Философия психологии. Новая методология - Андрей Курпатов

Овеществление и опредмечивание принципа

Теперь несколько слов о «технологии» явления принципа.

Итак, принцип является при взаимоконтакте возможности с веществом, тем самым он овеществляется. Причем один и тот же принцип овеществляется по-разному в разных вещах, вместе с тем, видимо, не претерпевая никаких изменений в себе самом. Именно поэтому можно говорить об аналогиях (метод процесса) – о том, как один и тот же принцип являет себя в различных сферах – то ли в психической сфере человека, то ли в химической реакции. После того как мы «вешаем знак» на овеществленный принцип, качество этого принципа значительно изменяется, он теряет многие свои свойства и характеристики, он перестает быть принципом – не-фактуальным процессом, которым был прежде; то, что было принципом, становится состоянием, и с этой минуты можно забыть о теории принципа.

Поэтому в новом языке мы не будем использовать понятия из сферы опредмеченных принципов, где под опредмеченным принципом понимается возникновение знака, так или иначе увязанного с каким-то означающим. Вместе с тем каждый принцип в новом языке имеет свое название, подчас в большой степени метафоричное. Поэтому понять, что такое принцип, из одного только его имени невозможно, поскольку суть отдельного принципа отражается в огромном количестве оттенков, каждый из которых должен быть понят, чтобы можно было говорить о верном понимании того или иного принципа. Кроме того, неовеществленный и неопредмеченный принцип сочетает свойства процессуальности и нефактуальности. Мы оговариваем здесь, что, называя нечто в теоретических рассуждениях принципом, мы называем принцип в момент до и во время овеществления, но никак не опредмечивания.

Приведем метафору процесса от момента явления принципа (включая сам момент явления, то есть не просто явления принципа, а еще и явления принципа для нас). Принцип в нашей метафоре – это деревянная палочка. Эта палочка помещается в солевой раствор – «вещество», и тот оседает на ней, создавая причудливую форму (идет процесс овеществления принципа). Вынув нашу палочку из раствора, мы, силясь, угадываем ее первоначальную форму, но угадывать будет только тот, кто знаком с теорией принципа, поскольку только он и знает, что следует искать. Иные же начнут описывать то, что видят (и это называется процессом опредмечивания принципа), они все дальше и дальше будут удалятся от тела принципа и скоро утонут в эмпирии, последовательно перебирая, называя и классифицируя сияющие кристаллы – их красота привлекательна, но обманчива.

Для того чтобы несколько конкретизировать представленное в метафоричной форме, введем понятие контекста, который является по сути каким-то одним отдельно взятым спектром из окружающей нас и воспринимаемой нами действительности. Итак, как мы помним, принцип распространен на все (проявляет себя во всем), следовательно, он фактически одинаково проявляется как в психике человека, так и в сферах физики, искусства, природы вообще и т. п. Часто мы замечаем это, говоря, что все движется по неким «общим законам», а чем-то пользуемся как чрезвычайной, и поэтому скрытой от активного сознавания очевидностью. Увидеть же эту «одинаковость» проявления далеко не так просто, поскольку контекст или, другими словами, – вещи, составляющие контекст, своеобычно оседают на матрицу принципа и тем самым овеществляют его неким особенным образом.

Отличие «опредмечивания» от «овеществления» в том, что в первом случае речь идет о формулировке, о знаковом представлении принципа в сознании (понятийно в большинстве случаев). Процесс «овеществления» – есть не что иное, как собственно явление принципа «в вещах», это обычное его состояние, но все-таки, когда мы рассуждаем о принципах, мы будем конкретизировать: то ли речь идет о бытии (овеществленный принцип), то ли о психософическом представлении (просто принцип), то ли об оперировании принципом при кооперировании (внутри– или меж-) контекстуальных сфер (опредмечивание принципа).

