Воспоминания (Катакомбы XX века) - В. Василевская

Этот маленький эпизод очень характерен для о. Петра — он весь в этом поступке. С одной стороны — большая непрактичность, полное отсутствие внимания к внешней стороне жизни, с другой — величайшее благоговение к святыне, к храму Божию, даже порог которого он не помыслил переступить в грязных калошах.

"Иззуй сапоги от ног твоих, место, идеже стоиши, земля свята есть" (Исх 3:5).

Всю свою жизнь он прожил именно так.

У о. Петра были родственники, но он жил среди своих духовных чад. Всем смыслом его жизни стало служение. Это не просто служба церковная, которая в наше лукавое время иногда превращается в ремесло. Это было истинное служение Богу — непрестанное предстояние и бескорыстное служение людям, не вызванное необходимостью, но — сознанием долга.

Здесь уместно привести слова одного священника, пострадавшего в те тяжелые дни за чистоту Православия, за святую стойкость в вопросах веры: "Дважды обручается душа Христу. Один раз наедине, в своей глубине, в своей сокровенности, в своем одиночестве. Другой раз — в Церкви. Она обручается Ему через обручение ближнему, соединяется с Ним, соединяясь с ближним, находит Его в любви церковной".

Вот в таком служении пребывали священники, лишенные возможности внешне участвовать в церковной жизни, но продолжавшие свое пастырское служение, тесно соединившись с паствой в одну общую семью под нависшими грозовыми тучами.

Началась война. Общение стало затруднительным. Плохо ходили поезда, на въезд в город и выезд нужно было иметь письменное разрешение и т. п.

19 февраля 1942 года в Загорске умер о. Серафим. О. Петр совершил над ним чин погребения. Похоронили батюшку под домом, под тем местом, где помещался престол его домашней церкви. Все это было сделано негласно. Осиротела его паства. Другие священники приняли на себя руководство частью паствы о. Серафима.

О. Петр, приняв на себя руководство частью паствы, сам как-то вырос, прошла его застенчивость. Пришло время применить весь накопленный им в молитвенной тиши духовный опыт. Насколько он был мудр и духовен, свидетельствуют его духовные чада.

Сам лишившись духовника, о. Петр стал приезжать в Болшево, где в это время жил о. Иеракс. Его приезд всегда вызывал радостное чувство. Он был каким-то очень мягким, и со всеми у него установились очень теплые отношения. Всех объединяло одно общее дело, одинаковое положение и сознание того, что в каждый час наши пути могут разойтись, и каждый должен будет в конце концов один понести свой крест.

Это случилось в ноябре 1943-го. В Болшеве был арестован о. Иеракс и я с ним. В Загорске арестовали о. Петра и монахиню Ксению, духовную дочь о. Серафима и хозяйку дома, где он жил. Все мы находились во внутренней тюрьме МГБ. Начались допросы. Мое "дело" в основном было связано с о. Иераксом. Но однажды следователь в моем присутствии просматривал дело о. Петра.

— Посмотрите, какая у него физиономия — настоящий торгаш, — сказал он, показывая мне фотографию батюшки.

Фотография была неудачной. Лицо о. Петра, как-то поднятое кверху, казалось широким, а ворот свитера доходил да подбородка, скрадывая шею. Конечно, это не красило его. Я заметила, что никто еще не выбирал себе физиономии, — довольствуясь тем, что Бог послал. Это было началом разговора. У о. Петра был другой следователь, а моему поручили снять с меня допрос о нем. Почему-то он это делал неохотно.

— Вот почему он, вернувшись из ссылки, не стал открыто служить в церкви, а маскировался под служащего? — ворчал следователь.

— По-моему, он не маскировался, а действительно работал на фабрике бухгалтером, — ответила я.

— А почему он не стал служить в церкви?

— Спросили бы его об этом.

— А Вы-то как думаете?

— А я вообще об этом не думала.

— Ну, так подумайте теперь.

— Может быть, он не хотел снова совершать вояж, из которого только что вернулся? — предположила я.

И следователь, в общем-то неглупый человек, написал в протоколе, что "Шипков не хотел служить в церкви, потому что боялся снова быть арестованным".

На следующий день он снова вызвал меня и сказал, что протокол надо переписать.

— У нас не арестовывают священников за служение в церквах, — пояснил он.

Я снова подписала протокол без этой фразы.

В августе 1944 года в пересыльной тюрьме мне удалось увидеть о. Иеракса и владыку Афанасия. О. Петра я не встретила, он присоединился к ним позднее, и все трое уехали в Мариинские лагеря, в Кемерово. Через несколько дней и меня отправили в Рыбинские лагеря.

