День, когда началась Революция. Казнь Иисуса и ее последствия - Николас Томас Райт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тогда приносились жертвы, а их кровь собирали в сосуды. Половину крови вылили на алтарь, а другой половиной окропили народ со словами: «Вот кровь завета, который заключил с вами YHWH в соответствии со всеми этими словами», – в конце речь идет, разумеется, о словах Торы. Снова нам не обязательно копаться в деталях. Основный смысл вполне ясен. Во время своего общественного служения Иисус говорил и поступал так, как если бы верил, что призван участвовать в великом обновлении, заключить великий новый завет, который был обещан еще в Книге Второзакония 30 и о котором так или иначе упоминали многие пророки и Псалмы. И нас не должно удивлять, что он, понимая, что его служение подходит к ужасному завершению, прямо заговорил о том моменте возобновления завета. Поразительно, что он напрямую связывал это со своей смертью, так что даже говорил о своей крови так, как если бы это была кровь жертвенных животных в Исходе 24. (И снова стоит заметить, что ссылка на жертвоприношение вовсе не предполагает, что животных «наказывали» вместо израильтян. И потому слова Иисуса о крови не имеют здесь такого значения. Нам не следует искать правильный ответ в неправильном месте – так мы получим лишь неправильный ответ.)
Пока мы стоим на надежных исторических основаниях. Иисус выбрал Пасху для окончательного момента Царства, потому что Песах всегда был связан с Царством, а теперь должна была произойти последняя реальная победа над силами зла. И, взяв в руки чашу, Иисус произнес слова, которые говорили, что эта новая Пасха, новый Исход будут обновлением завета, который приведет к реальному «возвращению из изгнания», к окончательному прощению грехов. Эти две вещи происходят вместе. Освобождение народа от грехов и их последствий станут средствами для достижения такой победы. Но это подводит нас к последнему вопросу в этой цепочке. В каком смысле и каким образом смерть Иисуса повлечет за собой прощение грехов?
Ответ нам даст только лишь то, как сам Иисус понимал Священное Писание Израиля. Тут историческая почва под нашими ногами стала менее надежной. Первые христиане, как мы твердо знаем, верили, что смерть Иисуса совершилась «по Писаниям», в согласии с Библией, а потому, вероятно, пересказывая историю его смерти, первые последователи слышали в ней отголоски тех текстов, которые, как они думали, в ней осуществились. Но это не значит, что нам не дано проникнуть в намерения Иисуса. Тут мы видим некоторые линии, которые сходятся в одной точке, образуя правдоподобный сценарий.
Начать можно с ряда библейских отрывков, уже знакомых нам, которые в совокупности отражают представление о «мессианских бедствиях» (если воспользоваться емким выражением Альберта Швейцера). Начиная от пророка Осии VIII века до н. э. и до кумранских текстов мы находим тут и там представление о том, что окончательное искупление совершится после периода страданий. Некоторые тексты, как мы видели, относят это к небольшой группе. Один совершенно особый текст, Исаия 52:13–53:12, относит эти страдания к одной фигуре, к «Рабу», который совершит за Израиль то, что сам Израиль не мог совершить, а потому сделает для всего мира то (как в 49:6, что, возможно, перекликается с 52:13), что призван был сделать для мира Израиль. Прошлое поколение исследователей, которое понимало, какой вред приносит изъятая из контекста картина заместительных страданий (пропитанная, как я говорил, языческими представлениями), пытались говорить о призвании Иисуса, игнорируя Исаию 53. Я же вместе со многими другими исследователями уверен (и приводил свои развернутые аргументы в других трудах) в том, что этот отрывок из Исаии, если поместить его в полноценный и адекватный контекст прихода Царства, возвращения YHWH и обновления как завета, так и творения, совершенно точно описывает представления Иисуса о том, как он должен осуществить свое призвание. Он первым из всего народа примет на себя страдания, которые иначе должны были бы пасть на других.
В следующей главе мы сможем убедиться в том, что эта тема особенно ясно звучит у Луки – несмотря на расхожее мнение о том, что у этого евангелиста нет богословия искупления, достойного внимания исследователей. Но мы можем думать, что так думал сам Иисус, о чем свидетельствует ряд событий и высказываний, которые, как мы можем судить, не имеют прецедентов в иудейском мире до Иисуса и о которых первые христиане, если оставить в стороне рассказавших об этом евангелистов, не пытались размышлять дальше. Скажем, это слова о курице и цыплятах (Лк 13:34): Иисус желал бы собрать птенцов под своими крыльями, чтобы защитить их, как курица-мать, но они того не желают. Или высказывание о зеленом и сухом деревьях (Лк 23:31): Иисус – зеленое дерево, он не мечтал о насильственной революции, из-за которой гнев Рима падет на еврейский народ, но он окружен легко вспыхивающими юными бунтовщиками, которые подобны сухим ветвям для грядущего пожара. Церковь со времен Павла не пользовалась этими образами, не вспоминала о них, не размышляла о них, говоря о значении смерти Иисуса. Эти вещи сохранились вопреки (а быть может, благодаря) тому, что у них не было прецедентов ранее и о них не думали позже.
Стоит вспомнить также о том, что случилось в Гефсиманском саду во время ареста Иисуса. Он просил троих своих учеников побыть и помолиться с ним, «чтобы не впасть в искушение» (Лк 22:40). Тут мы близки к теме Швейцера – к теме «искушений», то есть «испытаний» или «бедствий», которые в будущем падут на Израиль, которые станут суровыми страданиями, приближающимися, как волна цунами. Иисус хочет, чтобы его ученики не пострадали вместе с ним. Это легко могло произойти: близкие люди человека, которого считают предводителем бунтовщиков, могли ожидать, что их схватят и что с ними поступят так, как то делали в I веке и делают в XXI-м. Каким-то образом в мрачной суматохе той кошмарной ночи всплывает тема «испытаний»; о том же повествует Евангелие от Иоанна (18:8), где Иисус говорит: если вы пришли арестовывать меня, отпустите остальных.
Скептики, разумеется, вольны оспаривать любой элемент такой реконструкции (это касается любой реконструкции мотивов любого исторического персонажа). Но в центре нашей картины есть надежная историческая опора – что Иисус выбрал Пасху, – и тогда отдельные элементы
