Ефим Сегал, контуженый сержант - Александр Соболев

-    Ты себе не представляешь, какой на заводе из-за этого переполох! - продолжал с увлечением Гапченко. Чувствовалось, что где-то внутри вся эта история его крайне занимает. - Вчера мне звонил из кадров Родионов, рассказывал, что Нагорнова вызывал к себе уполномоченный МГБ на заводе, соображаешь? Пригрозил ему Лубянкой, мол, саботажникам у нас одна дорога - за решетку. Нагорнов - мужик упрямый, с характером, твердит: сорок лет проработал на заводе честно, никому не позволю себя поносить, как последнюю тварь, да еще при народе. Требую от Крутова извинения при всех. Нет - так сажайте в тюрьму, если имеете право... Знаешь, Ефим, - Гапченко намного помедлил, - Родионов, по-моему, на его стороне.

-    А вы? - вырвалось у Ефима.

-    Погоди! Не перебивай! - так и не ответил на вопрос Ефима редактор. - Родионов просил меня поручить Сегалу, то есть вашей милости, разобрать сей щекотливый вопрос. Я не против... Да-а! Если бы мы тогда немедля отреагировали на жалобу Нагорнова - кто знает, возможно, ничего такого не случилось бы. Это нам урок!.. Значит, так, отправляйся в цех, выясни все досконально. Кстати, завтра выходят на работу Адамович и Алевтина. И мы пригласили на штатную должность грамотную девушку из цеха. Пока обойдемся без тебя. Действуй! Твоя стихия!

Сегал позвонил по телефону начальнику отдела кадров.

-    Здравствуйте, Андрей Николаевич, Сегал... Догадываетесь? Думаете, справлюсь? У меня к вам просьба. Мне, для начала, необходимо повидаться с Савелием... не знаю, как по батюшке... Петрович? С Савелием Петровичем Нагорновым. Не подскажете ли его адрес?.. Зайти к вам? Иду!

-    Милости просим, Ефим Моисеевич! Проходите. - Родионов вышел из-за стола навстречу Сегалу. - Да, не хотите вы поправляться, такой же богатырь. Вот и костюмчик у вас, того, поизносился... Позвоню Рызгалову, пусть выдаст вам ордер на новый. Представитель печати должен выглядеть прилично, война кончилась! А в общем, вы молодец! Присаживайтесь, что же вы стоите?

-    Слушаю ваш монолог, - пошутил Ефим. - Рад видеть вас в добром здравии.

Ефим сказал неправду: Родионов выглядел много хуже, чем во время их последней встречи, мешки под глазами обозначились резче, болезненная одутловатость щек усилилась.

-    В добром здравии, говорите?.. Ну-ну... Вашими бы устами, - невесело проговорил он. - Ладно, приступим к делу... И задал же мне задачу Савелий Нагорнов! И Мошкаров, и Званцев, и Аникин, знаете, наш эмгэбист, и новый парторг ЦК Смирновский, слышали, конечно, о нем, словом, все, как сговорились, требуют: гони саботажника вон с предприятия! А у меня рука не поднимается подписать приказ - вроде бы смертный приговор, а за какое преступление? Виноват не Нагорнов, а Михаил Крутов. Того и другого знаю много лет. У Савелия Петровича и руки золотые, и душа золотая. А Крутов... - Родионов вздохнул, - характер, что фамилия.

-    Крутов что - из молодых выдвиженцев или старый кадровик?

-    На заводе он лет двадцать. Пришел учеником токаря, вырос до начальника цеха. Один из тех, о ком у нас стало правилом говорить поощрительно: передовой начальник, умелый организатор, грубоват - не беда!.. Чувствуете?.. Такой вот новый тип администратора, за план ему прощается абсолютно все, все списывается. И вот результат: расплачивайся, Савелий Нагорнов, за хама доморощенного. Как ему помочь? Просто ума не приложу. Поэтому и решил лично вас позвать на помощь, товарищ Сегал.

-    Ну да, авось теленок вожа съест, - усмехнулся Ефим, - а здесь не один волк, целая стая.

-    Э, полно, не прибедняйтесь! Известно, какой вы теленок! У вас зубки не ватные, и я не барашек, хоть и староват, и силенки не те. Попробуем, Ефим Моисеевич, а?.. Тогда по рукам! Вот домашний адрес Нагорнова. И в час добрый!

По пути к Нагорнову Ефим думал о только что состоявшемся разговоре с Родионовым. Отличный он, оказывается, человек - и неизменной сердечности, и незаурядной смелости! Шутка ли, защищать Нагорнова, которому сам представитель госбезопасности на заводе наклеил ярлык саботажника. Идти вразрез с мнением такой организации не всякий решится. Честь и хвала ему за это мужество!.. Ведь его служебный долг предельно прост: в соответствии с распоряжением директора подмахнул приказ — и изгнан Нагорнов с завода, тем паче все и всё против него. Зачем же Родионову идти против заводской верхушки, подставлять свою больную голову под удар? Значит, выполняет он, в данном случае, совсем иной долг, куца выше служебного - долг человеческий!

По крутой скрипучей лестнице Ефим поднялся на второй этаж доживающего свой век деревянного дома. Постучал в обитую клеенкой дверь. Ему открыла высокая, худощавая седая женщина.

