Жизнь и идеи Бруно Понтекорво - Михаил Сапожников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В последние годы официальная должность Бруно в Лаборатории ядерных проблем ОИЯИ называлась «начальник отдела слабых и электромагнитных взаимодействий» (https://t.me/bruno_pontecorvo_photo/34). В его подчинении в 1971 г. находилось 54 человека, в том числе 18 рабочих. Как начальник отдела Бруно получал 600 рублей, тогда как зарплата младшего научного сотрудника Г. В. Мицельмахера в то время была 150 руб.
Взгляды Бруно на административную работу довольно оригинальны. Их лучше всего иллюстрирует выступление на одном из собраний отдела [139]. Он говорил:
«Руководитель в научной группе – типичный научный сотрудник, немного старше и опытнее других, но зато менее способный воспринимать новое… Руководитель не должен требовать от подчиненных, чтобы они были похожи на него. Пример: может быть такой руководитель, который очень хорошо разбирается в инженерном осуществлении трудного опыта, но у которого не очень глубокая теоретическая база или небогатая фантазия, позволяющая придумать новые постановки опытов. Плохо будет, если такой руководитель с высокомерием смотрит на желание сотрудника с большой теоретической направленностью, скажем, бывать часто в библиотеке… Есть люди, которые любят работать день и ночь в первом корпусе[44] (самым ярким примером этого у нас был Ю. Д. Прокошкин[45]). Это очень хорошо, но никто не доказал, что все люди должны быть такого типа и что это единственный способ успешного существования научного сотрудника. В действительности руководитель должен как раз использовать различные характеры и склонности сотрудников. Сила группы, особенно сегодня, когда опыты стали сложными, состоит как раз в дополнении различных качеств. Должен сказать, что указанный недостаток руководителя встречается довольно часто. Руководитель должен быть психологически готовым учиться у молодых сотрудников не менее, чем они у него. Я даже сказал бы, что молодые сотрудники и представляют собой единственную возможность руководителя не стареть слишком быстро… Нет ничего хуже, чем неспособность руководителя признать свою неправоту, пусть в научном споре или в чем-либо другом. Отказаться от этого, основываясь на “престиже” – это довольно смешно».
Удивительное впечатление производят эти простые, ясные слова. Вряд ли кто может что-то возразить против этой позиции. Но вы видели таких начальников?
Кто говорит своим сотрудникам, что им вредно много работать в экспериментальном зале, ибо тогда у них не будет времени посещать библиотеку?
Кончается конспект выступления просто: «Лаконичность. Совещание каждый понедельник, но меньше 40 мин.».
Любопытно, как Бруно использовал в своем выступлении цитату из Ленина, заменив «социализм» на «наука», «социалистов» – на «ученых»:
«Когда-то, в 1916 г., Ленин произнес следующие слова. Мне кажется, что эти слова можно использовать по поводу отношений к молодежи, которая приходит в науку.
“Нередко бывает, что представители поколения пожилых и старых не умеют подойти как следует к молодежи, которая по необходимости вынуждена приближаться к социализму (науке – Б. П.), иначе – не тем путем, не в той форме, не в той обстановке, как ее отцы.
Поэтому, между прочим, за самостоятельность молодежи мы должны стоять безусловно и по существу дела. Ибо без полной самостоятельности молодежь не сможет ни выработать из себя хороших социалистов (ученых – Б. П.), ни подготовиться к тому, чтобы вести социализм (науку – Б. П.) вперед.
За полную самостоятельность союзов молодежи, но и за полную свободу товарищеской критики их ошибок. Льстить молодежи мы не должны!”».
Оригинальность мышления, которая проявлялась у Бруно в науке, также видна и в его жизни, в общении с людьми. Например, как Бруно решил стандартную коллизию, когда у человека полностью готов материал для кандидатской диссертации, но написать саму диссертацию он все никак не может (не хочет)?
Очень просто: он запретил сотруднику появляться на работе, пока тот не напишет диссертацию. Есть совершенно уникальный документ под названием «Договоренность между Б. Понтекорво и М. Баландиным» [140]. В чем состояла договоренность?
1. М. П. Баландин обязуется с 1 ноября 1970 г. не приходить на работу в лабораторию совсем, с тем чтобы писать дома диссертацию. В виде исключения разрешается посещать библиотеку…
4. В январе 1971 г. диссертация должна быть полностью напечатана или, если не полностью, то почти полностью. При этом о значении слова почти могут судить Б. Понтекорво и Г. Селиванов[46].
5. Если эти пункты не будут выполнены, обещания, сформулированные Б. Понтекорво по отношению к М. Баландину, потеряют силу.
Бруно не раз принимал нестандартные организационные решения. Например, история с сектором Мицельмахера[47]. Генах Викторович Мицельмахер – один из немногих, кто может назвать себя учеником Понтекорво. Есть симпатичная фотография (https://t.me/bruno_pontecorvo_photo/35), на которой Бруно что-то объясняет Мицельмахеру, сидящему в смиренной позе послушника. На обороте этого фото Бруно написал: «2 + 2 = 4! Это вы должны знать!».
Мицельмахер был не в ладах с парткомом. А именно партком давал добро при утверждении на должность начальника сектора. Тогда Бруно предложил директору Лаборатории В. П. Джелепову оригинальный ход – создать новый сектор с начальником Б. Понтекорво. Формально начальник отдела мог быть и начальником сектора в том же отделе. Против этого партком сказать ничего не мог, и новая административная единица была образована без всяких возражений. После этого Бруно поручил управление сектором Мицельмахеру, назначив его своим заместителем.
Я присутствовал на одном заседании партбюро ЛЯП, где обсуждался вопрос – запретить Мицельмахеру принимать в сектор новых сотрудников. Бруно тогда был уже сильно нездоров. Пришел на заседание, сел во главе стола, положил голову на скрещенные руки и… заснул. Я, молодой коммунист, впервые присутствовал на таком священном мероприятии и был поражен, что никто и не подумал делать Бруно какие-то замечания. Заседание пошло своим чередом, Бруно спал. Но как только вопрос дошел до дела Мицельмахера, Бруно пробудился и четко, ясно заявил, что невозможно заранее, абстрактно, не зная причин и всех обстоятельств, запретить переходы людей.
Оригинальность мышления Бруно проявлялась во всем. Одно время ОИЯИ участвовал в большом эксперименте DELPHI на электронном коллайдере LEP в ЦЕРН и в сравнительно маленьком эксперименте OBELIX на накопителе антипротонов LEAR. Руководитель OBELIX проф. Г. Пираджино был в Дубне и во время банкета, за кофе, стал склонять руководителей ОИЯИ, что финансирование этого проекта надо бы увеличить. Умный институтский администратор, пользуясь тем, что рядом сидел Понтекорво, сказал:
– А что вы меня спрашиваете, вот давайте спросим Бруно Максимовича, какой эксперимент более важен – DELPHI или OBELIX? Как он решит, так и будет!
Бруно в это время сосредоточенно расправлялся с десертом, затем хитро улыбнулся и сказал:
– Конечно, OBELIX!
Все рассмеялись, а Бруно сказал:
– Зря смеетесь. Я могу это обосновать. Ценность эксперимента лучше всего можно понять, если представить себе, что произойдет, если его не делать. Предположим, не делаем DELPHI. Что произойдет? Да ничего, поскольку на кольце LEP планируется создать еще 3 таких же установки. А если не будет OBELIX? Это уникальный эксперимент, который никто не повторяет. Поэтому мой выбор за OBELIX!
Сохранился текст поздравления,
