Сначала, как вы — всадили ему в сердце пулю. Из снайперской винтовки. Вышло как в детской считалке: «Принесли его домой — оказался он живой». На следующий же день, как ни в чем не бывало, вышел на службу. Только охрана усилилась. Там есть какая-то хитрость. Громов, хоть и гнида, но действительно выдающийся медик. Он владеет способом моментального исцеления почти любых ран. Знаете, это как у ящерицы взамен оторванного хвоста вырастает новый. Уже одно то, что это сверхважное научное открытие Громов бережет исключительно для личного пользования, заслуживает самой суровой кары.

— А не жалко отправлять в могилу человека, владеющего таким знанием?

— Жалко. Но опасности в Громове гораздо больше, чем пользы. Ваш работодатель Ротвеллер, кажется, с этим согласен?

Этот про Ротвеллера тоже знает, подумал Норд, но ничего не ответил.

— Вы сказали, что пробовали дважды.

— Так точно. Во второй раз участвовал лично. Возникла версия, что Громова можно убить, только если стрелять ему в голову, на поражение мозга. При мне Громову всадили пулю в затылок, в упор. Он, как видите, остался жив… Загадочный тип. Но слово Октябрьского: я сдохну, а загадку эту решу. Раз и навсегда!