Ночь над водой - Кен Фоллетт

«Когда я окажусь в Америке, то непременно разбогатею», – подумал он.

Находиться в такой близи от знаменитого Делийского гарнитура было мучительно сладко. Гарри испытывал чувство, близкое к сексуальному. Где-то в самолете, всего в нескольких ярдах от его кресла, таилось богатство, несравненное произведение ювелирного искусства. Пальцы ныли от желания прикоснуться к нему.

За миллион долларов, которые он стоит, Гарри получит у скупщика не меньше сотни тысяч. На эти деньги Маркс сможет купить хорошую квартиру и машину, а может быть, и загородный дом с теннисным кортом. Или вложит их во что-нибудь и будет жить на проценты. Гарри станет джентльменом с постоянным доходом!

Но сначала надо каким-то образом этой штукой завладеть.

Леди Оксенфорд драгоценностей не носила, значит, они в одном из двух мест: в саквояже, находящемся здесь же, в салоне, или в сданном багаже, в багажном отсеке. «Если бы эта вещица принадлежала мне, я держал бы ее при себе, – подумал Гарри, – в дорожной сумке. Я бы боялся выпустить ее из виду. Но кто его знает, как работают мозги у этой дамы».

Сначала Гарри проверит ее саквояж. Вот он, у нее под креслом, из дорогой кожи бордового цвета, с медными уголками. Как бы в него проникнуть? Может быть, шанс подвернется ночью, когда все заснут.

Он найдет способ. Это будет сопряжено с немалым риском, однако воровство – вообще опасная игра. Но каким-то образом ему всегда удавалось выходить сухим из воды, даже когда он был близок к провалу. К примеру, еще вчера его схватили с поличным, с украденными запонками в кармане брюк, он провел ночь в тюрьме, а теперь летит в Нью-Йорк на «Клипере» компании «Пан-Американ». Везунчик? Не то слово!

Он слышал когда-то анекдот про упавшего из окна десятого этажа человека, который, пролетая мимо пятого, сказал, что пока дела идут неплохо. Но это не для него.

Стюард Никки принес обеденное меню и предложил ему коктейль. Пить не хотелось, но он попросил принести бокал шампанского – просто потому, что это казалось Марксу правильным поведением. «Вот это жизнь, мальчик Гарри!» – сказал он себе. Чувство эйфории от полета на самом роскошном самолете в мире несколько омрачалось страхом от раскинувшегося внизу океана, но, когда шампанское подействовало, эйфория взяла верх.

Он удивился, что меню оказалось на английском языке. Разве американцам не известно, что меню в шикарных заведениях должны быть на французском? Может, они из чувства патриотизма не хотят печатать меню на иностранном языке? Гарри подумал, что Америка ему наверняка понравится.

В столовой помещалось только четырнадцать человек, поэтому обедом кормили в три очереди, объяснил стюард.

– Когда вы хотели бы пообедать – в шесть, в семь тридцать или в девять, мистер Ванденпост?

Тут может быть его шанс, понял Гарри. Если Оксенфорды пойдут обедать позже, чем он, Гарри останется в салоне один. Но какую очередь они выберут? Гарри мысленно проклял стюарда за то, что он начал с него. Английский стюард автоматически обратился бы сначала к титулованным особам, но эти демократические американцы просто движутся по порядку номеров кресел. Надо угадать, что предпочтут Оксенфорды.

– Дайте подумать, – сказал он, чтобы выиграть время. Богачи обедают поздно, судя по тому, что ему известно. Рабочий человек завтракает в семь, обедает в полдень и пьет чай в пять, а лорд завтракает в девять, ест ленч в два и обедает в восемь тридцать. Оксенфорды пойдут позже, поэтому он выбрал первую очередь. – Похоже, я проголодался, – объявил он. – Я пообедаю в шесть.

Стюард повернулся к Оксенфордам, и Гарри затаил дыхание.

– Я думаю, в девять, – сказал лорд.

Гарри подавил удовлетворенную улыбку.

Но вмешалась леди Оксенфорд:

– Это слишком поздно для Перси, лучше бы пораньше.

«Ладно, – расстроился Гарри, – но, ради Бога, не слишком рано…»

– Тогда в семь тридцать, – сказал лорд Оксенфорд.

Гарри возблагодарил судьбу. Он стал на шаг ближе к Делийскому гарнитуру.

Теперь стюард повернулся к пассажиру, что сидел напротив Гарри, типу в красной жилетке, который чем-то напоминал полицейского. Звали его Клайв Мембери, как представился он соседям по салону. «Скажи семь тридцать, – гипнотизировал его Гарри, – оставь меня в салоне одного». Но к его разочарованию, Мембери, видимо, не проголодался и выбрал девять.

