Земные наши заботы - Иван Филоненко

— В этом, думаю, лесоводы вас поддержат, — высказал я свое предположение оренбургским ученым.

— Мы тоже так думали. И ошиблись. Наши предложения в областном управлении лесного хозяйства вызвали обратную реакцию: все, мол, хорошо в наших лесах, а состояние лесного хозяйства в массиве за последние годы даже улучшилось. Ссылаются на увеличение лесопокрытой площади… вязом мелколистным. Но, позвольте, вовсе не нужно быть специалистом, чтобы установить: эти насаждения чужды природе Шубарагашского массива. Большая часть вязовников засохла, а около сухих стволов, имеющих высоту 3–4 метра, развивается мелкая безжизненная поросль.

— То же самое происходит и в степных лесополосах: вяз мелколистный хорошо приживается, но вскоре усыхает. Лесополосы стоят мертвые. Однако лесоводы продолжают почему–то насаждать всюду именно мелколистный вяз. Тогда как имеется опыт создания прекрасных, в том числе и защитных, насаждений из других пород.

И я подумал: а ведь примерно та же картина и в подмосковных лесах зеленой зоны, где мне и самому доводилось работать. Все усилия лесоводов направлены на создание ельников, которые безусловно продуктивнее лиственных лесов. Но ведь цель в данном случае преследоваться должна совершенно иная: не выращивание древесины — лесопромышленных рубок здесь нет и быть не может, — а создание красивых природных ландшафтов с березовыми рощами, разнолесьем, в котором поддерживаются условия для жизни как раз тех трав, которые сейчас уже находятся на грани исчезновения.

— А вину за это полностью возлагаем на любителей природы, — сказал тот же молодой человек, который про экологическую неграмотность говорил.

— И отдыхающие на природе повинны в исчезновении того же ландыша, к примеру, или колокольчиков, — уточнил профессор. — С корнями дерут. Охапками. Но и специалисты не без греха, сами лесоводы создают сплошные ельники, под пологом которых лишь голая подстилка из опавшей хвои. Так что экологические знания нужны всем без исключения работникам народного хозяйства. Но не меньше нужны и специалисты по охране окружающей среды, специалисты–экологи, которых сейчас нет, не готовят их в вузах.

— Однако когда в Оренбургском политехническом институте решили открыть факультет по подготовке таких специалистов и ученые обратились в различные ведомства, чтобы узнать, какое количество специалистов им нужно, то Министерство сельского хозяйства, например, отказалось от них.

— Потому, наверное, что у него нет их в штатном расписании, — ответил профессор. — К тому же специалисты–экологи, когда они появятся, должны появиться в первую очередь не в хозяйственных подразделениях, а в планирующих органах. Потому что рациональное использование природных ресурсов инспекторским надзором не обеспечишь, оно должно быть заложено в плане развития предприятия, района, области, страны. Его должен обеспечивать сам план.

— А что надо нам для рационального природопользования и как его вообще понимать? Разумное? С чьей точки зрения? А вдруг эта точка зрения ошибочна? — усомнился я, потому что слышу, как каждый специалист толкует об этом на свой «ведомственный» взгляд.

— А круговорот веществ в природе разве зависит от чьей–то точки зрения? — спросил Вадим Дмитриевич. — Нет. В природе проблема очистки среды от отходов живых организмов успешно решается именно благодаря почти замкнутому круговороту веществ, за счет которого и поддерживается естественное равновесие. Вот на этом принципе должны развиваться и природохозяйстственные комплексы с замкнутыми циклами на всех его уровнях: сырье — продукт — неиспользованный продукт, отходы производства — сырье. Если мы научимся полностью использовать сырье и максимально утилизировать отходы, обеспечим замкнутый круговорот веществ в народном хозяйстве, то сможем уверенно сказать: мы рационально используем природные ресурсы, решили проблему сохранения окружающей среды, попутно добились и экономического эффекта. Это потребует создания единой региональной технологической схемы для всего народного хозяйства, рациональной с точки зрения государства, а не ведомства, и тем более не отдельных предприятий, участвующих в изготовлении тех или иных продуктов. В этой схеме должны быть использованы те же принципы, на основе которых протекают процессы в биосфере.

— Мечта!

— Нет, реальность будущего, — возразил профессор.

— А где тот тумблер, которым можно включить такую схему?