-    Вам кого? - спросила строго.

-    Здесь проживает Савелий Петрович Нагорнов?

Женщина настороженно оглядела посетителя.

-    Здесь.

- Я корреспондент заводской газеты Ефим Моисеевич Сегал, - пояснил он, - мне необходимо поговорить с товарищем Нагорновым по очень важному делу.

-    Из редакции? Корреспондент? Знаете, мужу неможется... приболел. Погодите, я мигом.

Она быстро вернулась, проводила Ефима в небольшую, обставленную довольно обветшалой мебелью комнату. Навстречу ему поднялся со стула пожилой мужчина среднего роста с полуседой, поредевшей шевелюрой, с пышными седыми усами. Из-под черных бровей глядели карие глаза. Одет просто: белая с отложным воротником рубашка, черные брюки, тупоносые начищенные штиблеты.

«Красивый человек! - залюбовался Ефим. - Типичный русский мастеровой. Маловато таких осталось... в жизни, жаль. Только на плакатах».

Нагорнов протянул Ефиму крепкую широкую руку, внимательно посмотрел на него, сказал укоризненно:

-    Поздновато вы явились. Поздновато! Ежели бы машина скорой помощи таким манером по вызову приезжала - одних бы покойников в постели заставала, да и то не тепленьких.

Будто хлесткую пощечину получил Ефим. И правильно старик его огрел, поделом! Он густо покраснел, смешался, что не укрылось от зорких глаз Нагорнова.

-    Вы уж не взыщите, товарищ корреспондент, - сказал он как бы извиняясь. - Рубанул я сплеча, нехорошо сделал.

Наболело, тормоза не держат. Не взыщите.

-    Вы правы, Савелий Петрович, надо было немедля придти к вам в цех, а я провозился с другим письмом, тоже важным - попросила помочь вдова с детьми... Если бы я знал, как все обернется!

Нагорнов пристально смотрел на Ефима, сосредоточенно слушал, казалось взвешивая каждое слово оправдания. Суровое лицо его осветила улыбка.

-    А вы неплохой парень, неплохой. Я на своем веку людей повидал. Для меня иногда не очень-то важно что человек говорит - мало ли краснобаев! - а вот как говорит - дело совсем другое. Вот вы от чистого сердца все объясняете, я это нутром чувствую, в глаза прямо смотрите - так умеют только честные люди. Потому рад вашему приходу, хотя помочь мне вряд ли чем сможете, поздновато. Зато душу отвести в трудный момент жизни - большое для меня облегчение. Вы слыхали, наверно, я уже не кадровый слесарь, не один из первых стахановцев на заводе, а... с языка не идет обидная кличка - саботажник!

То ли Ефиму показалось, нет, не показалось: правый глаз Савелия Петровича обволокла прозрачная влага и тяжелой, крупной каплей поползла по морщинистой щеке. Он смахнул ее с досадой.

-    Ишь, ослаб, нервы сдают. Беда! - проговорил отрывисто, виновато.

Ефим отвел глаза в сторону. Внутри него все кипело: «Негодяи! Ополчиться на такого славного человека! С чего там началось?» Он искал, с какого боку приступить к беседе, чтобы не бередить душевную рану старого рабочего. Выручил сам Нагорнов.

-    А все это, будь он трижды неладен, Мишка Крутов. Я его еще вот таким мальчонком помню. - Савелий Петрович чуть поднял руку над столом. - Кто бы мог подумать, что из тихого незаметного паренька вырастет, извините за выражение, хам и матершинник. Мразь, иначе не определишь.

-    Из-за чего у вас с Крутовым возник конфликт, Савелий Петрович?

Нагорнов почему-то не спешил отвечать.

-    Вот что, Ефим Моисеевич, я вам это еще расскажу, потом... - Он опять изучающе глянул на Ефима, похоже прикидывая что-то. - Сперва есть у меня к вам просьба: не откажите выпить со мной рюмочку-другую настоечки. Супруга моя, Евдокия Ильинична, великая мастерица настаивать водку на вишне и каких-то травах. Люди мы непьющие, однако настойка у нас всегда наготове, на всякий случай. Так не откажете? Разговор у нас, думаю, не короткий, и не из приятных. С рюмочкой оно полегче.

-    Спасибо, Савелий Петрович, с удовольствием.

-    Вот и ладно! - удовлетворенно кивнул Нагорнов. - Дуся! Зайди-ка к нам на минутку. Добрый гость к нам явился. Надо встретить его, как положено. Принеси нам графинчик своей фирменной. И маленько пожевать.

Настойка оказалась выше всяких похвал! Выпили, закусили. Савелий Петрович вытер усы белым платком, помолчал.

-    И в кого он пошел - Мишка - не пойму. Отец его, покойный Тарас Крутов, - потомственный пролетарий, слесарил рядом со мной не один десяток лет. Жил на этой же улице, через два дома, в такой же деревянной развалюхе. Не то, как Мишка теперь расположился: с женой и одним пацаном - в трехкомнатной квартире... Тарас был человек тихий, обходительный, мухи не обидит. Двое его старших на войне остались, а Мишка, счастливец, с первоначала войны в начальники угодил. Давайте, Ефим Моисеевич, еще по стопочке. Уж больно хороша!