Измененная - Лисса Прайс

Я поставила машину на краю территории, подальше от окошек раздачи, и прошла в туалет. Когда я вышла, то машины Блейка не увидела, так что вернулась дожидаться его в свою. Спустя несколько минут он подъехал к моей машине и улыбнулся. Я решила, что лучше его улыбки ничего не свете и быть не может. Его пассажирская дверь щелкнула и с жужжанием открылась, и я пересела к нему в машину.

Как только я села, он потянулся ко мне и поцеловал меня в щеку.

– Привет.

Мне казалось, что мое место здесь: рядом с ним, в его машине.

– Ты так здорово выглядишь! – сказал он.

Он подвел машину ближе к ресторану и припарковался между двумя другими. Подтянутая старушка с седым конским хвостом подкатила к нам и приняла заказ.

Когда она уехала, Блейк взял меня за руки.

– Извини, – сказала я.

– Не надо.

Я втягивала его аромат и позволяла себе радоваться тому, что вижу его лицо. Однако я понимала, что если позволю себе к нему прижаться, то обязательно начну плакать. Мне надо было держать себя в руках, чтобы сказать ему все то, что сказать было необходимо.

Он начал притягивать меня к себе.

– Мне кое-что надо тебе рассказать, – сказала я.

– Знаю. – Он чуть отодвинулся. – Мне тоже. Я хотел позвонить тебе из Вашингтона, но дед отнял у меня мобильник. Я только-только получил его обратно.

– Случилось так много, что у меня такое чувство, будто тебя не было целый век.

– Я все время о тебе думал, – отозвался он. – Тяжелее всего было по вечерам, перед тем как заснуть. Днем было на что отвлекаться. А вот ближе к ночи оставалась только ты.

Что-то блеснуло на его кожаной куртке. Пряжка с китом с моей туфельки! Я дотронулась до нее.

– Мне надо носить мою, – сказала я. – Тогда мы будем парой.

– Мы и так пара.

Он посмотрел на меня таким горящим взглядом, что мне показалось: еще немного – и из его глаз пойдет дым. А потом он снова придвинулся ко мне и, положив руку на шею, притянул к себе. Я ощутила на лице его дыхание – у меня мгновенно мурашки по коже побежали, – и тут же он меня поцеловал.

Я закрыла глаза и позволила его поцелую прокатиться по всему моему телу. Его аромат – какой-то лесной и травяной – меня и успокаивал, и возбуждал одновременно. Волосы у него были удивительно мягкие – почти чересчур мягкие для парня. Его руки прикасались к моему лицу, моей шее, моим волосам, словно он открывал меня для себя, словно я оказалась первой девушкой, до которой он дотронулся. Это было такое необыкновенное чувство! Его ладонь погладила меня по голове – и замерла…

…Как раз в том месте, где у меня на затылке была закреплена металлическая пластина.

Он застыл.

– Что это?

Я тихо ахнула и отстранилась.

– Прости, – тут же добавил он, – я совсем забыл. Ты ведь мне говорила. Это… место операции?

Официантка приехала с нашим заказом, заставив нас прерваться. Мы молчали, пока она закрепляла поднос на окне машины. Когда она укатила на своих роликах прочь, еда так и осталась нетронутой.

– То, что ты нащупал, – сказала я, – вот про это я и должна рассказать.

Он посмотрел на меня – молча и выжидающе.

У меня все ухнуло вниз, словно в быстро поднимающемся лифте. Почему мне так трудно?

Потому что все очень непросто.

Он взял меня за руку.

– Все в порядке. Правда.

– Я не та, кем ты меня считаешь.

У него не лице появилась тревожная улыбка.

– Тогда кто ты?

– Не надо меня ненавидеть!

– Такого никогда не будет.

Мне хотелось остановить время. Сейчас я еще ему нравлюсь, он еще в меня верит. И все это может вот-вот закончиться.

Он дотронулся до моей щеки.

– Все хорошо, Кэлли. Это как-то связано с той операцией, о которой ты уже говорила, да? Ты не можешь сказать ничего такого, что бы заставило меня тебя возненавидеть.

– Ну, посмотрим, что ты почувствуешь, когда я расскажу тебе все. – Я набрала полные легкие воздуха, потом медленно его выдохнула и решилась. – Я врала. Меня зовут не Кэлли Винтерхилл, а Кэлли Вудланд. Я не богатая, эта одежда не моя, эта машина не моя, и тот дом тоже не мой.

Он секунду смотрел на меня широко открытыми глазами, а потом покачал головой:

– Меня совершенно не интересует, богатая ты или бедная.

– Я не просто бедная. Я ничейная несовершеннолетняя. Я живу на улицах, сплю в заброшенных домах. Я ем объедки.

Я не смотрела ему в лицо: мне это было не нужно. Я чувствовала, как напряжение заполняет машину, словно ядовитый газ. Я поспешно продолжила, пока страх не лишил меня дара речи.

– Мне понадобились деньги для больного брата. Ему всего семь. И я нанялась в одно место – в «Лучшие цели». Мы все называем его банком тел. Я стала донором – сдавала свое тело в аренду старушке по имени Хелена Винтерхилл. Это ее дом, ее машина… ее жизнь. Она хотела помешать твоему деду осуществить сделку с «Лучшими целями». Я посчитала ее сумасшедшей, но оказалось, что она права. Его план даже страшнее, чем она считала.

Я быстро говорила, рассказывая ему обо всем – наверное, чересчур поспешно. Он не мешал мне, ни разу не прервал. Я умолчала об одном: я не стала упоминать о том, что Хелена планировала застрелить его деда. Я и без того вывалила на него слишком много информации. Зачем тревожить его попусту тем, что перестало быть проблемой?

Закончив, я подняла на него глаза. Он продолжал смотреть на меня, и на его лице не было глубокого отвращения, которое я так боялась увидеть. Однако вид у него был очень серьезный – и он продолжал молчать. Ожидание было мукой. Я с пересохшим ртом ждала, что он скажет. Наконец он заговорил.

– Это все так… Я не знаю, что сказать.

– Ты мне веришь? – спросила я.

– Хотел бы.

– Но не получается?

– Просто это вроде как шок, понимаешь?

Я раздвинула волосы на затылке и показала ему пластину, установленную Редмондом. Было такое ощущение, будто я демонстрирую ему самую интимную часть моего тела – гораздо более тайную, чем половые органы. «Это я, – говорила я ему. – Вот кем я стала».

– Под этой пластиной находится мой чип.

Он ничего не ответил.

Я подняла голову и пригладила волосы.

– Если бы ты смог уговорить твоего деда отступиться от того партнерства правительства и «Целей»… Если бы ты убедил его, насколько это будет ужасно, заставил понять, что он посылает этих ничейных несовершеннолеток на смерть… Разве он не захотел бы от этого отказаться? – выпалила я.

Мне так хотелось надеяться, что я могу иметь все: и правду, и Блейка!

Есть небольшая вероятность того, что сенатор просто не понимает, что задумали в «Целях». Может, он не в курсе насчет закрепленности.

Блейк не ответила ни слова. Вид у него был задумчивый и беспокойный.

– Блейк?

Он провел ладонью по лицу.