Промышленникъ - Алексей Кулаков

«Как там писал варшавский „душитель свобод“? Эмма Зеринг, рижская немка. Одинокая, бездетная и действительно схоронила мужа-полицейского. Пять лет назад, так что траур несколько подзатянулся. Плохо разбирается в следственных действиях, зато великолепно ведет слежку, может руководить небольшой агентурной сетью и очень качественно обучает тому, что умеет сама. Занятная вдовушка».

— Насколько я понимаю, раз наша встреча состоялась, вас более чем устраивают условия, изложенные моим порученцем?

— Устраивает оплата, ваше сиятельство. И не устраивает остальное.

— Например?

— Мне так и не объяснили, какие именно услуги от меня требуются… — Эмма сделала крохотную паузу, и добавила: — ваше сиятельство.

— Все сразу. В основном вы будете заниматься проверкой лояльности моих работников. Иногда мне требуется найти того или иного человека или узнать что-либо об интересующей меня личности. Одним словом, ничего такого, чем бы вы уже не занимались ранее. Ну разве что вы примете под свое начало несколько юных дарований. И по мере возможности поделитесь с ними частью своего жизненного опыта. Ведь это возможно?

— Это… возможно. Ваше сиятельство.

Князь легонько ударил по стоящему на краю стола звоночку, и в кабинете тут же появился новый посетитель.

— Эмма Карловна, позвольте представить вам вашего первого помощника, Гурьяна Калугина.

Женщина окинула «юное дарование» всего лишь мимолетным взглядом, но хозяин кабинета даже и не сомневался — увидела и запомнила все, что показалось интересным.

— Ну что же, давайте обсудим ваше первое задание. Прошу, выбирайте любой.

Десять абсолютно одинаковых конвертов кремового цвета ввергли сорокалетнюю вдову в короткое замешательство.

— С позволения вашего сиятельства, этот.

Повинуясь приглашающему жесту, она вскрыла самый крайний. Достала дюжину полусотенных банкнот, затем лист белоснежной бумаги и, близоруко прищуриваясь, прочитала:

— Госпожа Волошина-Томанова, Софья Михайловна. Сумской уезд Харьковской губернии.

Эмма Карловна помолчала, переваривая столь скудную информацию, затем положила конверт на стол.

— Правильно ли я поняла?

— Да, это обычное проверочное задание. Найдите выбранную вами особу, соберите все сведения о ней, причем так, чтобы ваш интерес остался незамеченным, и можете считать, что наше соглашение вступило в силу.

— Сроки?

— Пока меня более интересует качество исполнения, а не скорость.

Женщина коротко блеснула серыми глазами, машинально поправила прядку темно-русых волос, еще раз покосилась на своего «помощника» и решилась:

— Вы останетесь довольны, как первым, так и вторым. Ваше сиятельство.

— Что ж, тогда с нетерпением буду ждать нашей следующей встречи.

Оставшись в одиночестве, князь выбил пальцами на столе сложный ритм, задумчиво разглядывая конверты, потом сгреб их в одну кучу и начал методично вскрывать. Деньги перекладывались в одну сторону, листы бумаги в другую, а сами конверты возвращались в ящик стола. Чиркнула специальная спичка для розжига камина, более всего похожая на маленькую лучинку с красной капелькой серы на конце, и ярко-алое пламя с довольным потрескиванием принялось пожирать девять абсолютно одинаковых (вплоть до последней запятой) заданий.

«Не подведи меня, Эмма».

Спустя два часа покой Александра потревожил господин самый главный инспектор. Войдя в кабинет, аккуратно и как-то даже брезгливо, положил перед ним две укладки, после чего предпринял короткий набег на хозяйские запасы спиртного. Душевно глотнув шотландского виски (как когда-то признался Григорий, именно оно по вкусу больше всего напоминало самогон из родной станицы), Долгин подсел поближе к камину, выдохнул и признался:

— Какая же все-таки мерзость!

— Виски?

— Нет, я о Депари этом. Скотина, такое имя опозорил! Командир, ты бы хоть намекнул, к кому посылаешь!

— Гриша, поверь — это был еще не самый худший вариант.

— Знаю. Теперь. Ей-богу, как в дерьме искупался!

Последнее заявление осталось без комментариев, так как хозяин кабинета отвлекся на содержимое укладок.

— Я смотрю, под рукой оказалась пишущая машинка? Молодцы, я этот момент как-то упустил из виду.

— Пришлось купить, а потом и бросить. Мало ли чем этот тип болеет, сам же мне говорил?.. Береженого и Бог бережет.

— Неплохо, неплохо. Хм, даже лучше, чем я надеялся.

