Тайная история Марии Магдалины - Маргарет Джордж

В сгущавшемся сумраке ущелье и скалы приобрели фиолетовый, а потом пурпурный оттенок, и женщине казалось, что там внизу, в багровой бездне, толпятся сонмища демонов.

«Я знаю, что наделена способностью видеть духов, — подумала Мария. — Дано же мне было увидеть Валлу в тот день, когда видение посетило меня в собственном доме. Но что мне известно о духах тьмы, мрачных тенях, обитающих в Шеоле?[35] Может быть те тени, что мечутся там, внизу, в каком-то смысле являются их отголосками или отражениями?»

Она очень проголодалась: ни обеты, ни молитвы не смогли заглушить аппетит.

— Но я дала слово, — произнесла Мария вслух, — Я дала слово, и я сдержу его.

Стемнело. Лучшим средством против голода и страха, изводящих ее, мог бы стать сон, а потому Мария медленно побрела в пещеру, разложила подстилку и улеглась. Вокруг царила кромешная тьма, казалось накрывшая весь мир, однако то, что она оказалась погруженной в этот беспредельный мрак, сейчас воспринималось ею как нечто правильное. Он был реальностью, а вот все остальное — ее жизнь в Магдале, свет солнца, брак, празднование Песаха — казалось сном. Вот где ее истинное место и предназначение: обритой и голодной лежать на холодной подстилке в пещере посреди пустыни, с невидимыми врагами внутри, в окружении множества неизвестных и безымянных угроз.

Водятся ли здесь летучие мыши? Кажется, ее слух уловил шорох их крыльев. Или шорох каких-то крыльев. Спала ли Мария? Бодрствовала ли?

На следующее утро, открыв глаза, Мария увидела огромного стервятника, примостившегося на краю уступа снаружи пещеры. У него был изогнутый клюв, морщинистая голая голова и перья, которые поблескивали и переливались, хотя солнца еще не встало. Что придавало им этот зловещий, радужный оттенок? Более того, когда женщина смотрела на птицу, ей казаюсь, будто эти перья испускают мерцающее свечение.

Она подтянулась на одном локте и прищурилась. Птица в ответ наклонила голову и посмотрела на нее.

Марии очень хотелось пить. Она попыталась встать, но почувствовала головокружение, поэтому на четвереньках поползла к бурдюку, припала к нему и сделала долгий, глубокий глоток. Птица не шелохнулась, судя по всему, движение женщины ничуть не напугало ее. Она просто сидела и смотрела.

Мария вытерла потрескавшиеся губы тыльной стороной ладони. Взгляд птицы словно приклеился к ней, и она вдруг почувствовала, что стервятник очень силен. Обращенный к ней глаз сверкал, огромные безобразные когти сгибались и разгибались. Теперь птица нахохлилась, перья встали торчком, и впечатление, что они светятся, стало еще сильнее.

Мощный клюв стервятника раскрылся, с него сорвался странный крик, более похожий на стон вожделения, чем на обычно хриплое карканье падальщиков. Поскольку издала его птица, он прозвучал до омерзения извращенно — от неожиданности Мария отпрянула. Стервятник отреагировал на это, приблизившись к ней на пару тяжелых прыжков.

Женщина подняла камень и замахнулась. Птица злобно уставилась на нее и встопорщила перья, словно грозя наброситься. Мария прикинула, что столь крупная тварь, размером с доброго ягненка, может оказаться опасной.

Она прицелилась и бросила камень. Он угодил птице в спину, но отскочил, почти не потревожив торчащие перья. Зато, похоже, разозлив отвратительное создание. Широко раскинув ужасные крылья и щелкая клювом, стервятник стал надвигаться на нее. У Марии не было никакого оружия, но она выхватила из кучи собранного Андреем валежника суковатую палку с намерением использовать ее как дубинку.

Издав злобный клекот, хищник бросился на нее, выставив крючковатые когти. Мария припала к каменному полу, чтобы взлетевшая птица промахнулась, но хищный бросок был нацелен точно, а попытка отмахнуться палкой не возымела эффекта. Когти вцепились Марии в плечо, клюв изготовился рвать ее плоть, а отвратительный залах, исходящий от питавшейся трупами твари, оказался еще ужаснее, чем клюв и когти. В нем смешались зловоние, гниющей козлятины, смрад разлагающихся крыс, омерзительный дух внутренностей и рыбьих потрохов, которые люди выбрасывают на помойку или сжигают. Однако стервятник не только питался гнилью, но и сам представлял собой полуразложившийся труп, ибо когда Мария, защищаясь, схватила его за длинную шею, то почувствовала под рукой не мускулы, но что-то вязкое и склизкое.

Это была не настоящая, не живая птица! Плоть живого существа не может быть сгнившей!

