Вычисление Бога - Роберт Сойер

Эуэлл и Фолзи подождали, пока Нижняя Ротунда опустеет, после чего по девяти ступенькам спустились в театр. Какое-то время они простояли неподвижно, привыкая к темноте. Хотя театр не имел окон, немного света здесь всё же было: светились красные буквы «ВЫХОД», наружное освещение проникало в щели под дверьми, светились большие часы на стене поверх дверей, горели красным светодиоды датчиков пожарной сигнализации, сквозь пять маленьких окошек прожекторной будки над сценой в зал проникал мягкий свет от пульта управления или другого оборудования.

Немногим раньше Фолзи и Эуэлл высидели здесь показавшийся им бесконечным фильм о выделке небольшого каноэ аборигеном-канадцем, который плавал на нём по разным водоёмам. Но американцев заботил не фильм. Вместо этого они изучали строение помещения: наличие сцены перед экраном, число рядов кресел, расположение проходов и ступенек, ведущих на сцену.

Сейчас, привыкнув к тусклому освещению, Фолзи и Эуэлл быстро спустились по левому проходу, нашли ведущую на сцену лестницу, поднялись по ступенькам и проскользнули за свисающий с потолка огромный экран. Они оказались за кулисами.

Здесь света было побольше. Сбоку располагалась небольшая умывальная комнатка, в которой кто-то оставил свет включённым, а дверь приоткрытой. За экраном стояли несколько некомплектных кресел и обычная мешанина из светового оборудования, микрофонов, свисающих с потолка канатов, напоминающих анаконду. Всё покрывал толстый слой пыли.

Эуэлл сбросил куртку, открывая взгляду скрытый под нею небольшой пистолет-пулемёт. Притомившись таскать его с собой, он опустил оружие на пол и уселся в одно из кресел.

Фолзи, в свою очередь, устроился в соседнем, сплёл руки за затылком и откинулся на спинку, терпеливо выжидая.

28

Пробило десять, и уличное движение здесь, в центре города, сошло на нет. Челнок Холлус неслышно упал с неба, но, в отличие от первого приземления, сейчас он опустился не у планетария, а скорее за музеем — у «тропы философов», на травянистой лужайке, протянувшейся от стадиона «Вэрсити» к студенческому центру «Харт Хаус». Но, пусть момент приземления наверняка кто-нибудь заметил, по крайней мере, теперь челнок не было видно со стороны улицы.

Кристина Дорати настояла на том, чтобы встретить инопланетян лично. Мы обсудили, как лучше обеспечить безопасность, и решили, что разумнее будет просто ничего никому не сообщать: запросив помощь у полиции или военных, мы бы лишь собрали целые толпы. Но сейчас, в столь позднее время, у стен музея находилась лишь горстка сумасбродов, которых даже не было заметно: все знали, что мы с Холлусом бываем здесь лишь в рабочее время.

С тех пор, как Кристина попыталась выдавить меня из музея, отношения между нами оставались натянутыми. Впрочем, хорошенько себя осмотрев, я был склонен подозревать, что она знает: конец близок. Я по-прежнему старательно избегал зеркал, но замечал реакцию людей, с которыми встречался: принуждённые, неискренние фразы о том, что я хорошо выгляжу, что я в форме; легчайшие рукопожатия, чтобы не сломать мне кости; непроизвольные, еле заметные, покачивания головой у тех, с кем я не встречался несколько недель. Скоро, очень скоро Кристине предстояло получить то, чего она так хотела.

Мы наблюдали за приземлением челнока с аллеи между КМО и планетарием; «тропа философов» — не то место, где следует болтаться после заката. Из чёрного конусообразного корабля показались Холлус, второй форхильнорец и два врида. Холлус была замотана в то же ярко-синее одеяние, которое было на ней при нашей первой встрече; другой форхильнорец был облачён в чёрное с золотом. У каждого из четырёх пришельцев было при себе какое-то высокотехнологичное на вид оборудование. Я подошёл к ним, чтобы поздороваться, после чего аллеей торопливо провёл группу к служебному входу. Этот ход располагался на уровне земли, то есть, в сущности, вёл на цокольный этаж музея (ступеньки, ведущие к главному входу, возвышались над улицей почти на целый этаж). У входа сидел охранник. Вместо того, чтобы всматриваться в непрестанно сменяющие друг друга чёрно-белые изображения с видеокамер, он с головой ушёл в чтение журнала.

— Лучше отключи сигнализацию, — велела охраннику Кристина. — Раз нам придётся находиться здесь всю ночь, мы наверняка прогуляемся по музею.

Тот кивнул и принялся послушно нажимать кнопки на стоящем перед ним пульте.