До 1946 года я регулярно переписывалась с дорогими святителями и знала все об их жизни. Сначала все трое работали в поле, а затем были сторожами, дневальными. И все время совершали богослужения. Лагерное начальство относилось к ним хорошо. Но после 1946 года им пришлось расстаться. Владыка и о. Иеракс были переведены в Москву, во внутреннюю тюрьму, а впоследствии в Потьму, в Темниковские лагеря. О. Петр остался в Мариинске.

Я из Рыбинских лагерей была переведена в Куйбышев, предварительно побывав во внутренней тюрьме, и переписка с о. Петром у меня прекратилась. Впоследствии, когда о. Петр жил на вольном поселении в Сибири, а я находилась в Казахстане, он послал мне письмо. Но из-за отсутствия конверта он свернул письмо треугольником и написал на одной стороне мой адрес, на другой стороне свой. И письмо пошло путешествовать. Его везли то в одну, то в другую сторону, на нем наставили много штампов, так что и адрес замазали, но добросовестно доставили мне его ровно через полгода. Я была очень огорчена, так как ответное письмо не застало о. Петра на месте — он к тому времени переменил адрес.

В 1953 году о. Петр получил, наконец, возможность выехать из Сибири. Вернувшись в Москву, он направился в патриархию. Нужно сказать, что, будучи еще в Мариинских лагерях, при настоловании патриарха Алексия, владыка Афанасий и бывшие с ним священники обращались к избранному святейшеству с письмом, в котором просили принять их в общение с возглавляемою им русской Церковью, признавая его законной главой.

О. Петр почувствовал себя достаточно крепким для продолжения священнослужения и, получив указ о назначении в Боровск, направился к месту службы. Ни владыке Афанасию, ни о. Иераксу Господь не судил служить в храме по окончании ими ссылки, и только о. Петр вернулся к служению в Божьем храме и с этого времени всего себя отдал на это великое дело.

Если и прежде для о. Петра не существовало иной жизни вне храма, то теперь он отдавал всего себя нераздельно, не считаясь со временем и окончательно позабыв о себе. […]

Некролог из журнала Московской патриархии

Шипков Петр Алексеевич скончался 2 июля 1959 года в возрасте 70 лет.

Уроженец Москвы, он окончил 6-ю московскую гимназию. С юных лет горел желанием послужить Церкви Божией и отличался особым усердием к церковному богослужению. В 1921 году он был рукоположен святейшим патриархом Тихоном. Одно время о. Петр был секретарем покойного патриарха. О. Петр был настоятелем одного из московских храмов. Будучи одиноким, он любил монашеский образ жизни, личных интересов не имел и отличался нестяжательностью. Для него не было большей радости, чем пребывание в храме Божием. Богослужение он совершал истово, благоговейно, строго наблюдая за тем, чтобы все в церкви было благообразно и по чину. Последним местом его служения был город Боровск Калужской епархии.

Все свои силы о. Петр отдал на устроение прихода и благоустроение храма.

Кончина о. Петра повергла в великую скорбь всю его паству, для которой он был истинным отцом и наставником.

Отпевание совершил архимандрит Никандр с собором духовенства 4 июля 1959 года. Погребен о. Петр на Покровском кладбище г. Боровска.

Монахиня Досифея (Вержбловская)

О МАТУШКЕ МАРИИ

-----------------------

Монахиня Досифея (Елена Владимировна Вержбловская, 1904–2000) родилась в Воронеже. Работала в детском доме. В 1937 г. была арестована за свои религиозные убеждения и сослана в лагерь строгого режима на Дальнем Востоке. После освобождения в 1940 г. духовные поиски приводят ее в "Катакомбную церковь". В течение 18 лет была на послушании схиигуменьи Марии, последние годы под духовным руководством прот. Александра Меня. До конца жизни прожила в "домашних монастырях".

[…] Я обратилась к своему духовнику с просьбой, чтобы он принял мои обеты и сделал так, как это делают католики. Он улыбнулся и сказал, что у нас этого нет, что сделать этого он не может. Но я не унималась, и каждый раз, когда мы встречались, я всегда просила его: "Нет, а Вы все-таки сделайте, как они. Сделайте это, о. Петр".

О. Петр приезжал раз в месяц в Москву — он был близко знаком с моей Марен*, которая покровительствовала всем гонимым и скрывающимся священникам, которые ей встречались. Надо сказать, что о. Петр (Шипков) не служил явно ни в одной церкви — он скрывался, работал простым бухгалтером в Загорске, а служил тайно — по домам. Он был представителем "Катакомбной церкви" скрытой, потому что тогда был раскол, и часть церковных приходов ушла под водительство еп. Афанасия (Сахарова), который и был нашим епископом. Я узнала об этом позже.