Человек, который перебегал улицу - Андрис Колбергс

Когда Вилберт поливал шампиньоны теплой водой, у него появилась мысль, что письма могли бы благожелательно настроить судей, когда он вместе с Аргалисом и Цауной сядет на скамью подсудимых. Он даже представил себе, как встает и говорит полушепотом:

«Уважаемый суд, я сделал все, чтобы прекратить деятельность преступной группы, я был твердо убежден, что она действительно прекратилась и только поэтому я не сделал милиции личное письменное признание. Уважаемый суд имеет возможность убедиться в правдивости этих слов — мой адвокат приобщил к делу квитанции обоих заказных писем, они прикреплены к положительной характеристике, которую подписал председатель колхоза «Вирпени».

Кроме того, Зутис надеялся, что в «Моде» действительно сократят нормы расхода ткани, и бывшим компаньонам хищение больше не удастся. А если хищение прекратится, то появилась бы и реальная надежда на то, что оно канет в омут забвения.

Хотя рост материального благосостояния у мошенников был разным, кое-что перепадало и тем, кто был помельче.

Джонг был доволен, что впервые в жизни получил какую-то независимость, он казался себе более важным и значительным. Он жил у сестры, набил полный шкаф консервативными двубортными костюмами и развлекался почти по-пуритански — ходил в оперу и оперетту, сытно ужинал в ресторанах, не увлекаясь выпивкой, и среди официантов и швейцаров слыл как клиент, дающий щедрые чаевые.

Об устройстве своей жизни Джонг почти не заботился. Так много разных женщин пытались устроить его жизнь, что ему даже думать на эту тему уже не хотелось. Он решил, что пока надо радоваться жизни как таковой, а уж потом какая-нибудь охотница с сетями для него найдется.

На вечер, который устроила «Мода» в честь Женского дня, Джонг явился в суперэлегантном желто-коричневом костюме в полоску, великолепно танцевал вальс и танго, выделывая разные туры, целовал дамам ручки и угощал их в буфете шампанским.

После танца Валентина Мукшане пригласила его за столик, где сидела администрация: выглядело не совсем красиво, что за ним сидят одни женщины: Андрей Павлович подхватил насморк, и жена не выпустила его из дома.

Джонг по очереди танцевал со всеми дамами за своим столиком, произнес с полдюжины толковых тостов — писание красивых писем не было единственным его призванием — и предложил в этот вечер петь песни только о женщинах.

— В тихом Кемери, в тихом домике, жила Аннушка, раскрасавица… — начал он сильным голосом, и весь зал подхватил.

Джонг стал как бы центром зала, конечно, это произошло оттого, что сидел он за столиком администрации, потому что в «Моде» никто не мог соперничать с ним в солидности, а остальные мужчины были здесь просто приглашенными.

Джонг рассказывал своим дамам допустимо пикантные анекдоты и удивил их тем, что регулярно посещает оперу, а также рассказал, какие интересные разноцветные перья бывают на шляпах у героев.

Валентина приметила Джонга давно: да и как можно не заметить мужчину на фабрике, где сильный пол не превышает пяти процентов общего числа работающих, но она никогда и подумать не могла, что он может быть таким остроумным и приятным кавалером. Она смотрела на Джонга слегка прищурившись, грудь ее волновалась, она ждала дамский танец. Она сегодня была одета с изысканной элегантностью и даже курила не папиросы, а сигареты, чтобы не нарушить этой элегантности. Валентина ждала дамский танец, чтобы пригласить Джонга и, пока еще другие пары не поднялись, танцевать с ним посреди пустого зала, потому что ей так нравилось и танцевала она хорошо.

Джонг тем временем рассказывал необыкновенные случаи из жизни известных актеров, о которых наслушался, будучи рабочим сцены. За столом он держался свободно, ему не приходилось думать, как и чем едят маслины, как держать поданную салатницу и в какие рюмочки наливать ликер — посещая рестораны, тоже можно кое-чему научиться.

Приглашение Валентины на танец подсказало Джонгу, что он ей не неприятен, но его все еще смущали ее элегантность и занимаемая должность.

И в конце вечера он попросил у Валентины разрешения проводить ее домой и не получил отказа.

На улице стоял леденящий холод. Валентина была в шубе, мягкость которой чувствовал и он. И сознавая, как великолепно они выглядят вместе, он как бы свысока поглядывал на прохожих.

