Слова без музыки. Воспоминания - Филип Гласс

не за городом, на окраине 16-го округа. Поехали на маленьком мотоцикле, купленном несколькими месяцами ранее по дешевке у американского студента, уезжавшего домой. Мотоцикл очень скрасил нам последние месяцы в Париже. Итак, мы промчались с ветерком мимо всех станций метро, которые прежде были для нас лишь названиями на схеме, а Париж, где царила блистательная французская осень, казалось, старался похвастаться перед нами всем лучшим, что в нем есть. Это было долгое и сладостное прощание. В больнице мы сделали прививки от столбняка, от гепатита и так далее, и тому подобное. Столько прививок, что, когда на обратном пути я управлял мотоциклом (Джоанн сидела сзади), голова у меня сильно кружилась.

Перед отъездом из Европы я приобрел всего одну важную для меня вещь — маленький, недорогой транзисторный приемник. Я планировал по дороге, и в Центральной Азии, и в Индии, слушать музыку. Незадолго до этого я поработал с Рави Шанкаром, и теперь мои уши совершенно внезапно «раскрылись», жадно ловя «новые» звуки, которые встречались по пути. И действительно, уже само по себе прослушивание радиопередач дало мне необычайный опыт. Я начал слушать радио еще в Европе и, проезжая через Грецию и другие страны, вечно крутил ручку настройки, слушал все, что мог обнаружить в эфире местных радиостанций. Через каждые сто километров отчетливо чувствовалось, как меняется музыка, — а ведь это были мелодии, которые в каждой конкретной местности жители слушали день ото дня. Изменения были постепенными, но неуклонными, создавали музыкальный ландшафт, дополнявший местную культуру. Вся эта музыка была мне в новинку, и вся она определенно была для меня экзотической.

Вначале мы направились на юг, в Испанию, так как судно, на котором мы отплывали, отправлялось из Барселоны. Поехали мы автостопом, так как берегли деньги на Индию и не собирались ничего тратить в Европе. Для начала добрались на метро до окраины Парижа и вышли на шоссе, ведущее в Бордо. В те времена автостоп был для молодежи обычной практикой, не был рискованным занятием и нас часто подвозили дальнобойщики. Считалось, что автостопщики — самые обыкновенные молодые люди, которые добираются домой или еще куда-то, у нас не возникало никаких проблем.

Мы старались за день проехать побольше, а вечером останавливались в каком-нибудь отеле. Иногда ночевка обходилась в двадцать франков — то есть в четыре-пять долларов по тогдашнему курсу. Безукоризненной опрятностью эти отели не отличались. Всю ночь напролет слышался скрип кроватей, хлопки дверей, щелчки замков. По сути, эти отели были борделями. Мы вообще частенько ночевали в таких заведениях, обслуживающих ночных гуляк, но это нас не особенно смущало. Правда, там было трудно выспаться, но условия были не так чтоб совсем антисанитарные. Мы проехали автостопом весь путь до Барселоны, где тогда, в конце сентября, было еще тепло. На трассе провели двое суток, и времени оставалось в обрез — успели только найти кассу и взять билеты на паром до Турции.

Судно, на котором мы ехали палубными пассажирами, ночью совершало переходы, а днем стояло в портах на маршруте между Барселоной и Стамбулом: в Марселе, Генуе, Неаполе, Бриндизи, Пирее. Билеты на палубу были сказочно дешевые: примерно тридцать пять долларов за весь путь. Вдобавок каждый день можно было сходить на берег и уделять восемь-десять часов осмотру достопримечательностей. Еда и напитки в цену билета не включались, так что в любом случае нам приходилось проводить день на суше. Шесть ночей мы провели на палубе, с большим удовольствием, и мне очень понравилось по утрам приближаться к порту: впервые в жизни видишь с моря, например, Геную или какие-то другие места, куда мы заходили.

В этих портовых городах мы преимущественно осматривали достопримечательности, куда пускают даром, — кладбища и соборы. Архитектурный облик итальянских кладбищ весьма примечателен. В Париже мы бывали на Монпарнасском кладбище и на Пер-Лашез, где похоронены всякие знаменитости: гроссмейстеры, поэты, музыканты, — но в Италии все еще помпезнее. Некоторые гробницы — точь-в-точь замки, возвышающиеся на огромных участках, а внутри них и под ними лежат целые семьи. Обычно, сойдя с парома на берег, мы завтракали в каком-нибудь кафе, под вечер обедали в другом кафе, потом покупали хлеб, сыр, воду и вино, чтобы перекусить и выпить во время ночного перехода, а часов в шесть-семь вечера поднимались на борт. В восемь паром отплывал, мы ужинали, засыпали на палубе, а утром просыпались в следующем городе. Путешествовали с комфортом. Погода была летняя, на Средиземном море сильной качки не бывает. Нашими попутчиками были молодые люди, которые возвращались домой в Пакистан и другие страны: в Турцию, в Индию.

Прибыв в Пирей, мы поехали в Афины посмотреть Парфенон, а также поднялись к театру у подножия Акрополя, где я потом сыграл много концертов. Мы ступили на землю Гомера, и меня это страшно воодушевило. Мы оказались на земле, которая в буквальном смысле является колыбелью западной цивилизации. Тогда мы полагали, что от греков унаследовали больше, чем от римлян. Правда, впоследствии, работая над оперой «Эхнатон», я, вообще-то, обнаружил, как много греки позаимствовали у Египта. Но в моих учебниках на этом нюансе как-то не заострялось внимание. О нем я узнал из книг, прочитанных по собственному желанию.

Спустя много лет, когда Мортон Абрамовиц, муж моей сестры Шеппи, был послом в Турции, Аллен Гинзберг проехался со мной и другими нашими друзьями по античным амфитеатрам Ионического побережья. Меня интересовали акустика и ее механизмы, так что Аллен выходил на сцену и декламировал знаменитое стихотворение Йейтса «Плавание в Византию». Туристы, которые в тот момент находились рядом, присаживались в амфитеатре и слушали: как-никак, декламировал человек профессорского вида, с пышной копной волос (по-моему, никто и не догадывался, что это Аллен Гинзберг); охранники не чинили ему препятствий. Аллен выходил на середину сцены и декламировал; просто поразительно, как красиво и четко звучали стихи на этих площадках под открытым небом.

Днем мы с Джоанн отплыли из Пирея. Турция была совсем рядом. Я до сих пор явственно помню, как мы подошли к Стамбулу: заходящее солнце окрашивало небеса мягким, оранжево-красным светом, устраивая нам теплую торжественную встречу. В Стамбуле мы впервые почувствовали: здесь по-настоящему начинается наше паломничество в страну Востока. Я четко ощутил, что нахожусь у ворот этой страны. Стамбул столько столетий стоит одной ногой на Западе, другой — на Востоке, что приобрел особенное свойство: когда приезжаешь из Европы, он кажется тебе азиатским, а когда возвращаешься из Азии — европейским. На самом деле Стамбул — и азиатский и европейский одновременно. В этом городе всякий европеец может почувствовать