В каждом конкретном контексте мы имеем дело с каким-то специфическим овеществлением принципа; когда мы производим некое взаимоувязывание овеществленного принципа с понятийной сферой, мы его опредмечиваем. В конечном итоге уловить принцип становится практически невозможно. Но иначе человек не способен познавать и функционировать, именно поэтому мы в повседневной жизни всякий раз используем разные названия для определения одного и того же принципа (так, например, нам намного проще говорить о бытии атома, существовании идеи и о жизни человека – хотя, несмотря на лингвистическое разнообразие, речь идет об одном и том же принципе центра в отношении, третьем, целостности и т. п.). Поэтому, когда мы будем говорить собственно о принципе, осуществляя научный поиск, несмотря на контексты, мы будем называть его одним и тем же, определенным нами однажды именем, этим достоянием нового языка.

Итак, мы рассмотрели основные моменты, которые увязывают специфические реалии принципа с особенностями нашего – человеческого – мировоззрения (явление, овеществление, опредмечивание). Теперь следует разъяснить, каким образом принципы взаимодействуют друг с другом; конечно, речь можно вести лишь о взаимодействии овеществленных принципов. Именно контекст, о котором мы уже говорили чуть выше, станет основой для понимания того, почему результаты взаимодействия принципов нельзя понимать как реальность собственно принципа, ведь сами по себе принципы представляют собой совершенное единство («структуру возможности»), и нельзя говорить о неком их собственно взаимодействии. Речь, конечно же, в этом случае идет о взаимодействии овеществленных принципов, а тут совершенно очевидна зависимость от контекста.

Понятно, что если один овеществленный принцип взаимодействует с другим овеществленным принципом, то на свет порождается ассоциативно-вещественная структура, а не собственно синтез принципов. Эту структуру мы и называем «правилами», которые применимы лишь в специфическом контексте, то есть только в какой-то определенной сфере бытия или опыта, в той, в которой они и появились на свет. И любые дополнительные экстраполяции здесь недопустимы.

Методические указания

Теперь необходимо привести нормы пользования принципом, поскольку совершенно понятно, что, не определись мы с «уздой» для принципа, мы рискуем заняться шарлатанством. С другой стороны, этими нормами мы застраховываем сам принцип от интеллектуальных спекуляций.

Во-первых, принцип – не аксиома. Принцип – не есть аксиома по той причине, что он не является «принятым положением» или предметно «очевидным фактом», что совершенно необходимо, чтобы назвать или посчитать его аксиомой. О нем также нельзя сказать, что он совершенно «обусловлен практически-познавательной деятельностью человека», поскольку принцип – это первооснова, а не основоположение.

Мы делаем это чисто терминологическое уточнение, чтобы не вносить путаницу: «первооснова» наиболее верное название, поскольку принцип никто никуда не клал, о нем нельзя сказать, что его «положили» в основу, нет. Иными словами, если мы говорим «первооснова», мы тем самым полагаем, что определяемое действительно являлось основой для «первого», то есть оно собственно первично. Если же мы говорим «первоположение» или «основоположение», то мы тем самым предполагаем, что еще до этого «чего-то», определяемого нами, был еще кто-то, кто, собственно, и «положил» определяемое в качестве основы для «первого». А второй вариант кажется нам ничем не обоснованным предположением, так что терминологически верно говорить, что принцип – это первооснова.

Во-вторых, принцип аксиоматичен. Принцип первичен, он распространен на все, чему является первоосновой. Магия традиционной ссылки на какой-либо «принцип» в житейской практике и в философии говорит о его априорном интуитивном принятии познающим, которое может быть как осознаваемым, так и неосознанным. Разве это не аргумент в пользу его «аксиоматичности»? Так что доказать принцип невозможно, его можно видеть, его характеристики также можно лишь вывести, но не доказать.

В-третьих, принцип не может быть опредмечен, не утеряв при этом своих свойств, как-то: повсеместной распространенности, доказательной значимости, открыто-системности и т. д., не перестав быть собственно принципом. А иного и предположить нельзя, поскольку, опредмечивая, мы переходим из сферы нового языка в сферу старого, мы создаем «плюс-ткань» и отрываемся от реальности. Опредмеченный принцип – это уже не принцип ни по форме, ни по сути. Опредмеченный принцип – это уже состояние, а не процесс, каким является собственно принцип, он, подобно акуле, – умирает, остановившись.