Скалаки - Алоис Ирасек

Ванек иногда отваживался ходить в Чехию и всегда приносил оттуда какие-нибудь новости. Он рассказал, что Рыхетского перевезли из Градца в Прагу, где он и находится в заточении на Малой Стране.

Молодой Скалак всегда с жадностью расспрашивал, как живется народу и как обстоит дело с барщиной. Но известия были малоутешительные.

Однажды Ванек рассказал:

— Императрица послала в Чехию генерала Валлиса, поручив ему навести порядок. Он пригрозил бунтовщикам и теперь объезжает все округи, созывает всех служащих, крестьян и читает им вслух патент о барщине. Увы, это не тот золотой патент. Кое-что он облегчает, но не так много.

— Ну, а что народ?

— Вынужден молчать, все напуганы.

— Ошиблись мы, ошиблись, — вздыхал Иржик.

Вскоре после этого Ванек принес более отрадные вести. Императрица уничтожила барщину на казенных землях и заменила ее денежным оброком. А господа теперь не могут охотиться всюду, где им вздумается, и уничтожать крестьянские посевы.

Затем до них дошел слух, что Рыхетский после долгих и мучительных допросов воротился домой и что его приговорили к двум годам трудовой повинности.

— Вот тебе и свободный крестьянин! — вздохнул Скалак. — О, если бы у господ была хоть частичка его сердца А что слышно о Достале?

— Он от них улизнул.

Казалось, ничто не мешало счастью Иржика Скалака. Но он часто задумывался, тосковал по родине, куда не смел вернуться.

Прошло шесть лет. В конце лета 1781 года у ручья в дремучей Матерницкой пуще остановились женщина и мужчина. Было воскресное утро. Молодой человек, осмотревшись кругом, сказал:

— Все заросло, пойдем туда.

Его спутница последовала за ним.

Они подошли к бедной лачуге на берегу ручья.

— После нас здесь никто не жил, дорожка совсем исчезла, лачуга разваливается. Теперь в ней не укрыться от дождя или бури.

Пришельцы остановились на пороге пустой темной лачуги.

— Вот тут сидел дедушка, здесь — твой отец, а я спала там.

— А умер дедушка здесь. Изба вот-вот развалится. Как хорошо, что теперь никто не должен строить таких мрачных лачуг, чтобы скрываться в них. Жаль, они не дожили до этого времени!

Выбравшись из леса, молодая пара очутилась в поле. Путники пошли по тропкам и межам. Было уже за полдень, когда они увидели усадьбу «На скале», где теперь хозяйничал младший брат Кропачека. Они зашли к новому хозяину усадьбы. Он вначале с недоумением посмотрел на них, но потом воскликнул:

— Лидушка! Скалак!

Кропачек радушно принял их и стал угощать.

— Вот видишь, Иржик, теперь я живу здесь, где хозяйничал твой отец и дядя Лидушки, Салакварда, бедняга!

— Дай тебе бог счастья. Мы пришли только посмотреть на наше старое гнездо.

Пока мужчины беседовали, Лидушка выбежала из избы, спустилась вниз по откосу и очутилась в ольшанике. Хижина обветшала, только деревья, как и раньше, ласково шумели, кустарник еще больше разросся. Присев на камень, Лидушка задумчиво смотрела кругом. Вдруг рядом с ней появился Иржик, и они предались воспоминаниям.

Когда молодые поднялись наверх, хозяин приготовил им приятный сюрприз — на столе лежали цимбалы.

— Цимбалы! — радостно воскликнул Иржик. — А я-то считал их пропавшими. Однажды их принесли, но когда мы бежали, я забыл их здесь.

— Возьми их, ведь это те самые цимбалы, на которых ты играл, когда прикидывался брзумным.

— Да, играл, — вздохнул Иржик, — только мало что выиграл. Спасибо тебе, кум, пусть пока полежат у тебя. Сегодня я должен еще сходить к Рыхетскому.

В тот же вечер радостно удивленный Нывлт пожимал руки неожиданным гостям. Рыхетский заметно постарел. Скалак рассказал о событиях, которые произошли после заключения договора в замке, — о бегстве, о смерти Балтазара и о своей дальнейшей жизни.

— Ванек совсем поседел, бабушка едва ходит, но у нее до сих пор ясная голова. Семья наша увеличилась: у меня сын и дочь. Жили мы эти годы, слава богу, хорошо, но я стосковался по родине. Думаю, что теперь можно вернуться. Государь издал указ о свободе вероисповедания. Протестантов и евангелистов теперь в Чехии не преследуют. Я хочу вернуться сюда, надеюсь, меня не забросают камнями за то, что я евангелист. Как вы посоветуете?

