Зеркало Мерлина - Андрэ Нортон

Закар был нелегким миром. Страшные штормы в холодный сезон загоняли кланы Юртов в горные норы, разрушали города жителей равнины. Леденящие ветры, град, ливневые дожди… Все живое искало от них убежища. Поэтому Паломничество было возможно только в два месяца ранней осени, и Элосса должна была торопиться, чтобы успеть добраться к цели.

Элосса воткнула посох в скользкую глину и повернула в сторону от дороги, которая шла к фермам. Впереди виднелись тускло-коричневые приземистые дома. Дорога углом поворачивала в сторону от гор, к которым шла Элосса. Ей хотелось бы уйти с равнины вверх, в ее родные места, где можно было свободно дышать, где не было бы пыли и ненависти, исходящей от любого Раски.

По обычаю своего народа она должна была совершить свое путешествие в одиночку. В тот день, когда собрался клан женщин, чтобы дать ей посох, сумку с запасом пищи, у нее сердце упало, и не только от страха. Идти одной в неизвестное… Но таково было наследие Юртов, и каждая девушка и юноша выполняли это, когда их тела становились готовыми для служения Старейшим, а их мозг мог воспринимать Знание. Некоторые не возвращались, те кто вернулся — изменялись.

Они были способны по желанию поставить барьер между собой и своими товарищами, закрывая мысленную речь. Кроме того, они становились серьезнее, озабоченнее, как если бы часть Знания, а может быть, и все целиком, давило на них тяжелым грузом. Но они были Юртами и, значит, должны были вернуться в колыбель клана, принять Знание, каким бы горьким и тревожащим оно ни было.

Именно Знание и вело их к цели. Они должны были держать свой мозг открытым, пока в нем не поднимется путеводная мысль. Мысль эта была командой, и ей следовало повиноваться. Элосса шла уже четыре дня, в ней все время работало странное принуждение, указывающее ей кратчайшую дорогу через равнины к горам, к стране, которую теперь посещали только по Зову.

Она и ее однолетки часто размышляли о том, что там находится. Двое из их компании уходили и вернулись, однако спросить их, что они там видели, запрещалось обычаями. В них уже стоял Барьер. Тайна оставалась тайной до тех пор, пока каждый сам не пойдет открывать истину.

Элосса не понимала, за что Раски так ненавидели их. Может быть, из-за Высшего Сознания? У равнинных жителей его не было. Но тут таилось что-то еще.

Элосса отличалась от хузов, кеннов и прочих живых существ, которых Юрты уважали и которым помогали; на ее стройном теле, сейчас покрытом дорожной пылью, не было ни шерсти, ни чешуи, однако, в мозгу этих существ, живущих рядом, не было ненависти к ней. Настороженность — да, если животное недавно появилось в местах клана, но это было естественно. Но почему же те, кто имел такое же тело, как у нее, глядели на нее с черной ненавистью в мыслях, когда она проходила мимо них сегодня утром?

Юрты не хотели командовать никем, даже низшими существами со слабым мозгом. У всех живых существ свои ограничения, даже у Юртов. Некоторые из ее рода были энергичнее, быстрее других, крепче в мысленной речи, у них были новые, необычные мысли, которые могли бы заставить другого задуматься. Но Юрты не управляли никем, и ими никто не управлял. Были обычаи, как, например, Паломничество, и все ему следовали, когда наступало время. Но им никто не приказывал поступать так. Это повиновение обычно рождалось изнутри, и все, что нужно, делалось добровольно.

Еще до ее рождения, в давние годы, Верховный Правитель Раски дважды посылал войска, чтобы уничтожить Юртов. Те, кто дошел до гор, попали в сеть иллюзий, которую умели плести Старейшие. Люди отбивались от своих, потерянно бродили в предгорьях, пока случайно не возвращались к своему следу. В мозг Верховного Правителя Раски было послано предупреждение. Таким образом, когда его храбрые солдаты стали по одному возвращаться домой, измученные и усталые, он вернулся в свой укрепленный город, и третьей экспедиции не было. После этого Юртов и их горную страну оставили в покое.

Но среди Раски были правящие и подчиненные, и поэтому они, как сказала бы Элосса, были достойны сожаления. Некоторые мужчины и женщины всю жизнь трудились для того, чтобы другие могли жить свободно, без забот, и, по всей вероятности, трудящиеся слегка завидовали свободным. Но ненавидели ли они своих господ так, как ненавидели Юртов? Может быть, ненависть к Юртам коренилась в еще более горькой зависти к свободе и братству их кланов? Но вряд ли Раски могли знать что-нибудь о жизни кланов. Ведь у них не было мысленной речи, и они не могли выходить из своих тел, чтобы увидеть, что делается далеко от них.

Элосса вновь пошла быстрым шагом. Скорей бы уйти отсюда! Она задумалась. Конечно, не о том черном, зловредном языке ненависти, что тянулся к ней, как когти саргона, и который она «видела» Высшим Сознанием. Подобные мысли годятся для детей, а не для тех, кто уже достаточно вырос, чтобы быть вызванным в Паломничество. Чем скорее она подойдет к подножию гор, тем легче будет для нее.

Итак, она шла ровным шагом по тропинке вдоль правильных рядов пастбищ, обглоданных зубами хузов. Эти терпеливые животные поднимали головы, когда она шла мимо. Она молча здоровалась с ними, и от удивления они мотали головами и фыркали. Детеныши хуза потрусили параллельно тропе, по которой шла Элосса, и она чувствовала, как они тоскливо смотрят на нее.

Она заметила в их мозгу смутную память о свободном беге без узды и поводьев.

Элосса остановилась и пожелала им хорошей пищи и приятных дней. В ответ пришли удивление и радость. Те, кто управлял хузами, не знали, в сущности, их образа жизни. Элосса хотела бы иметь возможность открыть ворота этих пастбищ и выпустить их всех на свободу, о которой они только смутно вспоминали. Но у Юртов было правило: не пытаться понять что-либо в жизни Расков или их слуг. Только в особо кризисных обстоятельствах, для спасения собственной жизни Юрты могли создавать иллюзии против нападавших.

Пастбища исчезли, Элосса подошла к подножию гор. Путь был трудным, но привычным для девушки. Она выбросила из своего разума последние остатки того, что тревожило ее, пока она шла через поселок. Элосса подняла голову и откинула капюшон — пускай ветер перебирает ее красивые волосы.

Она нашла едва заметные следы тропинок. Возможно, жители города ходили сюда охотиться или пускали сюда пастись скот. Но, похоже, следы были давние. Поднявшись на вершину одной горы, Элосса увидела монолит выше человеческого роста. Он был явно не природного — происхождения, потому что камень был не тускло-серый, как все вокруг, а темно-красный, как запекшаяся на солнце кровь.

Элосса вздрогнула, удивившись, откуда у нее взялись такие мрачные мысли. Она отогнала их, как ее учили, подошла ближе и увидела на камне резьбу. Время и непогода сильно разрушили изображение, оставив только намек на голову. Чем дольше Элосса смотрела на нее, тем сильнее в ней поднималась тревога, ускоряющая дыхание и вызывающая желание убежать, какое она чувствовала в городе.