На лице у добытчика нарисовалась такая сложная гримаса, что Александр помимо воли засмеялся.

— Вот уж не думал, что у тебя настолько тонкая душевная организация!

Теперь гримаса стала обиженно-недоуменной.

— Сделаем так. Сейчас я дам тебе еще одно задание, ты его выполнишь, а потом съездишь в Тифлисскую губернию. Развеешься в пути, отдохнешь от общения с питерской богемой…

— И кого в той губернии надо навестить?

— Помнишь, я рассказывал тебе об одном замечательном мальчугане, Иосифе? Его время пришло.

Григорий медленно кивнул, а затем в два глотка добил свое виски.

— Сделаю, командир. А что за первое задание?

— Задание? Ну, оно совсем простое. Главный инспектор Долгин!

Не ожидавший от друга столь жесткого командного тона, мужчина резко подскочил и замер по стойке смирно.

— Приказываю пройти курс психической реабилитации в санатории мадам Жакотэ! А ребятам передай вот эти направления, в санатории попроще.

Глядя на два протянутых «направления» сотенного номинала, Григорий «отмер» и начал усиленно соображать.

— Это не те ли курсы, Александр Яковлевич, на которых ты у меня чернявенькую Луизу уве…

— Главный инспектор, выполнять!

— Слушаюсь, ваше благородие!

Изо всех сил давя улыбку и подчеркнуто четко развернувшись на сто восемьдесят градусов (не позабылась школа незабвенной памяти ротмистра Розуваева, ох, не позабылась!), начальник отдела экспедирования щелкнул каблуками. После чего строевым шагом отправился поправлять свое столь некстати пошатнувшееся душевное равновесие.

«И бутылку с собой забрал. Алконавт!»

— Луизы ему для друга жалко…

Вернув свое внимание к укладкам, Александр аккуратно отложил обязательство о сотрудничестве и углубился в текст.

«Итак, что у нас? Депари Григорий Иванович, сорока двух лет, мещанин. Широко известен в узких кругах питерских гомосексуалистов, так как по своей основной профессии — сводник и поставщик „молодого мяса“ своим постоянным клиентам. Обширные связи… Видимо, во всех смыслах этого слова. Впрочем, тем и ценен — знает всех „меньшевиков“ города Санкт-Петербурга и кое-кого из других городов. Хе-хе, практически является почетным членом Голубого братства. А по нечетным, так сказать, наоборот».

Содержимое картонок хозяин кабинета читал медленно и вдумчиво, подчеркивая интересные места и фамилии красным карандашом; а самые интересные персоналии — так даже удостоились быть занесенными в отдельный список. Какие в нем были фамилии, какие имена! Барон Краммер, совсем не рядовой пролетарий министерства иностранных дел; барон Ливен, скромный служащий Императорского Эрмитажа; доблестный командир третьего эскадрона лейб-гвардии Конного полка, ротмистр граф Стенбок; князья Орлов, Львов и Мухранский-Багратиони; директор императорских театров Всеволожский; секретарь испанского посла Ляс-Лянас, полковник главного штаба, один из столоначальников Министерства государственных имуществ, десяток сенаторских сыновей…

«И украшает, а также возглавляет список еще один князь, Мещерский. Камергер двора, редактор газеты „Гражданин“, но самое главное — личный друг нынешнего императора. И как следствие этого, влияния и власти у него — хоть отбавляй. Н-дя!..»

Приобретя в ходе конкурсных испытаний своей винтовки полезные знакомства среди представителей многих гвардейских полков, Александр предусмотрительно не дал им зачахнуть — нет, теперь он при каждом посещении столицы обязательно заскакивал «на чашечку шампанского» в одно из трех офицерских собраний. Измайловцы и кавалергарды просвещали молодого и неопытного аристократа о последних новостях двора, а семеновцы запросто делились светскими сплетнями. Вот они-то и рассказали об очень некрасивой истории, приключившейся между князем Мещерским и графом Келлером, командиром лейб-гвардии четвертого стрелкового Императорской фамилии батальона. Злобный и абсолютно нечуткий граф начисто игнорировал романтические отношения между камергером двора и одним из своих трубачей. Заставляя солдатика каждое утро присутствовать на построении, а вечером подавать сигнал отбоя. Утром в казарме, вечером в казарме… Ну никакой личной жизни! Князь намекнул раз, другой, третий. А через месяц непонятливого комбата освободили от командования.

«Практически у меня на столе — список агентуры. Не важно чьей — завербовать любого из них особого труда не составит. За исключением разве что того же Мещерского. И что с этим всем делать?»