День, когда началась Революция. Казнь Иисуса и ее последствия - Николас Томас Райт

читается вне контекста, о чем я говорил ранее. Последнее восклицание распятого Иисуса в Евангелии от Иоанна 19:30 иногда переводят как «Совершилось!». Иисус, говорят далее об этом, сказал, что долг оплачен, что в бухгалтерии греха и воздаяния наведен порядок, – чтобы привести Евангелие в соответствие с их собственной теорией искупления, хотя разумнее было бы прислушаться к тому, что хотел сказать Иоанн – а он указывает на то, что Иисус во всей полноте осуществил свое призвание, подобно тому как Бог полностью завершил творение в Книге Бытия 2:2 (см. также Ин 17:4).

Гораздо реже цитируют слова Иисуса над чашей на Тайной Вечере, несмотря на то, что проповедники постоянно вспоминают о крови Иисуса, пролитой «для прощения грехов», что легко вписывается в «привычные» рамки. Возможно, проповедники протестантской или евангелической традиции побаивались фокусировать внимание на Тайной Вечере, опасаясь, что это вынудит их придавать таинствам больше значения, чем им бы хотелось.

В любом случае, когда в нынешних западных церквях люди говорят или проповедуют о «смысле креста», они редко всерьез обращаются к тем более широким историям, которые рассказали нам четыре евангелиста, – историям о Царстве, Храме (включая то, что Иисусу приписывали намерение его разрушить), Понтии Пилате, последователях Иисуса или о насмешливой толпе у подножия креста. В этой книге я, среди прочего, хотел бы предложить тем, кто спорит с евангелистами, потому что «они говорят не то, что нужно», немного помолчать и послушать историю (и истории, во множественном числе), которую они на самом деле рассказывают. В данной главе я не смогу подробно разобрать всю историю евангелистов – для этого не хватило бы и одного тома, – но лишь постараюсь показать некоторые направления, о которых говорят эти великие книги, когда ищут свой ответ на вопрос «Что же именно произошло в Страстную пятницу?».

Вопрос «Что же именно произошло?», разумеется, содержит в себе двусмысленность. На одном уровне на него можно ответить достаточно точно: это предательство, арест, ночное слушание, суровое римское правосудие, жестокость, избиение, бичевание, смерть, погребение. Но за этим стоит (это относится почти ко всякому повествованию: нам всегда следует думать о стоящих «за этим» мотивах и смыслах) другой вопрос: что там происходит с Богом и с миром? Что все это значит, если думать об исполнении (или крушения) надежд Иисуса? Если думать о приходе Царства, которого он ждал? Было ли это событие завершением его дела или крахом? Быть может, Иисус хотел и далее проповедовать, исцелять и учить на протяжении еще нескольких лет, но оказался в неподходящем месте в неподходящий момент? Или же этот ужасный конец был частью его призвания? И, наконец, какие бы ответы мы ни дали на все эти вопросы, что мы можем тут сказать о намерении Бога и о том, что ему удалось осуществить через крест?

Такой же двойной набор ответов можно дать на вопрос «Почему Иисус умер?» Можно говорить об исторических причинах: высокопоставленные священники были злы из-за того, что Иисус совершил в Храме; римляне подозревали, что он мог быть предводителем бунтовщиков; фарисеи ненавидели его, потому что он понимал некоторые аспекты Царства Божьего совсем не так, как они. Или, все еще оставаясь в рамках истории, можно сказать: Иисус умер, потому что последователи не смогли его защитить, а один из них даже выдал его властям. Вопрос «почему» даже на историческом уровне может оказаться довольно сложным. Но мы можем также задать его на уровне богословском. Какая божественная причина стояла за крестом? Уже в Деяниях мы находим такое странное сочетание: Бог замыслил это, но вы (иудейские вожди) совершили злодеяние, передав Иисуса язычникам (2:23; 4:27–28). И проблема заключается в том, что западные церкви, размышляя над «богословским» ответом на вопрос «почему?» («Каким образом смерть Иисуса позволила нам получить прощение грехов, чтобы мы могли попасть в рай?»), почти не обращали внимания на исторический ответ, а также и на исторические вопросы. Казалось, что это случайные детали, не имеющие отношения к сути дела.

Но так ли это? Конечно же, нет. Именно к историческим вопросам и ответам нам следует обратиться, если мы хотим найти ответ богословский. Если же мы его там не находим, это скорее всего говорит о том, что мы ищем ответ на неправильно поставленный вопрос. Если нам кажется, что Евангелия «говорят не то, что нужно», может быть, нам пора пересмотреть наши представления о том, «что нужно».

Эта проблема становится особенно яркой, когда мы задаемся таким вопросом (мы касались его, когда говорили о том, как сам Иисус понимал свое призвание): как весть о приходе Царства связана с распятием? Авторы популярных книг, учителя, проповедники и даже исследователи часто видят тут почти противоречие: сначала позитивная программа возвещения Царства, а затем негативный момент кошмарной смерти. Либо наоборот: когда позитивную ценность приписывают кресту («Он умер за грехи наши, так что мы теперь можем попасть на небеса»), что тогда значит вся эта тема «Царства»? Однако во всех четырех Евангелиях две эти темы нераздельны. Одна объясняет другую. Приход Царства есть результат всех деяний Иисуса, которые достигают задуманного завершения в его позорной смерти. На кресте оказывается «Царь Иудейский». Наши традиции, в том числе традиции богословия искупления, разделили две темы, которые неразрывно связаны.

Послушаем евангелистов

Все четыре Евангелия, среди прочего, говоря об Иисусе, рассказывают историю о долгожданном возвращении Бога Израилева. Эту тему долгое время игнорировали, но сегодня многие исследователи обращают на нее внимание. Марк начинает свое Евангелие с Иоанна Крестителя, в котором он видит предсказанных в Малахии 3 и Исаии 40 вестников, и суть дела в том, что эти вестники готовят путь не только для грядущего Мессии, но и для самого YHWH. В начале Евангелия Иоанна звучат отголоски книг Бытия и Исхода, его пролог достигает кульминации в стихе 14, где Слово становится плотью и откровением Божией славы, и в стихе 18, где Отец, которого невозможно увидеть, становится видимым в Сыне; так Иоанн дает понять читателям, что Иисус не просто «сын Бога» в том смысле, в каком таковым был царь из династии Давида в Псалме 2, во Второй книге Царств 7 и так далее. Для Иоанна Иисус есть живое воплощение единого Бога-Творца, Израилева Бога завета. Мессианское звучание слов «Сын Божий» прекрасно это выражает (можно думать, что этими словами пользовался и сам Иисус). У Матфея ангел говорит Иосифу, что у него родится «Эммануил», «С нами Бог», а в самом конце его Евангелия Иисус обещает ученикам, что пребудет с ними «до скончания века», – и это