— Ну что ж, о тебе за это время позабыли, а управляющий умер, — сказал Рыхетский. — Как только он оправился от испуга, опять стал жить припеваючи, все толстел и толстел; полнота, говорят, его и сгубила. Достал уже около трех лет живет спокойно. Он вернулся сюда через два года. Правда, наказанья он не избежал, но ему досталось меньше моего.

— Я знаю, он изредка приходил ко мне из Льготы в Буковину! Да, вам многое пришлось перенести.

— На то божья воля. Не зря я терпел и не напрасно мы боролись, народу теперь все же легче живется, чем раньше, и у властей проще добиться защиты. Барщина еще осталась, но разве ее можно сравнить с тем, что было, а там, бог даст, кончится и эта. Так продолжаться не может. Только едва ли мы этого дождемся. Говорят, как только князь увидел, что опасность миновала, он стал грозить нам страшной местью, да ничего у него не вышло.

— Я слышал, что с тех пор он в свой замок так и не возвращался.

— Не был. Снова расхворался. По слухам, он по-прежнему наслаждается жизнью в столице. Егерь, служивший у него, рассказывал, что князь плохо выглядит и что он, егерь, не согласился бы быть на его месте, даже если бы ему дали в придачу еще одно имение. Ну что же, Иржик, возвращайся, помогу тебе сколько в моих силах.

Скалак крепко пожал руку Рыхетскому.

На другой день Иржик с Лидушкой вернулись в свою горную деревушку, захватив из усадьбы «На скале» дорогие цимбалы. Иржик продал дом и стал готовиться к переселению. Ранней осенью молодой Скалак перевез свое небольшое имущество через границу. В деревне под горой Туров они остановились возле дома на опушке леса. Здесь и поселился Скалак со своей семьей.

— Теперь и умереть не страшно, — сказала Бартонева, вновь очутившись в родном краю.

— Жаль только, что хозяина с нами нет, — вздохнул Ванек. Перед тем как покинуть Строужне, Иржик со своей женой пошли на тихое кладбище к могиле дорогого «дяди».

— Тут лежит ваш дедушка, — сказала печальным голосом Лидушка своим детям. На ее глазах появились слезы.

— Прощай! — прошептал растроганный Иржик.

Прах Балтазара остался на чужбине, но его близкие часто с благодарностью вспоминали старого гвардейца, покоившегося в скромной могиле.

Два года спустя в далекой Италии умер Иосиф Парилле, последний Пикколомини. С его смертью бесславно прекратился этот некогда могущественный, знаменитый в истории войн род. Истасканный и пресыщенный Иосиф умер бездетным.

Иржик Скалак радовался, глядя на своих славных детей, которых он стремился воспитать честными, хорошими людьми.

— Святое дело победит. Оно справедливо, и никто не может его сокрушить, — часто повторял он им слова покойного Балтазара. — Люди будут равны и свободны, и вы, вероятно, доживете до этого.

Жизнь Скалаков протекала в упорном, постоянном труде — мир и покой всегда царили в их доме.

Эпилог

Я стоял на балконе Находского замка. Подо мною шумели мрачные, темные лиственницы и белые березы. Сквозь цветущую сирень, покрывавшую склон холма, виднелась полуразрушенная круглая башня-тюрьма. Я миновал первый вестибюль и пошел по широким коридорам печально-знаменитого замка. В памяти моей оживали события, совершившиеся здесь, и предания, озаряющие блеском поэзии это древнее строение. Перед моими глазами расстилался прекрасный горный край. Вдали на горизонте виднелись покрытые лесом чешско-кладские горы, над которыми возвышался скалистый Бор, а внизу тянулись прекрасные долины реки Метуи. На равнине и по склонам гор трудятся крестьяне со своими семьями. Они работают свободно, для себя, на своем поле и вряд ли знают, как здесь стонали их предки. Внук забывает о мучениях деда.

Я скорбел душой о страданиях народа. Я видел его в нищете и рабстве; здесь, в этих княжеских покоях, мне слышались горестные стоны. Безрадостная, мрачная картина, — но тем ярче на ее зловещем фоне сияет светлая идея свободы: борьба за права человека, сопротивление угнетенного народа, тиранам, которые обнажали мечи против безоружных, поднявших для защиты лишь сжатые кулаки.

Минуло сто лет! Отцы выстрадали для потомков лучшую долю. Они с честью выполнили свой долг, их борьба не была бесплодна. В этой борьбе — источник силы народа.

И мы должны помнить об этом всегда!

Примечания

1

Псалом 137 (136).

2

Чешский танец.

3

Неопасно (лат.).

4

Лишь в 1787 году указом Иосифа II было поведено, чтобы подданные не становились на колени перед монархом, «ибо сия честь подобает лишь богу» (Примеч. авт.)