Мы оказались в музее, по большей части неосвещённом. Помимо уже виденных мною жёлтых ремней с кармашками, на обоих вридах было ещё кое-что: странного вида ремешки, крест-накрест идущие между их четырьмя руками.

— Что это? — спросил я Холлус, указывая на них.

— Генератор отталкивающего поля; он помогает им ходить. Гравитация на Земле выше, чем на планете вридов.

На первый этаж мы поднялись на лифте; потребовалось два рейса, чтобы перевезти всех: в кабину за раз мог войти только один форхильнорец. Я поехал с первой группой; Холлус, которая десятки раз видела, как я управляюсь с лифтом, поехала со второй; она пояснила, что слишком долго будет объяснять вридам, что этажи могут обозначаться числами. Вриды особенно впечатлились гигантскими тотемными столбами из виргинского можжевельника — настолько, что быстро пробежали по лестницам до третьего этажа, сквозь который те торчали, после чего вернулись обратно. Дождавшись их возвращения, я повёл группу через Ротунду в Выставочный зал имени Гарфилда Вестона. Пока мы шли, Холлус ни на секунду не закрывала речевые щели, без умолку напевая на родном языке. Скорее всего, она выполняла роль гида для второго форхильнорца и вридов.

Меня заинтриговал её соплеменник; мне сказали, его зовут Барбулкан. Он был крупнее Холлус, и одна из его конечностей отличалась по цвету.

Замки, запирающие двойные стеклянные двери, располагались у пола. Крякнув, я наклонился и открыл их своим ключом, а затем распахнул двери. Они с щелчком заняли открытое положение. Затем я шагнул внутрь зала и включил свет. Остальные проследовали за мной. Два врида негромко переговаривались. Конечно, им не нужно было поворачиваться, чтобы поговорить со стоящими сзади, но один из вридов теперь заговорил с Холлус: он издал звук перекатывающихся камней, который мгновение спустя превратился в мелодичный язык форхильнорцев.

Холлус подошла ко мне и сказала:

— Они готовы установить оборудование для первого стенда.

Я шагнул вперёд. Уже другим ключом открыл стенд — дал свободу стеклянной крышке и поднял её. Стержень зафиксировал крышку в максимально открытом положении. Не было ни малейшего риска, что стекло упадёт, когда люди работают со стендом: может, в прошлом музеи и не всегда беспокоились о технике безопасности, но в последнее время — всегда.

Сканер оказался высоким металлическим шестом, от которого расходилась с дюжину шарнирных «веток», оканчивающихся полупрозрачными шарами чуть крупнее бейсбольного мяча. Врид разворачивал «ветки» — поднимал одни из них выше выставочного стенда, другие опускал ниже, третьи располагал по бокам с каждой стороны. Второй врид в это время возился с настройками на светящейся контрольной панели, приставленной к шесту. Казалось, результаты на дисплее ему не очень-то нравятся, так что он продолжил настройку.

— Тонкая работа. Сканирование на таком разрешении требует минимума вибраций, — пояснила Холлус. Её сородич молча стоял рядом. Холлус помедлила и добавила: — Надеюсь, у нас не будет проблем с поездами метро.

— Скоро ночь, они перестанут ходить, — заверила её Кристина. — Кстати, если внизу, в театре, вибрации от поездов ощущаются, в остальных помещениях музея я никогда их не чувствовала.

— Скорее всего, всё пройдёт как надо, — согласилась Холлус. — Но на время сканирования нам придётся отказаться от пользования лифтами.

Второй форхильнорец что-то пропел, и Холлус сказала нам с Кристиной:

— Прошу прощения.

Форхильнорцы поспешно перебежали на другую сторону галереи, чтобы помочь передвинуть очередную часть оборудования. Было ясно, что управление сканером — работа не для Холлус, но она вполне годилась в качестве рабочих рук.

— Обалдеть! — сказала Кристина, взирая на то, как инопланетяне возятся в галерее.

Я был не больно-то расположен к болтовне с нею, но, в конце-то концов, она же была моим боссом.

— Правда же, просто чудо? — спросил я без особых чувств.

— Знаешь, а ведь я по-настоящему никогда не верила в инопланетян, — призналась она. — То есть, хочу сказать, я знаю, что говорите вы, биологи: в планете Земля нет ничего особенного, жизнь должна быть везде, и так далее, и так далее. Но всё равно, в душе я верила, что мы во Вселенной одни.

Я решил не спорить с ней насчёт того, что в нашей планете нет ничего особенного:

— Я рад, что они здесь, — сказал я. — Рад, что они к нам прилетели.