Сто тысяч Королевств - Н. Джеймисин

— Собственно, чего вы намерены достичь этой вылазкой в Дарр? — спросил он.

Я облегчённо облизнула губы, радуясь смене темы.

— Нужно обсудить кое-что с бабушкой. Я подумывала, в каких областях сподручно использовать печать сигила, но я мало смыслю в подобных вещах. Вроде того, что наши… разговоры с лёгкостью могут подслушать.

— Вполне.

Его подтверждение моей правоты не принесло ни малейшего удовольствия.

— И другое… Вопросы, из тех, что задают в лицо.

— Какие вопросы?

— Правда или нет, сказанное Рас Анчи и Скайминой о наших соседях, готовящихся к войне. Мне важно услышать бабушкину оценку происходящего. И… я надеюсь узнать… — было необъяснимо стыдно сознаваться в этом, — больше о своей матушке. Была ли она и вправду такой же, как и все Арамери.

— Вам мало моего слова? Заверяю — была.

— Простите уж покорно, Владыка Ньяхдох, но вам я доверяю менее всего.

Он слегка повернулся: я смогла разглядеть уголок приподнятого в улыбке рта.

— Была, — повторил он, — так же, как и вы.

Невообразимо холодный голос, слова, звучащие… Мне словно отвесили пощёчину.

— Она была такой же, — продолжил он. — В вашем возрасте, может, даже моложе, когда начала задавать вопросы, вопросы… очень много вопросов. А когда не смогла добиться от нас ответов — любезностью, то отдала приказ — как и вы. Такова была сила ненависти, источаемой её сердцем. Подобно вашему.

Я боролась с желанием избавиться от комка, колом вставшего в горле, уверенная, что мой жест не укроется от внимания.

— Вопросы какого рода?

— История Арамери. Война меж моими сиблингами и мной. Много всего.

— Чего она добивалась?

— Понятия не имею.

— Отчего было не спросить её прямо?

— Мне было всё равно.

Сделав глубокий вздох, я заставила вспотевшие ладони расжаться. Это всего лишь уловка, напомнила сама себе. Любые слова о матушке — самый простой способ выбить меня из колеи. Предупреждали же насчёт его. Ньяхдох не любитель убивать в открытую. Он подстрекает, злит, раззадоривает, заманивает — пока жертва не теряет контроль и терпение, напрочь позабыв об опасности, и, открывшись, становится беззащитна. Он так ловко играет событиями, что та сама просит его покончить со всем.

Моё молчание затянулось на несколько вздохов. Ньяхдох сам развернулся ко мне.

— Ночь сократилась уже вполовину. Нам пора, если хотите сегодняж добраться до Дарра.

— А… Да, конечно. — Переведя дыхание, я оглядела комнату, избегая взглядом темнеющий силуэт возле окна. — И каким же путём будем перемещаться?

В ответ Ньяхдох протянул руку.

Без всякой надобности, но вытерев пальцы о подол юбки, я взялась за протянутую ладонь.

Тьма, свившаяся вкруг падшего, вдруг полыхнула, наподобие взвившихся крыльев, заполонив комнату вплоть до сводчатого потолка. Ахнув, я отшатнулась было назад, но конечность зажало словно в тиски. Мне стало дурно от одного взгляда, брошенного на лицо падшего: его глаза изменились. Вновь. Радужка из абсолютно чёрной стала вдруг выцветшей, воззряясь белесым бельмом. А хуже всего то, что тени, клубяшиеся близь его тела, уплотнились, сгустились, потемнев, настолько, что невозможно было рассмотреть иных очертаний, кроме протянутой ладони.

Уставившись в эту чёрную бездну, я не могла заставить себя приблизиться.

— Даже возжелай я сейчас убить вас, — сказал он иным — затенённым, отражённым, как эхо, — голосом, — то моя попытка скажется чересчур запоздалой.

Всё так. Что ж, заглянув в эти ужасающие глаза и собрав всё своё мужество, я сказала:

— Будь добр, доставь меня в Эрребейю, в Дарр. К святилищу Сар-эн'на-нем.

Тьма его сути столь быстро подалась в стороны — и схватив меня, что я не успела издать даже крика. Мгновение запредельного холода, — тело сдавило с такой силой, что, казалось, ещё чуть-чуть и меня просто расплющит. Но тут краткосрочная боль в рёбрах прошла, а с ней улетучился почти полностью и холод. Открыть глаза — и ничего не почувствовать. Вытянуть руки (реальные руки!) — и ничего не ощутить. Закричать — и ничего не улышать.

А потом — миг — и уже я стояла на брусчатке, жадно вдыхая знакомые с детства запахи и чувствуя тёплую влагу, капли коей спешно впитывала кожа. За спиной виднелись стены Эребейи и каменные улицы, усыпая своими переплетениями плато, где мы и стояли. Стояла поздняя ночь, куда более поздняя, чем была в Небесах; я знала это, ибо улицы были почти пусты. Прямо передо мной выступали каменные ступени, по обе стороны которых высилась ограда, увешанная фонарями, а вершина лестницы венчалась вратами. Вратами Сар-эн'на-нем.

Я обернулась к Ньяхдоху — тот уже вернулся к привычному, почти-что-человеческому облику.

— Д-добро пожаловать в дом моей семьи, — учтиво объявила я, всё ещё дрожа от одного воспоминания о нашем… способе передвижения.

— Мне он известен. — Падший двинулся вверх по летнице. Захваченная врасплох, целых десять долгих шагов я тупо смотрела ему в спину, пока, опомнившись, не пустилась бегом вслед Владыке.

Врата Сар-эн'на-нем — тяжеловесная, безобразная махина, помесь металла с деревом, — более позднее вкрапление в эти древние камни. Механизм, открывающий их, приводится в действие слаженной работой по меньшей мере четырёх женщин. Впрочем, то был громадный шаг вперёд, по сравнению с теми днями, когда врата, о ту пору ещё каменные, требовали не меньше двадцати пар рук, чтобы просто сдвинуться с места. Я вернулась, не предупредив загодя, глубоко заполночь, под самое утро, — что было немалым нарушением всего порядка стражи. Добрые века мы не страдали от набегов, но мои люди, тем не менее, гордились своей предусмотрительной бдительностью.

— Нас могут не пустить внутрь, — пробормотала себе под нос, настигнув наконец Владыку Ночи. Идти нога-в-ногу с ним оказалось трудновато — он перепрыгивал аж две ступеньки за раз.

В ответ дождалась одного лишь молчания, но темп он замедлил. Я расслышала гулкий, отдающийся эхом звук — громадный засов сдвинулся вверх, следом распахнулись и врата — сами собой. Я громко застонала, понимая, кто тому виной. Следом, разумеется, раздались крики и топот ног; войдя внутрь, мы оказались на поросшем травой клочке земли, он же — здешний передний двор. Из дверей старинной постройки как раз резво выбегали два отряда стражи. Одни — простые привратники, сплошь мужчины, ибо дело, к коему они были приставлены, было весьма скромное и требовало одной только грубой силы.

Другие же — постоянная охрана, состоящая почти целиком из женщин и немногих, заслуживших эту честь, мужчин (их звания выдавали белые шёлковые туники, виднеющиеся из-под брони). Возглавлявший их командир был моей старой знакомицей: Имьян, женщина моей крови, из рода Сомьем. Повинуясь её возгласу, изданному на родном мне языке, воины рассыпались по двору, окружая нас. Почти мгновенно мы очутились в кольце выставленных вперёд копий и стрел, направленных прямо в сердце.