Черви - Алекс Граймс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как? Я весь день почти ничего не ела. Дай…
– Надя! Уходи. Прости, что так получилось, но кто знал, что так получится.
– Хорошо, но ты будешь должна мне.
Надя встала из-за стола огорченной. Ее так никто не кидал за последнее время. Но так хотелось схватить пару жареных куриных ножек и убежать отсюда. Но, уходя, она напоследок кинула взгляд на стол.
Арина и Борис остались наедине. Борис присел за стол, но не стал притрагиваться к еде. Он не был тряпкой, чтобы не сказать против своей жены пару грубых, но в меру слов, чтобы закрыть ее крик, доносящийся из глотки. Он сам прекрасно понимал, что сделал, и не думал об этом, когда ехал на машине домой. Он просто думал о том, как придет, схватит свою жену за грудь и они отправятся сразу в спальню.
– Ты как маленький ребенок. Как будто не знал, что делаешь. Слушай меня, Борис, прости, что накричала, но послушай меня внимательно. Когда я поняла, что ты пьян, я испугалась. А вдруг ты кого-то сбил или подрался с кем-то. Я не хочу, чтобы ты спился. Ты сам знаешь, мой отец был еще тем любителем пива и самогонки. Вот что самое главное в его жизни было, а на свою дочь плевать хотел до самого гроба, – Арина замолчала, она не знала, что ему сказать. Просто хотелось лечь спать.
На кухне воцарилась тишина. Каждый из них думал о своем. Или делал вид, как Борис. Он хотел только свою жену – и все. Он всегда таким становился, озабоченным молодым мужчиной, которому хочется переспать с женой и провалиться в глубокий сон, где ему будут сняться кошмары. Как всегда. Кошмарная дочь снова вернется к нему. Со словами «Папочка, это ты! Ты виноват во всем».
– Ладно, ешь, я пошла. Я с тобой не разговариваю сегодня. И будешь спать на диване. Усек у меня? – вставая изо стола.
– Может быть…
– Никаких там «может быть». Ты меня понял? А если бы наша дочь это увидела, то что… – слова застряли у нее во рту. Она на долю секунды забыла, что ее уже нет. Долю секунды она думала, что их любимая дочь жива. – Ладно, спокойной ночи, дорогой.
Арина разложила диван и легла и почти сразу заснула, даже не раздевшись. А Борис остался дальше сидеть на кухне, смотря на тарелку плова. Самая большая травма в их совместной жизни – это потеря дочери.
У Бориса до сих пор никак не укладывалось это понимание, как может погибнуть твой ребенок, когда именно ты его создал. Как можно так смотреть на закрытый гроб и понимать, что там твоя дочь, которую оттрахал какой-то мужик. Как можно с этим жить, осознавая, что не сможешь ее видеть. Он всегда считал таких людей самыми настоящими отморозками, которых надо всех расстрелять и посадить на кол.
– Папа, а когда мне можно будет сесть за руль? Я тоже хочу водить машину, как ты, – спросила его дочь.
– Когда подрастешь. Еще маленькая.
Они стояли в большой пробке. Борис никогда не любил в них попадать, всегда какими-то окольными путями пытался их избежать, но иногда даже это не прокатывало. Особенно он не любил сидеть один в машине и ждать, пока исчезнет весь транспорт и откроет тебе путь дальше.
– Ненавижу быть маленькой, – надулась она, скрестив руки на груди. – У моей подруги сестра уже катается на машине. Почему я так долго расту? Скажи, папа.
– Тебе просто кажется, поверь мне. В твоем возрасте мне казалось, что я тоже чертовски медленно расту. Мне хотелось быть высоким, сильным и красивым парнем. Но всему свое время. И знаешь, ты, наверное, не поймешь, но я бы хотел вернутся хоть ненадолго в свое детство.
Борис тронулся с места. Проехав буквально пару метров, снова затормозил.
– Это глупо. Тебе разве так не кажется, папочка. Кто вообще хочет быть маленьким? Когда с тобой обращаются как с маленьким ребенком.
– Вот подрастешь и увидишь. Да черт, когда уже она кончится!
Борис обернулся, смотря, сколько еще машин позади него. И какой-то сильно одаренный, не понимающий, что пробка, сигналил вовсю, и это сильно раздражало Бориса. Он бы с удовольствием воткнул себе в уши беруши, и было все классно. Не слышать никого.
– Было бы классно, если бы у нас была летающая машина. И мы бы давно уже были дома, – сказала она с улыбкой на лице.
– Да, было бы круто.
– А ты знал, папа, что летающие машины должны были появиться в начале двадцать первого века? Так многие писатели-фантасты представляли будущие. Но если бы они дожили до этого времени, они бы сильно огорчились.
– Это ты намекаешь своему отцу, что надо купить тебе новую книгу.
Борис тронулся снова, и в этот раз машина медленно катилась вперед несколько десятков метров, пока не пришлось снова остановиться.
– Да, папа. Уже пора. Та, которую мне купил, я уже прочитала.
– И какой же хочешь жанр?
Она нахмурилась и уставилась на бардачок. Она долго думала над этим вопросом.
Борису всегда нравилось, когда она думала о чем-то, у нее был такой задумчивый смешной взгляд, что хотелось просто умирать от смеха. Ее пухлые щеки становились больше, и сама она погружалась куда-то далеко в свои рассуждения.
– Может, снова фантастику?
– Нет, пап. Не хочу. Нужно мне что-то такое. Да! – воскликнула неожиданно. – Как автора зовут, – Борис посмотрел на нее и пожал плечами. – Ну, детский писатель ужасов. Ты сам говорил, что ты в девстве его читал. Как его… ну… папочка, скажи. Я уже не маленькая такое читать.
– Стайн?
– Да! – радостно воскликнула девочка. – Он самый. Ты ведь мне купишь его? Ну пожалуйста, папуль. Я не такая уж маленькая, чтобы не разрешать читать такое.
– Да, куплю тебе не, переживай. Если ты в восемь лет фильмы ужасов со мной начала смотреть, то тут уже все.
Они оба рассмеялись. Борису было приятно слышать ее детский радостный смех.
Он бы с радостью вернулся в тот злосчастный день, когда она в последний раз ушла из дому и больше не вернулась. Он бы многое в своей жизни отдал, даже, может, убил кого-то. Но чтобы она была снова жива и все было как раньше. Когда Борис приходил в комнату дочери, он смотрел на эти пустые книжные полки, где должны были появляться новые книги дочери, но теперь они будут всегда пустовать. Так