На улице Джонг внезапно лишился дара речи — они шли молча. К счастью, Валентина истолковала это по-другому. Джонг вдруг попал в ситуацию, в какой раньше не бывал. Рядом с ним шла женщина, которая ему очень нравилась, но которая знала, что он всего-навсего заведующий каким-то складом. А не знай она этого — что бы изменилось? Она умная и образованная, такой не наболтаешь, что он заместитель директора, и не наплетешь что-нибудь про собрания, она спросит конкретно, ей не наплетешь и про то, что его ждет государственная премия за чертежи — стоит ей спросить его про линии «А», про пунктирные или осевые линии — и он тут же сядет в лужу, потому что про эти линии слышал только краем уха. Нет, тут его виды невелики, поэтому лучше отступить с честью.

— Мы пришли, — Валентина остановилась возле нового многоэтажного дома. — Я живу здесь.

— Было очень приятно познакомиться поближе, — пробубнил Джонг, целуя протянутую руку.

— Благодарю… Не хотите ли чашечку кофе?

Джонг не был бы Джонгом, если бы в конце концов не ляпнул что-нибудь невпопад.

Когда Валентина поставила на стол дымящийся кофейник и печенье, Джонг стал плести, как в будни он обычно пьет гранулированный кофе «Негзпеу» и таким образом каждое утро экономит несколько минут. На прямой вопрос, где можно достать такой кофе, Джонг, разумеется, ничего не мог придумать лучшего, кроме «дяди в Австралии», который присылает ему посылки. Ткань для всех его костюмов куплена не в комиссионке, как можно было бы подумать, а прислана тем же дядей. Кофе «Негзпеу», по его словам, упакован в коричневые жестяные банки с золотыми надписями и герметичной крышкой.

— У вас старый и богатый дядюшка, — сделала вывод Валентина, усевшись рядом с Джонгом. Кофе был сервирован на лакированном журнальном столике, и сидеть можно было на кушетке со спинкой или в кресле, но, войдя в комнату, Валентина открыла окно, и теперь кресло оказалось на сквозняке.

— Он недавно умер. Оставил довольно приличное наследство, но мне сказали, что налоговые отчисления будут большими. Я принесу как-нибудь и покажу фотографии похорон — красивые цветные снимки.

То, что он нашелся, что пообещать, вернуло Джонгу уверенность в себе, и он рассказал Валентине, что у дяди мастерская по производству портфелей, и один такой портфель он прислал ему. На уголке тиснение «Р1ох 5 Со Мас1е т АихДаПа». Дядюшка — брат отца, поэтому и фамилии одинаковые.

Как близко она сидела, как была элегантна и соблазнительна!

Джонг обнял ее за талию, с минуту они сидели, словно боясь пошевелиться. Рука Джонга электризовала Валентину, но она умела подавить любую свою страсть, хотя потом кусала подушку и плакала навзрыд.

— Кофе выпили, пора домой! — сказала она и медленно поднялась. Джонг почувствовал себя так, словно на него выплеснули ушат холодной воды.

Она убирала посуду, он в коридоре начал одевать пальто. Она остановилась в кухонных дверях и сказала:

— Извините, Арвид, мне уже не пятнадцать лет и потому меня не увлекают дешевые приключения.

— Правильно… Вы правы… С глубочайшим уважением… — Джонг поторопился распрощаться.

— Обещайте, что придете в гости… Я по вечерам почти всегда дома… Вы в шахматы играете?

Это был второй ушат, но он перенес его с достоинством.

— Я постараюсь достать билеты на «Тангейзер»…

Квартира тридцать восемь, запомнил он, спускаясь вниз по лестнице.

Глава 20

Вильяму попались не самые плохие мастера, но и они были избалованы не меньше, чем остальные их собратья по ремеслу, для которых лихорадка дачного строительства в окрестностях Риги явилась просто золотой жилой. Плотники, каменщики и штукатуры стали настолько привередливы, что о сдельной работе больше и слышать не хотели, и лишь приличия ради оправдывались тем, что хозяин, может быть, не сумеет вовремя подвезти материалы, и тогда у них возникнет простой. Но они могли и не оправдываться, потому что из-за недостатка специалистов хозяева будущих дач все равно были вынуждены принимать любые их условия. Вначале мастера требовали за вечер по десять рублей на человека, потом пятнадцать, а когда им безропотно платили и столько, они установили твердую цену — двадцать рублей на человека плюс обед с водкой. Работали они бригадами, среди них случались люди, прекрасно ориентировавшиеся в трудовом законодательстве, поэтому после каждого академического часа все пятнадцать минут курили. Когда хозяин был рядом, а им очень хотелось подольше покурить, на все вопросы они отвечали с нескрываемым превосходством знатоков: «Сохнет. Надо подождать, пока затвердеет. Надо ждать, пока усядется». Получая новый заказ, они по крайней мере раза три выбегали за калитку. «Нет, нет! За это мы не возьмемся, это такая работа, за нее вы вообще не сможете заплатить!» — и позволяли хозяину поймать их на улице и втащить обратно.