Какая незадача, подумал Гарри. Мембери будет тут торчать, когда Оксенфорды пойдут обедать. А может, выйдет хоть на несколько минут? Он какой-то непоседливый, то и дело встает и садится. Если же он изменит своим привычкам, Гарри придется придумать, как от него избавиться. Если бы дело происходило не в самолете, это не составило бы трудности. Гарри сказал бы ему, что его зовут в другую комнату, скажем, к телефону, или что по улице идет совершенно голая женщина. Здесь придется придумать что-нибудь новенькое.

– Мистер Ванденпост, за вашим столом вместе с вами будут обедать бортинженер и штурман, если не возражаете, – сообщил стюард.

– Ради Бога, – сказал Гарри. Он с удовольствием поболтает с членами экипажа.

Лорд Оксенфорд попросил принести ему еще виски. Человека мучает жажда, сказали бы ирландцы. Жена его сидела тихая и бледная. На коленях у нее книга, но она и страницы не перевернула. Она выглядела чем-то расстроенной.

Гарри сосредоточил свое внимание на Маргарет Оксенфорд. Девушка высокая, с красивой линией плеч, пышным бюстом, длинными ногами. Одежда на ней дорогая, но не броская, могла быть и получше. Гарри представил ее в длинном вечернем платье с глубоким вырезом, с высокой прической рыжих волос; длинная белая шея оттенена ниспадающими изумрудными серьгами работы Луи Картье индийского периода… Она была бы ослепительна. Но девушка явно себя в такой роли не видит. Ей докучает принадлежность к богатым аристократам, потому и одевается, как жена викария.

Однако она девушка с твердым характером, и это немножко пугало Гарри, но одновременно от него не укрылась ее психологическая уязвимость, что выглядело очень привлекательно. «Но к черту привлекательность, малыш Гарри, помни, что Маргарет может быть очень опасной, поэтому постарайся привлечь ее на свою сторону».

Он спросил, доводилось ли ей раньше летать на самолете.

– Только в Париж с мамой, – сказала она.

«Только в Париж с мамой», – мысленно повторил он с завистью. Его мать никогда не увидит Парижа и не полетит в самолете.

– Как это – чувствовать свою принадлежность к избранному обществу?

– Да я терпеть не могла эти поездки в Париж! – с досадой воскликнула Маргарет. – Приходилось пить чай с занудными англичанами, когда хотелось ходить в прокуренные рестораны с негритянскими джаз-оркестрами.

– А моя мать брала меня в Маргейт, – сказал Гарри. – Я купался в море, мы ели мороженое и жареную рыбу с картошкой.

Когда слова уже вырвались наружу, он сообразил, что ему надлежало врать, а не резать правду-матку, и его на мгновение охватила паника. Гарри следовало говорить что-то неопределенное о привилегированной школе-интернате, загородном доме где-то в глуши, как он это делал всякий раз, когда надо было рассказывать о своем детстве девицам из высшего общества. Но Маргарет знает его секрет, да никто больше и не слышал, что он говорил.

– А мы на море никогда не ездили, – грустно сказала Маргарет. – Только нормальные люди ездят на море купаться. Мы с сестрой всегда завидовали детям бедняков. Они могут делать все, что захотят.

Гарри это позабавило. Вот еще одно доказательство того, что он родился счастливчиком. Дети богачей, разъезжающие в больших черных лимузинах, одетые в пальто с бархатными воротниками и каждый день получающие к обеду мясо, завидовали его босоногой свободе и жареной рыбе с хрустящим картофелем.

– Помню запахи, – мечтательно продолжала она. – Запах у входа в кондитерскую в часы ленча, запах масла от механизмов на ярмарке, приятный запах пива и табачного дыма, когда в зимний вечер открывается дверь паба. Люди получают удовольствие в таких местах, а вот я ни разу не была в пабе.

– Вы не много потеряли. – Гарри не любил пабы. – В «Ритце» кормят получше.

– Каждый из нас предпочитает образ жизни другого, – сказала она.

– Но я пробовал оба варианта, – возразил Гарри. – Уж я-то знаю, что лучше.

Она задумалась на минуту и сказала:

– Как вы себе представляете свое будущее?

Ничего себе вопрос…

– Радоваться жизни.

– Нет, я серьезно.

– Что значит серьезно?

– Все хотят радоваться жизни. Чем вы собираетесь заниматься?

– Тем же, чем сейчас. – Он импульсивно решил сказать ей то, в чем никогда не признавался. – Вы читали когда-нибудь книжку «Взломщик-любитель» Хорнунга? – Она замотала головой. – Это про джентльмена и жулика по имени Рафлз, который курил турецкие сигареты и носил дорогие костюмы. Его приглашали богатые люди в гости, и он крал их бриллианты. Хочу быть таким, как он.