— Ее надо сначала построить, смоделировать, а для этого надо в тонкостях знать этот самый круговорот веществ в народном хозяйстве и в связанных с ним природных комплексах. Это как раз и есть одна из задач нашего научного совета. Мы должны дать Госплану обоснованные научные рекомендации для дальнейшего хозяйственного и промышленного развития перспективных территорий страны. Такого развития, которое бы сохраняло природные ресурсы и позволяло вносить необходимые исправления в нарушенные природные цепи и восстанавливать их…

Профессор продолжал говорить, быстро рисуя на листе бумаги какие–то цепочки, пирамиды, потом придвинул рисунок ко мне:

— Смотрите, это у нас экономический район страны. Любой, потому что в любом экономическом районе уже сегодня действует производственный комплекс с устоявшимися связями предприятий, добывающих сырье и его перебатывающих. Вот вам и цепочка: железная руда — чугун — сталь — прокат — литье — машины. Или: уголь — кокс — продукты коксобензольной химии — пластмассы. — Перевернул листок. — Схематически эти системы и сегодня напоминают экологическую пирамиду, где на каждой стадии происходит образование отходов, в результате чего общая масса продуктов верхнего этажа меньше предыдущего… Так вот, анализ степени замкнутости производств с точки зрения круговорота веществ и позволит произвести их классификацию, разработать принципы рационального комбинирования производств и изучить процессы замещения одних технологических схем другими…

В кабинет продолжали входить. Профессор то и дело отвлекался, чтобы решить срочные вопросы по оборудованию лаборатории, распорядиться о поездке группы молодых ученых на практическую конференцию по использованию природных ресурсов в зоне Байкало — Амурской магистрали.

— О чем разговор пойдет на конференции? — поинтересовался я.

— Тревожным должен быть разговор… — со вздохом ответил профессор, дал отъезжающим несколько советов, а уж потом опять ко мне, продолжая мысль, только что высказанную при напутствии молодых коллег: — Надо думать, не за горами время, когда ни один план не будет утверждаться без предварительной экологической экспертизы. Но сначала нужно создать модель — управляемую экспериментальную экологическую систему. Ибо без математического моделирования, как говорил советский ученый–геохимик А. П. Виноградов, не будет никакой теории процессов, а следовательно, и науки, со всеми вытекающими отсюда последствиями. А значит, не выявить ту бесконечность связей и зависимостей сообществ живых организмов и окружающей их среды от тех неживых веществ, которые имеются в самой природе, и от тех, которые выделяются производством, нарушая естественное соотношение химических элементов в биосфере.

— Кто «питает» эту науку? — поинтересовался я, ожидая услышать прославленные имена.

— А вот эти молодые люди, — кивнул он с улыбкой на входивших и выходивших ученых и студентов, рядом с которыми и сам профессор выглядел лишь немногим старше. Молодой, порывистый, энергичный в движениях и жестах, вовсе не тот «профессор», какого мы привыкли видеть в кино, даже без седины в черных волосах. С той же улыбкой, смутив присутствующих, добавил: — Известность и именитость у них впереди. — И, вскинувшись, как будто я этому не поверил, стал доказывать: — А что вы думаете? Уже сегодня они близки к созданию математической модели водных экологических систем. И помогла нам в этом уникальная установка, которую создали ученые физического, биологического и геологического факультетов нашего университета. Так, Вячеслав Викторович?..

Вячеслава Викторовича Алексеева, к которому обратился профессор, я принял за студента–выпускника, озабоченного прохождением дипломной работы. Ошибся, он оказался, ученым секретарем научного совета «Человек и биосфера», старшим научным сотрудником физического факультета. Он–то и показал мне потом уникальную установку, в создании которой принимал самое деятельное участие, а теперь — в опытах на ней по математическому моделированию сложных биологических систем.

В лаборатории я с интересом разглядывал эту самую установку, гордость ученых МГУ. Закрытый бассейн с системой регулировки температуры и освещенности воды на всю глубину. Автоматические измерители: датчики, фотоэлементы, передвигающиеся оксиметры, зонды. Они непрерывно регистрируют физические, химические и биологические характеристики среды в любой части бассейна. Эти данные так же непрерывно фиксируются самописцами и день и два, неделями и месяцами. И никакой романтики. Да и жизни в воде вроде бы никакой.