Ужасное открытие обрушилось на Марию, когда она, чтобы не дать стервятнику выклевать ей глаза, сжала горло твари. Горла просто не было, лишь сухожилия, позвонки да гнилое мясо, смяв которое пальцы Марии сомкнулись.

Тут ей неожиданно пришло в голову, что все демоны, с коими она сталкивалась прежде, являлись невидимыми, бесплотными духами, этот же имеет хоть и гнилую, но плоть.

От мерзкой вони женщину выворачивало, так недолго и чувств лишиться. Пальцы Марии соскользнули с птичьей шеи, а когда она пнула стервятника в покрытую встопорщенными перьями грудь, нога ее увязла в гниющей массе, которая, казалось, могла засасывать, как трясина.

— Я воплощение мерзости и обреченности! — С птичьего клюва вдруг сорвались человеческие слова. — Я Рабицу, скорчившийся демон.

Рабицу! Таинственный Рабицу — вот, оказывается, как он может выглядеть. Кажется, рабби упоминал о нем.

Отвратительная, лысая, бородавчатая птичья голова метнулась вперед, и Марию пронзило болью — клюв ударил ей в грудь. Одновременно стервятник вперил свой взгляд в ее лицо. В глазах птицы не было даже зрачков, а лишь бездонная чернота, чернота, чернота…

Плавно, словно погружающийся в воду ныряльщик, демон скользнул в нее. Боль тут же прекратилась, но вместе с ней ушло и сознание. Лишившись чувств, Мария растянулась на подстилке.

Когда Мария открыла глаза, солнце висело высоко над головой. Стоял полдень. Ей не сразу удалось сообразить, где она и что с ней, но потом с ужасающей ясностью нахлынули воспоминания. Содрогнувшись, она осторожно потрогала грудь, ожидая обнаружить кровавую рану, но на том месте, куда вонзился клюв, не осталось даже царапины. Вообще никакого следа!

Но ведь стервятник здесь был, вот кое-где на земле даже остались следы огромных когтей. Куда же он делся?

Ответ пришел одновременно с вопросом — туда, где уже находятся другие демоны. Присоединился к ним. И сейчас тоже пребывает в ней.

«Да, верно, — услышала она в голове странный, расплывающийся и тающий голос. — Я здесь. Я явился потому, что подобные мне призвали меня, сказав, что ты стала для них прекрасным вместилищем. Мы, демоны, не любим одиночества и, когда овладеваем пригодным телом, стараемся собрать компанию».

— Кто ты? — спросила Мария, уже поборовшая страх. Ничего не изменится, если она заговорит с ним.

«Ты назвала меня правильно, — произнес голос. — Один раз ты мысленно произнесла мое имя. Неужели не помнишь? Подумай».

Она не называла иного имени, кроме… Скорчившийся демон…

«Да, так меня прозвали. Но ты назвала мое настоящее имя, — строго напомнил ей голос, — Имена очень важны. Имена наделены силой. Имена различают. Назови мое истинное имя. Ну, давай. Ты его знаешь».

— Рабицу, — прошептала Мария.

«Да», — с удовлетворением подтвердил голос, и, хотя было непонятно, как звук может источать зловоние, воспринимался он именно так, как воплощение смрада и разложения.

— Это ты обрек Каина на гибель…

«Да! Значит, ты встречала упоминание обо мне в Торе. Очень хорошо, Тогда ты знаешь, что я древний дух, принесший людям немало бед, а потому особо почитаемый и восхваляемый среди демонов».

В этом признании слышался оттенок гордости.

— Да в Торе об этом почти и не говорится, — возразила Мария, — Вот единственное упоминание: «И сказал Господь Каину: почему ты огорчился? и отчего поникло лицо твое? Если делаешь доброе, то не поднимаешь ли лица? а если не делаешь доброго, то у дверей грех лежит: он влечет тебя к себе…».[36]

«И я увлек! — воскликнул демон. — Ты знаешь, это по моему наущению он убил брата своего Авеля и положил начало смертоубийству среди людей».

— И ты здесь, чтобы убить и меня?

Мария дошла до того предела, когда была уже готова приветствовать смерть. Надежды ее истаяли, силы исчерпались. Она удалилась в пустыню ради избавления, но вместо этого лишь позволила вселиться в себя новым демонам. Ей не хватило сил отразить их, а теперь они, как говорил Рабицу, будут призывать подобных себе, пока вовсе не лишат ее разума и воли. Нет, выход для нее существует только один.

«Наверное, Симон и Андрей придут, найдут меня, а потом расскажут Иоилю, что я… наконец отмучилась», — подумала она.

— Может быть, ты рассуждаешь верно, — пробормотал Рабицу. — Убийство — это как раз то, что мы, демоны, любим больше всего и делаем лучше всего.